— Твоя прежняя госпожа ищет ее, — удовлетворенно кивнул Хорвек, получив подтверждение каким то своим тайным мыслям. — Над подземельями она не властна и это не дает ей покоя.
— Старый дух, который помог тебе сбежать, мертв! — злорадно произнес Эйде. — Моя госпожа убила его своими чарами, как ни хоронился он в своих подземных ходах, словно дождевой червяк!
— И славно. Он позадержался на этом свете и порядком выжил из ума, — равнодушно ответил на это Хорвек. — Его владения пустуют, но старая магия еще скрывает нужные нам двери и переходы. Раз ты можешь прочесть эту карту, то сможешь найти тайные указатели, описанные в ней. И горе тебе, если мы заплутаем — я не пожалею времени и сил на то, чтобы размотать твои кишки по всему треклятому лабиринту.
— А ты, полукровка, соскучился по дворцовым подземельям? — не удержался Эйде. — С чего это ты решил вернуться? Хочешь освободить своих сообщников? Госпожа только этого и ждет!..
— Вот уж на что мне наплевать, так это на судьбы этих неудачников, которых твоя хозяйка с чего-то посчитала моими пособниками, — Хорвек говорил, как мне показалось, вполне искренне. — Я их знать не знаю.
Я, не удержавшись, шмыгнула носом. Оборотень тут же перевел взгляд на меня, и оскалился.
— Зато девчонке не наплевать, — хихикнул он. — Эй, слышишь меня? У твоего женишка сладкая кровь, я уже пробовал… самую малость. Тому, кто принесет какие-то новости до восхода солнца, госпожа обещала дать напиться вволю. Жаль, что мне сегодня придется смолчать и награда достанется кому-то другому… ваш след найдут, не будь я Эйде из рода Эйшерских охотников!
— Ведьма убьет Мике? — я, не помня себя от ужаса, вцепилась в руку Хорвека, заглядывая тому в лицо. — Он говорит правду?
— Разумеется, убьет, — ответил он, мягко, но непреклонно высвобождаясь. — Ведьмы всегда держат при себе только тех, кого собираются убить, и тех, кого они кормят смертями. Но она не станет так бездумно растрачивать кровь — умертвить человека можно только один раз. Кого она вам скормила, щенок? Наверняка кто-то из южан-наемников уже пропал без вести, ведь до чужаков никому нет дела… Однако даже колдунья не может убивать беспрестанно, если не хочет выдать себя. Чары — хрупкая сеть, и стоит только подозрениям окрепнуть, как люди прозреют и догадаются, что в город пришло зло. Поэтому она будет приберегать корм и бросать своим псам ровно столько костей, сколько нужно для того, чтобы они не взбунтовались и не разбежались кто куда.
— Попридержи язык, падаль! — зарычал оборотень, которому явно не понравились слова демона. — Мы не шавки, чтобы лизать человеческие ноги за паршивую кость!
— Твоя взяла, пусть на этой кости будет немного мяса, — бывший демон спокойно говорил то, от чего меня мутило. — Будь вы чуть способнее к магии, то научились бы обходиться без хозяев, но вам нужен тот, кто волшебством будет отводить глаза людям. Будь вы богаче, что смогли бы покупать смерть у самих же людей, но вашего ума не хватает и для того, чтобы скопить деньжат… Уйти в леса у вашего племени не выйдет — вы не волки. И я слыхал, что истинные волкодлаки презирают псов, называя их полукровками…
— Ты!.. Ты сам сын человеческой шлюхи! — оборотень от бешенства грыз себе губы и корчился, точно его привязали к невидимому столбу посреди кострища. — Ложь! Ни капли людской крови нет в моем роду!
— Как бы там оно ни было, тебе не впервой служить человеку, — Хорвек казалось, нарочно доводил Эйде до исступления. — И временная госпожа будет с тобой куда щедрее, чем постоянная. Не стоит тратить время на притворство — ты предавал и будешь предавать, не набивай себе цену. Если в вас и есть что-то исконно песье — то точно не верность.
Больше книг на сайте — Knigolub.net
Тут вдалеке послышался вой, при звуке которого наш оборотень встрепенулся и довольно заворчал.
— Мои братья и сестры вышли на охоту, — заявил он с торжествующим видом. — Вам конец!
— Чему ты радуешься, безмозглый пес? — Хорвек положил руку на эфес своего изогнутого меча. — Прирезать тебя я всяко успею до того, как здесь появится кто-то из вашей своры. Быть мертвым глупым оборотнем куда хуже, чем живым и богатым. Времени и вправду в обрез. Ты проведешь нас по лабиринту?
