дьявола в образе негра и дал ему отпущение грехов, а он заколдовал меня
и лишил рассудка. Нора. Как вы можете говорить такой вздор о самом себе? Стыдитесь! Киган. Это не вздор, это правда - в известном смысле. Но бог с ним, с этим
негром. Теперь вы знаете, какой я бывалый путешественник; чем же я могу
вам служить?
Нора колеблется и начинает нервно обрывать стебли
вереска.
(Мягко удерживает ее за руку.) Дорогая мисс Нора, не рвите цветочки.
Ведь когда вы видите красивого ребенка, вам не хочется оторвать ему
голову и поставить на стол в вазочке, чтоб на нее любоваться.
Кузнечик стрекочет.
(Обращается к нему.) Не бойся, не бойся, сынок, она не станет ломать
твою качельку. (Норе, в прежней манере.) Видите, я совсем сумасшедший;
но это ничего - я не буйный. Ну, так в чем же дело? Нора (в затруднении). Ах, просто так, праздное любопытство. Мне хотелось
знать, какой вам показалась Ирландия - ирландская деревня, конечно,
очень ли маленькой и жалкой, после того как вы повидали Рим и Оксфорд и
другие большие города. Киган. В этих великих городах я увидел чудеса, которых никогда не видел в
Ирландии. Но когда я вернулся в Ирландию, я увидел, что самые большие
чудеса поджидали меня здесь. И они все время были тут, но раньше мои
глаза были для них закрыты. Я не знал, как выглядит мой родной дом,
пока не вышел за его стены. Нора. Вы думаете, это со всеми так? Киган. Со всяким, у кого не только тело, но и душа зряча. Нора. Но скажите по совести, разве люди тут у нас не показались вам
скучными? Наши девушки, наверно, показались вам глупенькими простушками
после принцесс и знатных дам, которых вы видели за границей? Впрочем,
священник, конечно, не замечает таких вещей. Киган. Священник обязан все замечать. Я не стану вам рассказывать о всех
моих наблюдениях насчет женщин, но я вам скажу одно: чем больше мужчина
видел и чем больше он путешествовал, тем больше шансов, что он в конце
концов женится на девушке из своей родной деревни. Нора (краснея от удовольствия). Вы, конечно, шутите, мистер Киган. Киган. Мои шутки заключаются в том, что я говорю людям правду. Это самая
смешная шутка на свете. Нора (недоверчиво). Будет вам! Киган (с живостью вскакивает на ноги). Не хотите ли пройтись по дороге
навстречу дилижансу?
Нора подает ему руку, и он помогает ей встать.
Патси Фарел сказал, что вы ждете молодого Дойла. Нора (тотчас же вздергивая подбородок). Вовсе я его не жду. Удивительно, что
он вообще вздумал приехать после восемнадцати лет отсутствия. И уж
конечно он не может рассчитывать, что мы умираем от нетерпения его
увидеть. Киган. Ну, хоть и не умираете, а интересно все-таки посмотреть, насколько он
переменился за эти годы. Нора (с внезапной горечью). Он, наверно, только затем и приехал, чтобы
посмотреть, насколько мы переменились за эти годы. Ну, так пускай
подождет; увидит меня вечером, при свечах; а я вышла вовсе не для того,
чтобы его встретить, - просто хотела погулять. Пойду сейчас вниз, к
Круглой башне. (Начинает спускаться по западному склону.) Киган. Вы правы. Что же делать, как не гулять в такой вечер. (Значительно.)
Я скажу ему, куда вы пошли.
Нора быстро оборачивается, словно хочет ему запретить;
но глубокое понимание, которое она читает в его глазах,
делает притворство невозможным; она только серьезно
взглядывает на него и уходит.
(Провожает ее глазами и, когда она исчезает за холмом, говорит.) Да,
да. Он приехал, чтобы мучить тебя. И вот уж ты придумываешь, как бы
помучить его. (Качает головой и уходит в противоположном направлении,
погруженный в свои мысли.)
В это время дилижанс уже подъехал, и трое пассажиров
высадились у подножия холма. Дилижанс представляет собой
огромный уродливый рыдван, черный и расхлябанный,
последний пережиток почтовых карет, известных
предшествующему поколению под названием бьянкониевых
дилижансов, по имени предприимчивого итальянца Бьянкони,
пустившего в ход этого рода экипажи. Пассажиры:
приходский священник отец Демпси, Корнелий Дойл - отец
Ларри и Бродбент. Все трое, кутаясь в пальто, вышли на
дорогу и разминают ноги, затекшие так, как это бывает
только после путешествия в ирландском экипаже.
