здесь популярность. Если вам придется потратиться, я возмещу расходы.
Ничего, если вы сперва немножко раскиснете; это только привлечет к вам
их симпатии. Ходсон. Благодарю вас, сэр, вы очень великодушны. Но, по правде сказать, мне
это ни к чему - их симпатии. Я не собираюсь тут выставлять свою
кандидатуру в парламент. Бродбент. Ну, а я собираюсь. Теперь вам понятно? Ходсон (тотчас встрепенувшись). Ах, так! Простите, сэр. Понимаю, сэр. Корнелий (выходит из дома вместе с Мэтью). Патси вечером отвезет свинью к
тебе домой, Матт. Ну, прощай. (Возвращается в дом.)
Мэтью идет к калитке. Бродбент останавливает его.
Ходсон, не в силах более выносить зрелища валяющейся
среди сада пустой корзинки, подбирает ее и уносит в дом.
Бродбент (сияя любезностью, как подобает кандидату в парламент). Позвольте
выразить вам, мистер Хаффиган, мою горячую благодарность за поддержку,
которую вы мне сегодня оказали. Она мне особенно дорога, потому что я
считаю, что истинным сердцем нации является именно тот класс, к
которому вы принадлежите, - класс иоменов. Мэтью (в ужасе). Иоменов! Ларри (поднимая глаза от газеты). Осторожней, Том! В Роскулене иомен - это
нечто вроде оранжистского башибузука. Матт! В Англии иоменами называют
фермеров, мелких землевладельцев. Мэтью (брюзгливо). Не учите меня, Ларри Дойл, сделайте милость. Иные господа
думают, что, кроме них, никто уж ничего не знает. (Бродбенту,
почтительно.) Я сам понимаю, что джентльмен вроде вас, сэр, не стал бы
обзывать меня иоменом. Эти собаки избили палками моего родного деда на
улице в Этенмюллете, после того как сами запрятали ружье в соломенной
крыше его дома, а потом будто бы его нашли, будь они прокляты! Бродбент (с живым сочувствием). Так вы не первый мученик в вашей семье,
мистер Хаффиган? Мэтью. У меня отняли пашню, которую я сам своими руками от камней расчистил,
вон там на косогоре. Бродбент. Я уже слышал об этом, и кровь моя кипит при одной мысли. (Зовет.)
Ходсон! Ходсон (появляется из-за угла дома). Да, сэр? (Поспешно подходит.) Бродбент. Ходсон! Страдания, перенесенные этим джентльменом, должны бы
заставить призадуматься каждого англичанина. Косность мысли, скорей чем
недостаток чувства, делает возможной подобную несправедливость,
ложащуюся на наше общество позорным пятном. Ходсон (прозаически). Да, сэр. Мэтью. Ну, мне пора домой. Покорно благодарим, сэр. Бродбент. Ведь вам, кажется, довольно далеко идти, мистер Хаффиган?
Разрешите, я вас подвезу? Мэтью. Ну, что вам беспокоиться, сэр. Бродбент. Никакого беспокойства; для меня это только удовольствие. Мой
экипаж в сарае. Сейчас мы его выведем, каких-нибудь пять минут, и
готово. Мэтью. Ну что ж, сэр... А коли будет ваша милость, так, может, мы и свинью
прихватим, что я сегодня купил у Корни? Бродбент (с восторженной готовностью). Конечно, конечно, мистер Хаффиган!
Мне будет очень приятно ехать вместе со свиньей, я буду чувствовать
себя заправским ирландцем. Ходсон, останьтесь с мистером Хаффиганом и
подержите свинью, если понадобится. Ларри, пойдемте со мной, вы мне
поможете. (Устремляется куда-то через боскет.) Ларри (раздраженно швыряет газету на стул). Стойте! Том! Подождите! А, черт!