Эйде что-то раздраженно рыкнул, глядя в сторону, а затем неохотно согласился:
— Да, я прочитаю для вас карту.
— Разумное решение, — Хорвек опустил руку. — Поторопимся. Йель, разреши ему сойти с места.
— А я… могу? — спросила я, поежившись.
— Пока что можешь.
Чувствуя себя донельзя глупо я, запинаясь, объявила:
— Ты можешь сойти с места, Эйде!
Оборотень медленно переступил с ноги на ногу, и, с видимым удовольствием потянулся, после чего с недовольным ворчанием закутался поплотнее в плащ — холод этой сырой осенней ночи донимал его в человеческом обличье. Босоногий, светловолосый и хрупкий — его облик напомнил мне сказку о потерянном юном принце из лунного королевства, которую я слышала в детстве. Вот только тот лунный принц не облизывался, говоря о человеческой крови…
— А что еще я могу приказать ему? — не сдержав любопытства, спросила я шепотом у Хорвека. — Может, не стоило угрожать ему и злить? Я бы просто приказала провести нас…
— Твои чары слишком просты для того, чтобы отдавать такие приказы, — вполголоса ответил он мне. — Тебе не по силам подчинить его разум полностью. А что, Йель, колдовство уже не кажется тебе столь уж отвратительным?
Я промолчала, не зная, что ответить — договор, который заключил Хорвек с оборотнем, был не из тех, что можно принять с легким сердцем. Но что я могла сказать бывшему демону? Человеческие жизни, которые он так легко предложил Эйде, в его глазах не стоили ничего, и он безо всяких сомнений совершил сделку, которая должна была принести столько горя Таммельну… Быть может, иногда чары и впрямь становились меньшим злом? Или же так говорили себе все те, кто ввязывался в колдовские дела — а затем, сами того не замечая, становились бездушными чудовищами, ничуть не отличавшимся от оборотней и демонов?..
Мы шли к склепу по пути, который указывал Хорвек, знавший здешние могилы как никто другой. Эйде принюхивался, фыркал, что-то бормотал себе под нос, и совершенно по-собачьи прислушивался к каким-то далеким звукам, склоняя голову набок. У склепа он внезапно расчихался, а затем воскликнул:
— Мертвый огонь и паленая шерсть! Это то самое место, где подожгли шкуру моей матери!
— Твоей матери? — переспросила я, похолодев и сбившись с шага.
— Не бери в голову, Йель, — Хорвек не дал оборотню произнести ни слова. — У этих созданий не в почете родственные связи. Если его почтенная матушка будет подыхать с голоду, он не поделится с ней и обглоданной костью. Не думай об псах-оборотнях как о людях — они взяли и от звериной своей части, и от человеческой худшие качества. Как звери они не помнят родства, как люди — неблагодарны. Вновь начнешь визжать, что я лгу, щенок?
Но Эйде лишь угрюмо огрызнулся: «Человеческая падаль!» и покорно последовал за нами в склеп. Мне подумалось, что грубое обращение Хорвека с ним имеет какой-то потайной смысл — бывший демон словно показывал, кто здесь хозяин, укрощая оборотня.
— Может, следует быть с ним мягче? — вновь я потянулась к уху Хорвека, зажигающего небольшой фонарь. — Ведь Эйде может обозлиться и завести нас в ловушку!..
— Дай ему карту, Йель. Проверим, умеет он читать духовы знаки или же это было пустое хвастовство! — громко произнес Хорвек, а затем, понизив голос, сказал:
— Ты совсем не знаешь… оборотней. Они не понимают, что такое доброта, и считают ее признаком слабости и ничем более. А слабых их законы велят уничтожать. С Эйде нельзя говорить по-другому. К тому же… — тут он умолк и вздохнул, точно вспоминая какое-то постигшее его в прошлом разочарование. — К тому же, и люди, и нелюди устроены одинаково — им всегда кажется, что когда дело будет вовсе дрянь — они сорвутся, взбесятся и уж тогда-то их не остановят никакие цепи, решетки и страх перед смертью. Все хотят верить в чудеса и в собственные сокрытые до поры, до времени невероятные силы. Пока надежда есть — возможен бунт. А наш юный помощник уже понял, что даже если от гнева у него лопнут глаза, он все равно не сможет освободиться от моей воли. И подумает трижды перед тем, как рискнуть.
