Потом Анастасия выслушала сумбурное повествование о недолгой учебе молодого полицейского в Венском университете, откуда его выгнали за нехождение на лекции, о его родном дяде, работающем делопроизводителем в полицейском управлении, о семье, рано потерявшей кормильца. Откровенность Уве отчасти объяснялась стограммовым стаканчиком рома, который в кофейне подавали постоянным посетителям. Курская дворянка оплатила весь заказ, дала Оксенкнехту пять талеров вместо обычных трех и попросила впредь сообщать ей о событиях у посольства Пруссии и прогулках его дипломатов.
По дороге домой она думала, правду ли сказал ей австриец. Однако, как бы то ни было, Уве – ее первое знакомство в Вене вне стен российского представительства. Оно несет признаки классической вербовки. Аржанова завербовала полицейского шпика, причем по его собственному желанию. Жаль только, что служит он не в Министерстве иностранных дел у князя Кауница, а у графа Пергена. Хотя за спиной у Оксенкнехта – дядя-делопроизводитель, и вдруг это когда-нибудь пригодится…
Прибытие курьеров с депешами из России всегда было волнующим событием в однообразной и скучной жизни посольства. Появлялись они раз в месяц, между 15-м и 20-м числами и привозили вместе с официальными бумагами частные письма для сотрудников. Ездили курьеры парами. Одна пара находилась в пути, другая оставалась в посольстве, потом они менялись. Всего в штате заграничного учреждения в Вене числилось четыре курьера и получали они по 90 рублей в год при бесплатном обмундировании и питании. На курьерские должности назначали военнослужащих: прапорщиков и сержантов. Кожаную суму, запечатанную красными сургучными печатями Иностранной коллегии, вез офицер, унтер-офицер выступал в роли его помощника и охранника.
Из этой кожаной сумы госпожа фон Рейнеке получила пакет от баронессы Греты фон Шулленус, ее родной тети по отцу, проживающей в Курляндии. Послание родственницы, написанное по-немецки, занимало две страницы крупным, разборчивым почерком и целиком посвящалось описанию последних событий в родовом поместье: сильный снегопад, поломка ветряной мельницы, болезнь комнатной собачки, визит престарелого пастора. На самом деле это была шифровка от светлейшего князя Потемкина-Таврического и управителя его канцелярии коллежского советника Попова. Требовалось наложить на текст так называемую «решетку Кардано», изобретенную миланским врачом и автором многих научных работ, Джилорамо Кардано, жившим в XVI столетии.
«Решетка» – всего лишь лист бумаги, кусок ткани или тонкой кожи, в котором проделано множество отверстий – «окошек». Они располагаются в определенной системе, имеют нумерацию. «Решетка» накладывается на первоначальное послание, вроде бы вполне безобидное, и тогда сквозь «окошки» проступают буквы секретной депеши. Этот тип кодирования получил также наименование «шифра перестановки». Надежное и остроумное изобретение, но неудобство его в том, что приходится придумывать слишком длинные и запутанные тексты для первоосновы.
Аржанова, порывшись в ящике со своим бельем, достала со дна свернутый в трубочку прямоугольный кусок тонкой лайковой кожи. Он совпадал по размеру с листами, испещренными каракулями «тети Греты». Но кожа залежалась и сама по себе скатывалась обратно в трубку. Анастасия с нажимом разгладила ее ладонями раз, другой, третий. Затем наложила лайку на основной текст и стала по очереди выписывать проступающие в «решетке Кардано» буквы. Получилось короткое послание:
«Флоре. Надеюсь, путешествие благополучно завершилось и вас приняли хорошо. Осматривайтесь на месте, не торопитесь. Важны любые сведения, любые информаторы. Больше сотрудничайте с Немцем. Всегда верил в вашу удачу, верю и сейчас. Князь».