Священник, добродушный толстяк, не имеет ничего общего с
тем благородным типом деревенского пастыря, который
воплощает лучшее, что есть в духовенстве; но он не имеет
также ничего общего с тем низменным типом деревенского
попа, в котором чувствуется настойчивый и неразборчивый
в средствах мужичок, решивший использовать церковь,
чтобы добыть себе привилегированное положение, власть и
деньги. Отец Демпси стал священником не по призванию, но
и не из честолюбия, а просто потому, что такая жизнь ему
подходит. Его прихожане подчиняются ему беспрекословно,
и он взимает с них дань в размере, достаточном для того,
чтобы жить как богатый человек. Засилье протестантов,
когда-то значительное, теперь ослабело и не служит ему
помехой. В общем же это человек покладистый, приветливый
в обращении, даже уступчивый - до тех пор, конечно, пока
ему аккуратно платят за требы и без всяких возражений
признают его право на почет и власть. Корнелий Дойл
невысокий жилистый старик; его обветренное лицо имеет
озабоченное выражение; подбородок гладко выбрит,
оставлены только песочного цвета бакенбарды, кое-где уже
выцветшие, а у корней волос и совсем белые. Одет он так,
как одеваются мелкие дельцы в провинции, то есть в
старый охотничий сюртук и башмаки с резинками совершенно
неохотничьего вида. Он стесняется Бродбента и, стараясь
быть приветливым, проявляет излишнюю суетливость.
Бродбент, по причинам, которые выяснятся позже, не имеет
при себе никакого багажа, кроме путеводителя и подзорной
трубы. Остальные двое нагрузили своим багажом
злополучного Патси Фарела, который ковыляет вслед за
прибывшими; он тащит мешок с картофелем, большую
корзинку, жирного гуся, колоссальных размеров лосося и
несколько бумажных свертков. Корнелий, впереди всех,
поднимается по склону, за ним Бродбент. Затем идет
священник. В хвосте плетется Патси.
Корнелий. Тут крутовато, мистер Бродбент, зато короче. А по дороге пришлось
бы дать крюк. Бродбент (останавливается и разглядывает большой камень). Это, должно быть,
и есть Финианов камень. Корнелий (в совершенном недоумении). Чего-о? Бродбент. Это описано у Мэррея. Один из ваших великих национальных героев
мне не выговорить его имя: Финий и как-то дальше. Отец Демпси (также в недоумении и несколько шокированный). Может быть,
Фин-Мак-Кул? Бродбент. Кажется, так. (Заглядывает в путеводитель.) Мэррей говорит об
огромном камне, связанном, вероятно, с друидическими обрядами; его
якобы забросил сюда сам Фин во время своего знаменитого состязания с
дьяволом. Корнелий (недоверчиво). Сроду не слыхивал. Отец Демпси (очень серьезно и даже с оттенком строгости). Не верьте такому
вздору, сэр. Ничего этого не было. Если вам начнут плести небылицы о
Фин-Мак-Куле и ему подобных, не слушайте, пожалуйста. Это все сказки и
глупые суеверия. Бродбент (начинает горячиться; мысль, что ирландский священник корит его за
суеверие, вызывает в нем негодование). Вы не думаете, надеюсь, что я
этому верю? Отец Демпси. Ах, так! Признаться, я подумал, что верите. Посмотрите! Видите
вон там верхушку Круглой башни? Вот это исторический памятник, стоит
поглядеть. Бродбент (чрезвычайно заинтересованный). Скажите, у вас есть какая-нибудь
теория относительно назначения этих круглых башен? Отец Демпси (несколько далее оскорбленный). Теория? У меня? (Теории в его
представлении неразрывно связаны с профессором Тиндалем и научным
критицизмом, а также, быть может, с воззрением, согласно которому
круглые башни представляют собой фаллические символы.) Корнелий (укоризненно). У меня есть знание, достоверное знание того, чем
были наши круглые башни, если вы об этом спрашиваете, мистер Бродбент.
Круглые башни - это персты церкви первых веков христианства, указующие
на небо.
Патси, нагруженный сверх меры, споткнувшись, теряет
равновесие и с размаху садится наземь. Свертки
рассыпаются по склону. Корнелий и отец Демпси в гневе
накидываются на Патси, в то время как Бродбент усердно
созерцает камень и Круглую башню.
