11
Во второй раз за несколько дней Хло переживала странный и очень раздражающий опыт: прогулку по людной улице в компании Дэйгиса МакКелтара. В первый раз, вчера, они шли по Манхэттену, и там происходило то же самое.
Мужчины уступали ему дорогу.
Не потому, что он был невежлив или расталкивал их. Наоборот, Дэйгис двигался с текучей грацией тигра. Двигался уверенно, хотя и немного хищно. Мужчины инстинктивно обходили его стороной.
А вот с женщинами было совсем по-другому. Именно они раздражали Хло. В Нью-Йорке на Дэйгиса реагировали так же, но вчера ее это так не напрягало. Женщины тоже уходили с его пути, но не совсем, словно не могли удержаться и не потереться об него боком, а потом два или три раза оглядывались Дэйгису вслед. Одна из прохожих бессовестно прижалась грудью к его руке. Несколько раз Хло возмущенно оборачивалась и успевала заметить, что женщины не сводят глаз с его зада. Пусть она маленькая, но – черт побери – она же
* * *
Они приближались к месту назначения, и Дэйгис становился все более мрачным. После долгих размышлений он решил, что лучше всего просто появиться на пороге Драстена без предупреждения. Дэйгис надеялся, что дверь откроет Гвен. И вообще надеялся на лучшее.
Он посмотрел на Хло, радуясь, что в этой поездке он не одинок. Но даже с ней он не раз намеревался повернуть назад. Если бы он ехал один, то сначала заехал бы в музеи, откладывал бы поездку к брату на потом, придумывая всевозможные отговорки, лишь бы не признаваться себе: он не хочет встречаться с Драстеном. Теперь же, когда с ним была Хло, встреча с Драстеном уже не казалась невероятной.
А раздражение Хло вскоре прошло, словно в таком маленьком теле просто не могли ужиться раздражение и радостное изумление. Она пила кофе и смотрела в окно, указывала пальцем и засыпала его вопросами. Что это за руины? Когда здесь начинается лето? Когда зацветает вереск? А тут действительно водятся куницы и как бы увидеть хоть одну из них? А их приручают? А они кусаются? А можно будет походить по музеям и где они находятся? А как насчет Гленгарри? Далеко еще до замка?
Дэйгис рассеянно отвечал, но Хло была настолько очарована перспективами, что не замечала его невнимательности. Он не сомневался в том, что девушка влюбилась в его страну с первого взгляда. Ее энтузиазм заставил его вспомнить то время – казалось, это было в прошлой жизни, – когда он и сам смотрел на мир с интересом.
Он заставил себя отвернуться от девушки, и его мысли возвратились к предстоящей встрече.
Он не видел Драстена – бодрствующего Драстена – четыре года, месяц и двенадцать дней. С того вечера, когда Драстен заснул волшебным сном, чтобы проспать пять сотен лет. Тот, последний день они провели вместе, пытаясь вложить в него целую жизнь.
Близнецы и лучшие друзья, которые с самого детства почти не расставались, – в ту ночь они попрощались. Навсегда. Драстен ушел спать в башню, мимо которой Дэйгис проходил по десять раз на дню. Сначала он каждый раз иронически желал брату доброго утра, но вскоре это стало слишком болезненным.
До того как Драстен отправился в башню, они вместе продумывали планы нового замка, который в будущем должен стать домом Драстена и Гвен. После того как Драстен заснул, Дэйгис полностью ушел в работу, наблюдал за строительством, управлял сотнями рабочих, трудился вместе с ними.
И, занимаясь строительством, он начал опасаться растущего в нем чувства пустоты.
Замок поглощал все его внимание. Невозможно трудиться дни напролет на протяжении трех долгих лет и не отдать часть себя не процессу творения, а самому творению. Пустые, ждущие своего часа комнаты обещали счастливую жизнь. Обещали будущее, в котором ему самому не было места.
Когда Драстен погиб, Дэйгис часами простаивал перед замком, глядя на мрачный пустой силуэт здания.
Он представлял Гвен, которая ждет Драстена в будущем. А тот так никогда и не появится. Она будет жить одна. Нелл сказала Дэйгису, что Гвен беременна, хотя сама об этом еще не подозревает, и это означало, что ей придется в одиночку растить детей.
Дэйгис думал о том, что за этими темными окнами никогда не загорятся свечи. Дети никогда не будут бегать по этим лестницам.
И пустота в нем наконец заполнилась – но не добром, а тоской, яростью и вызовом. Он грозил Небесам кулаком, он злился и сыпал проклятиями. Он спорил с тем, во что с самого детства должен был верить.
И к туманному, кровавому рассвету Дэйгис понял одно – в замке, который он построил,
* * *
Адам Блэк смотрел на автомобиль, который мчался по дороге к горам МакКелтаров. Давным-давно его королева дала приказ, запрещающий Туата де Данаан приближаться к землям МакКелтаров ближе, чем на тысячу лиг. Но Адам решил, что, раз уж МакКелтары первыми нарушили Договор, старые приказы недействительны.
Он знал, почему королева отдала такой приказ. МакКелтары, которые пожертвовали своей судьбой и судьбой будущих поколений, чтобы хранить Договор, были свободны от любого вмешательства со стороны Туата де Данаан, потому что королева знала – кое-кто из их расы был недоволен Договором. Не все хотели покидать реальность смертных. И кое-кто мог попытаться заставить МакКелтаров нарушить Договор.
Итак, с того самого дня, как Договор был скреплен печатью, ни один МакКелтар даже не видел никого из своих древних покровителей.
Адам подозревал, что это могло быть ошибкой. Да, МакКелтары добросовестно исполняли свои обязанности, но за тысячу лет они успели забыть, для чего это делают. Они больше не верили в существование Туата де Данаан, не помнили подробностей судьбоносной битвы, итогом которой стало их служение. Их древняя история стала для них не более чем мифом.
На Йоль, Бельтайн, Самайн и Лугнассад МакКелтары все еще проводили ритуалы, которые держали стены меж двух миров, но они уже не помнили истинной цели этих ритуалов. Возможно, одно поколение отказалось поддерживать традицию устных пересказов о прошлом и не передало историю потомкам. Или кто-то из старшего поколения умер прежде, чем успел поделиться с наследниками секретами. Или древние тексты не были тщательно переписаны, прежде чем их поглотило время. Кто знает? Адам знал лишь одно: смертные, похоже, забыли свою историю. Те дни, когда следовало почитать Договор, теперь считались праздниками, и не более.
Он фыркнул, глядя, как машина переваливает через холм. Люди не могут разобраться даже в истории собственной религии, хотя прошло всего две тысячи лет. Неудивительно, что история его расы с течением времени позабылась.
«Итак, – подумал он, взирая со своего наблюдательного пункта на высоком скалистом холме, – самый темный друид отправляется домой, везя с собой возрожденное зло Драгаров. Восхитительно». Интересно, что по этому поводу скажет королева?
Он не собирался ничего ей сообщать.
В конце концов, Адам считал, что возрождение Драгаров – это в первую очередь ее вина.
Даже сейчас, собрав совет, она была занята решением дальнейшей судьбы смертных.
Четыре с лишним тысячи лет назад его народ удалился в тайное убежище, чтобы смертные и Фейри не уничтожили друг друга. Вскоре после этого Драгары при помощи тёмных искусств чуть не разрушили оба мира.
Его королева никогда не позволит такому случиться.
Адам вздохнул. Часы смертных были сочтены.