Курской дворянке хотелось в суховатой деловой записке узнать голос великолепного Григория Александровича, его своеобразную интонацию. Составлял письмо, конечно, не он, а Попов. Никаких сентиментов допускать не полагалось. Но иногда какое-нибудь слово выпадало из ряда официальной лексики и звучало намеком на искренние чувства: «Всегда. Верил. Верю. Сейчас». Действительно, им обоим пока остается только верить…
Тем временем в кабинете посла Дмитрий Михайлович Голицын, первый секретарь посольства фон Рейнеке и второй секретарь Федор Опочинин разбирали свежую почту. В ней присутствовали как открытые, так и зашифрованные депеши. Конфиденциальную корреспонденцию Иностранная коллегия скрывала при помощи «цифири», или цифровых кодов, достаточно сложных и меняющихся раз в год. Ключ к коду хранился в сейфе, искусно спрятанном в кабинете посла.
Голицын достал его и передал Опочинину, который исполнял обязанности шифровальщика. Взяв письмо с колонками четырехзначных цифр, второй секретарь сел за стол и склонился над бумагами. Эта работа не терпела спешки, требовала предельной сосредоточенности и большого внимания к каждой детали.
Посол прежде всего сломал печати на пакете от князя А. А. Безбородко, секретаря царицы «уполномоченного для всех негоциаций». Этими загадочными словами определялась особая роль князя, талантливого и образованного чиновника, умеющего составлять замечательные докладные записки для Екатерины Второй. Под непосредственным руководством государыни и Потемкина-Таврического он фактически управлял работой Иностранной коллегии, хотя официально пост ее главы занимал другой человек – вице-канцлер граф И. А. Остерман.
Безбородко писал Голицыну по-русски, и послание его имело вид дружеского обсуждения текущих международных дел. Он напоминал о союзном договоре между Англией и Пруссией, заключенном в 1786 году. Договор остается в силе и направлен против Австрии и России. Инициатор этого соглашения – премьер-министр Соединенного Королевства Уильям Питт-младший, сын лорда Чатама, молодой и энергичный политик, занимающий крайне враждебную позицию по отношению к нашей стране.
Он задумал сломать давно сложившееся равновесие в центре континента и придать Англии ведущую роль. В связи с этим секретарь царицы рекомендовал старому дипломату тщательнее собирать сведения о деятельности при венском дворе не только пруссаков, но и англичан.
Дальнозоркость, развившаяся у Дмитрия Михайловича к шестидесяти годам, заставляла его пользоваться очками при чтении. Теперь он снял их, опустил руку, в которой держал письмо, и покачал головой. Напрасно там, в Санкт-Петербурге, предаются беспочвенной тревоге. Пока у руля внешней политики в Священной Римской империи стоит его стариннейший приятель князь Кауниц, коему денег плачено немало, пока на троне восседает Иосиф Второй, единомышленник российской самодержицы и убежденный противник турок, пронырливым сынам Туманного Альбиона здесь ничего не светит. Корифеи европейской дипломатии с усмешкой наблюдают за потугами Питта-младшего, как если бы подросток с мячиком вдруг пришел к убеленным сединами старцам и предложил им поиграть в пятнашки. Впрочем, советы князя Безбородко, конечно, обязательны к исполнению, и подходящий исполнитель у действительного тайного советника имеется.
– Взгляните, друг мой, – Голицын передал послание секретаря царицы надворному советнику. – Кажется, вы уже основательно познакомились с нашими конфидентами и их возможностями. Вот новое и весьма серьезное задание для них…
Глава седьмая
Масоны в Вене
За столом, накрытым белоснежной, сильно накрахмаленной скатертью, с такими же белоснежными салфетками, с обеденным фаянсовым сервизом светло-кофейного цвета они сидели довольно далеко друг от друга. Глафира подала второе блюдо: шницель по-венски с зеленым горошком. Ее сын Николай наполнил красным полусухим вином хрустальные бокалы.
– Ваше здоровье, дорогая Лора! – сказал Якоб-Георг.
– Ваше здоровье, любезный супруг! – курская дворянка тоже подняла бокал и дружелюбно кивнула головой «Немцу».
Секрет шницеля по-венски очень прост. Поросят кастрируют на четвертом месяце жизни, затем отпаивают парным молоком, кормят толчеными грецкими орехами и манной кашей. Их мясо, лишенное и капли жира, делается нежным, как сливочный крем. При окончательном изготовлении куски свинины отбивают до тонкости листа картона и жарят на раскаленной чугунной сковороде. Достаточно провести остро заточенным столовым ножом по шницелю, и мясо поддается вам, точно женщина, охваченная страстью.