(Бежит за ним.) Мэтью (окидывает Ходсона взглядом, полным презрения, и усаживается на стул
Корнелия, подчеркивая этим свое социальное превосходство). Вы его
лакей, что ли? Ходсон. Да. Я лакей мистера Бродбента. Мэтью. Неплохо, видно, живется вашему брату. Ишь какой гладкий. (Со
сдержанной яростью.) А посмотри на меня! Можно про меня сказать, что я
гладкий? Ходсон (меланхолично). Хотел бы я иметь ваше здоровье; вид у вас такой,
словно вы из железа. Сам я страдаю избытком мочевой кислоты. Мэтью. То-оже болезнь - моченая кислота какая-то! А ты страдал от голода и
несправедливости? Это вот ирландская болезнь! Легко вам растабарывать о
болезнях когда живете себе припеваючи на те денежки, что выдрали у нас
из глотки. Ходсон (хладнокровно). Чего тебя разбирает, старичок? Кто тебя обидел? Мэтью. Кто меня обидел? А ты слышал, что сказал твой хозяин? Он ведь сам
англичанин! Что у него кровь кипит, когда он только подумает, как с
меня потребовали аренду за пашню, которую я сам своими руками разделал,
да отняли ее у меня и отдали Билли Байрну? Ходсон. Ну, у Тома Бродбента кровь очень легко кипит, стоит только
чему-нибудь случиться не у него на родине. Ты, Пэдди, не позволяй ему
втирать тебе очки. Мэтью (возмущенно). Сам ты Пэдди! Как ты смеешь звать меня Пэдди! Ходсон (невозмутимо). Не кипятись. Лучше послушай, что я тебе скажу. Вам,
ирландцам, чересчур хорошо живется, вот в чем несчастье. (С неожиданной
страстностью.) Болтаешь тут насчет своей пашни! Подумаешь, выковырнул
из земли два камешка да спустил их под гору! А что же тогда сказать о
моем дедушке? Шестьдесят лет бился старик, работал, открыл наконец в
Лондоне свое заведение - обойную мастерскую, отличное дело, по всей
форме. А его взяли да и выгнали. Поди, говорят, вон, и ни одного пенни
тебе не причитается. А вы еще тут орете насчет выселения, когда вас с
места стронуть нельзя, пока не задолжаете за восемнадцать месяцев. Я
как-то раз месяц задолжал за квартиру - этой зимой было, в Ламбете, я
тогда был без работы, - так они поснимали двери с петель и рамы с окон,
и у моей жены сделалось воспаление легких. Я теперь вдовец. (Сквозь
зубы.) Как подумаешь, что мы только терпим, мы, англичане, да
послушаешь, как вы, ирландцы, горло дерете насчет ваших дурацких обид,
а потом являетесь к нам и еще портите тем, что соглашаетесь работать за
гроши и спать в любой грязной дыре, - так, кажется, взял бы наш
разлюбезный остров - Англию эту самую, да и преподнес вам: живите!
Попробуйте на своей шкуре! Мэтью (не верит своим ушам; мысль эта так нова для него, что он не может
даже рассердиться). То есть как это? Ты смеешь Англию с нами равнять, с
Ирландией?. Будто вы столько же терпите несправедливости, и насилия, и
бедствий, и страданий?.. Ходсон (с острым отвращением). Брось кудахтать, Пэдди! Заткни глотку! Где
вам знать, что такое страдания. Вы только болтать об этом умеете. Я за
гомруль. Знаешь, почему? Мэтью (платя ему не меньшим презрением). А сам-то ты знаешь? Ходсон. Я-то знаю. Я, видишь ли, хочу, чтобы и моей стране тоже уделили,
наконец, хоть капельку внимания. А этого не будет, пока ваша компания
галдит в Вестминстере, словно только и есть на свете, что ваши
драгоценные персоны. Пусть их убираются в Конноут или в преисподнюю,
как еще Кромвель сказал. Хватит! Отчаливайте! Подарить бы вас Германии,
чтоб у кайзера хлопот стало выше головы. А старушка Англия занялась бы,
наконец, своими собственными делами. Вот вам! Мэтью (преисполненный презрения к человеку столь невежественному, что он
произносит: Конноут, тогда как ирландское произношение этого слова
Копнет). Берегитесь, как бы мы сами не надумали отчалить, а вам не
пришлось бы плакать. И скажи ты мне вот что: есть у вас в Англии билль
о приостановке конституционных гарантий? Есть у вас сменяемые судьи?
Есть у вас Дублинский Замок, где затыкают рот каждой газете, которая
осмелится заступиться за народ? Ходсон. Нет. Мы умеем себя прилично вести и без этого. Мэтью. Твоя правда. На овцу не стоит надевать намордник. Ну ладно. Где моя
свинья? Что толку разговаривать с такой жалкой, невежественной тварью,
как ты. Ходсон (ухмыляется с добродушным лукавством; он так уверен в своем
превосходстве, что даже не чувствует себя уязвленным). Ну и номер
будет, когда ты повезешь свинью, Пэдди! Сорок миль в час, да по этой
каменистой дороге, - сразу выйдут отбивные котлетки. Мэтью (с презрением). Уж врать, так хоть врал бы складно. Какая это лошадь
может сделать сорок миль в час? Ходсон. Лошадь! Эх ты, старый гриб! Не лошадь это, а автомобиль. Неужели ж
Том Бродбент сам бы пошел запрягать лошадь? Мэтью (в страшном испуге). Господи помилуй! Так это он на машине меня везти
хочет! Ходсон. Ну а на чем же еще? Мэтью. Ах, будь ты неладен! Что же ты мне раньше не сказал? Ну нет, черта с
два повезет он меня на машине!