Корнелий. Ах, черт тебя побери! Лосось пополам переломился! Ты что это
вздумал, Патси, осел ты этакий? Отец Демпси. Ты пьян, что ли, Патси Фарел? Говорил я тебе - поосторожней
неси эту корзину? Или я тебе не говорил? Патси (потирая затылок, которым он едва не выщербил гранитный выступ). Да у
меня нога подвернулась! Легкое дело - все ваши пожитки одному тащить!
Вас-то ведь трое! Отец Демпси. Сказано было тебе: чего не можешь сразу захватить - оставь,
потом еще раз придешь. Патси. Да-а, а чье мне оставить? Что бы вы сказали, ваше преподобие, кабы я
вашу корзину на мокрой траве бросил? А хозяин что бы сказал, кабы я и
рыбу и гуся на дороге кинул - подбирай, кто хочет! Корнелий. Да уж ты на все найдешь ответ, больно ты стал речист. Подожди, вот
тетушка Джуди увидит, как ты рыбу обработал, - она с тобой поговорит!
Ну, давай сюда гуся и рыбу. Отнесешь корзинку к отцу Демпси, потом
приходи за остальным, Отец Демпси. Бери корзину, Патси. И смотри опять не грохнись! Патси. Да я... Корнелий (торопит его). Тсс! Тетушка Джуди идет!
Посрамленный Патси уходит, ворча себе под нос, с
корзинкой отца Демпси за плечами.
Тетушка Джуди спускается по склону; это женщина лет
пятидесяти, ничем не замечательная; в ее подвижности и
хлопотливости нет настоящего проворства и энергии, в ее
кротости нет спокойствия, в ее доброте нет живого
интереса к людям; в ней нет даже живого интереса к самой
себе; она вполне довольна собой и окружающими - типичный
продукт ограниченной и ленивой жизни. Волосы у нее
причесаны на прямой пробор и гладко прилизаны, а сзади
собраны в плоский пучок. На ней простое коричневое
платье, на плечах черная с лиловым пелерина; она
принарядилась ради торжественного случая. Тетушка Джуди
ищет глазами Ларри, недоумевает, затем недоверчиво
останавливает взгляд на Бродбенте.
Тетушка Джуди. Неужто это ты, Ларри? Корнелий. Где ты видишь Ларри? Что ты, опомнись! Ларри, похоже, не очень-то
домой торопится. Я его еще в глаза не видел. Это его друг, мистер
Бродбент. Мистер Бродбент - моя сестра Джуди. Тетушка Джуди (становится гостеприимной, подходит к Бродбенту и радушно
пожимает ему руку). Мистер Бродбент! А я вас за Ларри приняла,
подумайте! Мы ведь его вот уже восемнадцать лег как не видали, а
уехал-то он совсем мальчишкой. Бродбент. Ларри не виноват: он именно торопился. Он поехал вперед на нашем
автомобиле, за целый час до того, как приехал мистер Дойл, и давно бы
уж был здесь, если бы не несчастный случай. Он обещал встретить нас в
Этенмюллете. Тетушка Джуди. Господи помилуй! Вы думаете, с ним несчастье какое
приключилось? Бродбент. Нет, он мне телеграфировал - просто машина поломалась и он
приедет, как только ее починят. Он надеется быть здесь часам к десяти. Тетушка Джуди. Придумал, нечего сказать! На автомобиле ехать, когда мы все
его ждем. Как раз на него похоже - все не как у людей. Ну да уж ладно,
что сделано, того не воротишь. Пойдемте-ка домой. Мистеру Бродбенту,
наверно, до смерти чаю хочется. Бродбент (несколько удивленный). Боюсь, что для чая уже слишком поздно.
(Смотрит на свой браслет с часами.) Тетушка Джуди. И вовсе не поздно; мы всегда в это время пьем. Надеюсь, вам
хоть приличный обед подали в Этенмюллете? Бродбент (пытается скрыть свое разочарование, ибо ему становится ясно, что
здесь он обеда не получит). О. гм... да, прекрасный обед, прекрасный.
Кстати, не лучше ли мне снять номер в отеле?
Все смотрят на него.
Корнелий. В оте-еле? Отец Демпси. В каком таком отеле? Тетушка Джуди. Ни в какой отель вы не пойдете. Вы у нас будете гостить. Я бы
вас в старую Ларрину комнату положила, да только его матрасик вам,
пожалуй, короток будет; ну ничего, мы вас в гостиной устроим на