Фон Рейнеке соглашался с Аржановой в том, что никакой дикий кабан, пусть и вымоченный в вине с мускатным орехом, кардамоном и гвоздикой, не может иметь такого превосходного вкуса. Ей-богу, ради подобного блюда стоило приехать в столицу Священной Римской империи и надолго поселиться в ней, будучи в ранге российского дипломата. Престиж и богатство Империи дают ему возможность наслаждаться здесь достижениями европейского комфорта в полной мере.
Так протекал их разговор, довольно обычный в обычный, будний день. Супруги вяло перешучивались друг с другом насчет австрийских поросят и того выдающегося кулинара, который придумал сей рецепт. Они беседовали на русском языке. Верная служанка вместе со своим сыном внимали словам матушки-барыни и хитроумного «Немца» и дивились долгому обсуждению столь пустякового предмета.
Правда, случалось за обедом им говорить и на другие темы, но по большей части – на французском. Якоб-Георг описывал Флоре характеры сотрудников посольства, причуды старого князя, некоторые проблемы собственной служебной деятельности. Тогда Аржанова оживлялась и задавала ему вопросы. Однако главного, о чем он думал неотступно, все равно не происходило. Она не приглашала его на женскую половину апартаментов: в будуар, откуда короткий коридор с низким сводчатым потолком вел к спальне.
Про эту комнату ему, конечно, следовало забыть. Хотя он побывал в ней один раз, когда переставляли мебель. Фон Рейнеке запомнил широкую постель под гобеленовым розово-бордовым покрывалом, больше овальное зеркало на стене, туалетный столик с флаконами духов, коробочками пудры, косметических мазей и помад. Свежий запах жасмина и лаванды, казалось, остался с ним и до сих пор волновал воображение.
Хорошо, пусть спальня будет для него закрытой территорией. Но ведь можно было приятно проводить вечера в уютном будуаре, сидя в креслах у пылающего камина, болтая о том, о сем, играя в карты или в шахматы, как добрые друзья, если не супруги. Почему она никогда не предлагала ему этого? Разве ей не скучно одной долгими томительными вечерами в Вене, чьи площади, улицы и парки уже покрылись легким декабрьским снежком?..
– Дорогая Лора, – сказал надворный советник. – Сегодня доставлена почта из России. Письмо князя Безбородко очень не понравилось нашему милому старикану. Он дал мне еще одно поручение.
– С чем оно связано? – спросила курская дворянка, отставляя в сторону пустую тарелку без шницеля по-венски.
– Оно связано с поиском контактов в разных кругах столичного общества.
– У вас есть предложения?
– Да. Но вам придется принять участие, поскольку вы – моя супруга.
Анастасия прислушивалась к его словам. Якоб-Георг старался говорить спокойно, однако Флора почувствовала какое-то напряжение за холодноватой светской улыбкой любителя охоты на диких кабанов. В шифровке светлейший князь советовал ей больше сотрудничать с «Немцем». Видимо, тот успел пожаловаться Потемкину на безразличное отношение «дорогой Лоры». Но когда и как? За их почти трехнедельное пребывание в столице Священной Римской империи курьеры прибыли впервые.
– Я готова исполнять свои обязанности, – Аржанова, усмехнувшись, выдержала паузу и закончила: – Но супружеский долг – лишь в одном, предусмотренном инструкцией варианте.
– Тогда вам придется подумать об эффектном вечернем наряде.
– Для чего, милый друг?
– В четверг мы поедем в театр, – ответил фон Рейнеке. – Князь разрешил мне воспользоваться ложей, которую он давно абонирует там.
– Что за спектакль?
– Опера знаменитого композитора Антонио Сальери «Аксур, царь Ормуза», сотое представление.
– Откуда вы знаете?
– Сам господин Сальери сказал мне.
– Разве вы с ним знакомы? – удивилась курская дворянка.
– Да. Мы встречались. Это была весьма тесная и очень достойная компания, – Якоб-Георг помедлил, но все-таки решил объясниться: – Одна из двух сохранившихся в Вене организаций. Масонская ложа «Zur Wahren Eintracht» («К истинному единодушию» – А. Б.).