До его слуха доходит все более явственный "шеф-шеф".
Ох, смерть моя! Это за мной. Это она фырчит. (Убегает через калитку, к
великому удовольствию Ходсона.)
Шум мотора смолкает, и Ходсон в ожидании Бродбента из
политического оратора вновь превращается в образцового
лакея. Бродбент и Ларри выходят из боскета. Ходсон
отходит к калитке.
Бродбент. Где мистер Хаффиган? Пошел за свиньей? Ходсон. Нет, сэр, удрал. Испугался машины. Бродбент (раздосадованный). Ах, это очень жаль. Он велел что-нибудь
передать? Ходсон. Нет, сэр. Он слишком спешил, сэр. Припустил домой со всех ног и про
свинью забыл. Бродбент (живо). Забыл про свинью! Но тогда все в порядке. Самое главное
это свинья; свинья завоюет мне сердца всех ирландских избирателей. Мы
отвезем свинью к нему на ферму; это произведет потрясающий эффект.
Ходсон! Ходсон. Слушаю, сэр. Бродбент. Как вы думаете, удастся нам собрать толпу, когда мы будем
отъезжать? Так, чтобы все нас видели. Ходсон. Постараюсь, сэр. Бродбент. Благодарю вас, Ходсон. Постарайтесь.
Ходсон уходит в калитку.
Ларри (в отчаянии). Том! В последний раз! Хотите меня послушать? Бродбент. Э, бросьте, Ларри. Все идет как нельзя лучше. Ларри. Только сегодня утром вы удивлялись, что у здешних жителей отсутствует
чувство юмора. Бродбент (внезапно принимает торжественный тон). Да. Юмор у них отсутствует.
Я это заметил с первой же минуты, как мы высадились. И это в стране,
где каждый человек прирожденный юморист! Подумайте, что за этим
кроется! (Внушительно.) Ларри, эти люди переживают глубокую скорбь. Ларри. О чем им скорбеть? Бродбент. Я догадался, Ларри. Я прочитал это на их лицах. Ирландия забыла
смех с того дня, как все ее надежды были похоронены в могиле Гладстона. Ларри. О господи, ну как говорить с таким человеком! Да перестаньте же
острить хоть на одну минуту. Бродбент (поражен). Острить? Я? Ларри. Да, вы. Вы сказали, что у ирландцев отсутствует чувство юмора. Так
вот, если вы поедете через весь Роскулен в автомобиле и потащите с
собой свинью Хаффигана, так оно не будет отсутствовать. Вот. Я вас
предупредил. Бродбент (жизнерадостно). И отлично! Я сам больше всех буду веселиться.
(Кричит во весь голос.) Эй, Патси Фарел, где же вы? Патси (появляется из боскета). Здесь, ваша милость. Бродбент. Скорей тащите сюда свинью и сажайте ее в автомобиль. Мы ее отвезем
к мистеру Хаффигану. (Хлопает Патси по плечу с такой силой, что тот,
спотыкаясь, вылетает в калитку; Бродбент, сияя, идет за ним.) Ну, живо!
Эх вы, меланхолик! Вот я вам покажу, как надо проводить избирательную
кампанию в Ирландии! Патси (глубокомысленно). А ну как свинья да ухватится за ручку машины!..
(Обуреваемый мрачными предчувствиями, качает головой и не спеша
направляется к хлеву.)
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Гостиная в доме Корни Дойла. Застекленная до половины
дверь ведет в сад. Слева, прямо против двери и окон,
находится камин; архитектор, строивший дом, по-видимому,
не боялся сквозняков. Посреди комнаты стоит стол,
внесенный из сада; за столом, занимая центральную
позицию, сидит Киган; кроме него, в комнате еще много
народу. Нора сидит спиной к камину, слева от Кигана, и
играет с ним в триктрак; доска для триктрака
помещается между ними, на углу стола. Немного дальше,
против камина, сидит тетушка Джуди, поставив ноги на
каминную решетку, и вяжет. Справа от Кигана и ближе к
переднему плану Барни Доран присел на край стола;
между ним и открытой дверью столпились его приятели,
человек шесть мужчин; за дверью виднеются еще другие.
Подальше, в углу, стоит набитый конским волосом диванчик
из красного дерева, служащий постелью Бродбенту. У
стены, сзади Кигана, виден буфет из красного дерева.
Рядом с камином, позади тетушки Джуди, дверь во
внутренние комнаты. Вдоль задней стены два стула, по
одному с каждой стороны буфета. На том, что ближе к
внутренней двери, лежит шляпа Кигана; рядом его трость,
прислоненная к столу. Поближе к двери в сад, тоже у