– Господи, а вы-то как в нее попали?! – воскликнула Флора, не в силах скрыть крайнее изумление.
– Я – масон, дорогая Лора, – гордо заявил ей надворный советник и показал золотой перстень с массивной печаткой, изображавшей треугольник с глазом посредине, от которого во все стороны исходили лучи.
То, что до этого времени никак не удавалось фон Рейнеке, вдруг свершилось легко и просто. Заинтригованная признанием, курская дворянка предложила «Немцу» пить чай не в столовой, а в ее будуаре, дабы разговор о масонах протекал в более доверительной обстановке. Анастасия знала об обществе «вольных каменщиков» (так переводится слово «масоны») совсем немного, но зато самое главное. Государыня, ознакомившись с их уставом, дозволила создавать масонские ложи на территории Российской империи. Первой из них стала «Астрея», которую возглавил богатый помещик, дворянин Московской губернии Новиков. Следуя европейской моде, туда немедленно записались разные важные персоны: придворные, крупные землевладельцы, чиновники и даже генералы.
Женщин привлекает все загадочное и необычное. Флора не стала исключением из этого правила. Надворный советник почти полтора часа увлекательно рассказывал ей об истории масонства, замысловатой церемонии посвящения новых братьев в ложу, о заседаниях, где обсуждаются темы, связанные с происхождением христианства, развитием европейской цивилизации, математических и естественных наук, философии, литературы и искусства.
Он был красноречив, как никогда. Восхищенный взгляд Анастасии убеждал фон Рейнеке, что он – на верном пути. Но кто бы мог подумать, будто прожженную шпионку увлекут не приключения в румынском лесу, а наивные библейские легенды! В них фигурировали Хирам Абиф, великий строитель и архитектор, известная своей красотой царица Савская, премудрый и весьма коварный царь Соломон, ученики мастера, как верные ему, так и предавшие его из зависти.
Однако сам себе он сделал замечание. Уже второй раз Флора поступает не так и говорит не то, что Якоб-Георг ожидал бы от нее. Похоже, он недооценивает свою напарницу. Да, она не окончила университет, не путешествовала по Европе и не встречалась с просвещенными людьми своего века, а воевала с варварами – крымскими татарами и турками. Но существует и такой способ обучения, как самообразование. Лишь бы достало ума и усидчивости, лишь бы имелось желание постигать неизведанное.
Надворный советник попросил разрешения сходить в свою библиотеку и принес в будуар одну из книг – наиболее простую и доступную, изданную масонами в Саксонии. В ней рассказывалось о древних ритуалах «вольных каменщиков», которые, оказывается, восходили к временам весьма отдаленным. Еще одна была у них слабость, свойственная, впрочем, всем тайным обществам на планете – масоны сильно преувеличивали собственное влияние на историю человечества.
«Хирам Абиф воздвиг чудесное здание, храм царя Соломона, – гласила немецкая книга. – Он великолепно изготовил золотой трон для царя, построил прекрасные особняки и дворцы, украсившие город Иерусалим. Но печальный посреди всего величия, он жил одиноко, понимаемый и любимый немногими, ненавидимый многими, в том числе – самим Соломоном, поддавшимся злобе и зависти к славе великого мастера…»
Такое начало имел немецкий рассказ. Продолжение его развивалось по канонам мифа о христианском мученике.
Однажды в Иерусалим приехала царица Савская. Она хотела приветствовать Соломона и посмотреть на чудеса его царствования. Соломон принял гостью радушно. Он показал ей дворец, повел посмотреть на работы, ведущиеся в храме. Царица пришла в восторг. Она пожелала увидеть строителя, который творил необыкновенные чудеса при помощи камня, металла, дерева.
Хирам Абиф был ей представлен. Таинственный искусник бросил на красавицу взгляд, который воспламенил ее сердце. Совладав со своими чувствами, царица начала расспрашивать его о работах в храме. Строитель особым знаком сумел собрать к ней всех учеников и подмастерьев, трудившихся над претворением в жизнь его проектов. Женщина удивилась их большому числу и еще больше полюбила Хирама. Соломон заметил их взаимную симпатию и рассердился. Ведь он сам решил жениться на царице, а строителя наказать за дерзкое поведение с царственной особой.