— Но те, кто побеждал зло, всегда были храбры, — мне отчего-то совсем не понравились рассуждения бывшего демона, который, как мне показалось, говорил не об одном лишь оборотне. — Пусть даже они при этом жертвовали своей жизнью…
— Те, кто проигрывал злу, тоже бывали храбры, — хмыкнул Хорвек. — Знаешь, ведь я убивал весьма мужественных и благородных противников. И их смерть ровным счетом ничего не изменила в этом мире.
«….А потом сам очутился заточенным в подземелье, камни которого нельзя было разрушить, даже если сердце рвалось на части от ненависти и желания отомстить», — подумала я, не решившись ничего ответить вслух, несмотря на то, что соглашаться со взглядами Хорвека на мироустройство мне отчаянно не хотелось. В каждом слове, которое он произносил, сквозила уверенность в том, что победа добра над злом, как и зла над добром — это всего лишь случайность.
Оборотень Эйде тем временем кружил по склепу, принюхиваясь и скребя ногтями камни. Он не мог знать, что здесь расположен вход в подземное королевство, и должен был отыскать его своими силами. Карта в его руках светилась все ярче, словно имущество господина Подземелий предчувствовало, что вернется туда, где было создано. Наконец Эйде добрался до пустой гробницы, запустил туда жадные руки, нашаривая что-то на дне, а затем торжествующе воскликнул:
— Это здесь! Вход спрятан тут!
— Он и правда читает карту! — обрадованно шепнула я Хорвеку. Меня не покидало странное ощущение, что я несу ответственность за оборотня, и окажись тот лгуном, гнев Хорвека частично пал бы и на мою голову.
Эйде, довольно хихикая, исследовал узоры на дне гробницы — ему не нужен был свет фонаря: в темноте оборотень видел ничуть не хуже, чем при свете солнца. Наконец он привел в действие механизм, сверяясь с тайными письменами на карте, и расхохотался — звук этот вновь походил на лай.
— А ты, падаль, сомневался во мне! — крикнул он Хорвеку. Это было красноречивейшим свидетельством того, что Эйде поддался на уловки Хорвека и теперь, вместо того, чтобы пытаться сбежать или навредить нам, желает показать себя в лучшем свете перед насмешничающим врагом.
— Эту дверь мы бы открыли и без тебя, — Хорвек был все так же высокомерен. — Не хвались, пока мы в начале пути. Посмотрим, хватит ли тебе ума на то, чтобы добраться до дворца.
Оборотню оставалось только в очередной раз зарычать: тон бывшего демона был отменно неприятным. Мы по очереди принялись спускаться по каменной узкой лестнице, которая не понравилась мне в этот раз еще больше, чем в предыдущий. При свете фонаря было хорошо видно, как узок этот коридор, и низкий свод словно давил на меня каждым своим старым камнем.
Спустя некоторое время мы очутились на небольшой площадке, вид которой был мне незнаком — прошлой ночью лестница вывела меня вовсе не сюда. Я ощутила ноющую боль в животе, которая обычно предупреждала меня о волшебстве — оно жило здесь с незапамятных времен. Мы остановились перед тремя темными арками, каждая из которых была окружена россыпью знаков и рисунков.
— Эйде, которую из них выбрать? — с робостью спросила я у оборотня, вертевшего в руках карту.
— Сколько ходов ты видишь? — спросил Хорвек у меня, прищурившись.
— Три, — ответила я с недоумением, и он негромко хохотнул.
— Волшебство! — пояснил он, увидев, что я озадачилась еще больше. — Я вижу только одну арку. И не смог бы выбрать нужную, даже если бы сумел вернуться на это самое место после неудачной попытки.
— Но если ты видишь одну арку — значит, тебе и выбирать не нужно, — я все еще не понимала.
— Просто тебе привычнее думать, что магия по своей сути — это создание фальшивок, — он все еще щурился, точно надеясь разглядеть то, что от него сокрыто. — Сказки о немых двойниках, умирающих через одну луну, о замках из тумана, о неисчислимых армиях, которые пугали противника, а потом рассыпались на закате прахом… Да, это волшебство. Но его можно разгадать, зная верные приметы. А вот иные чары, напротив, прячут истину, так, что ее не найти. У меня нет выбора — я пройду через ту арку, которую вижу — но на самом деле это будет любая из тех трех, что видишь ты. Поэтому здесь бесполезны ухищрения вроде клубка ниток. Когда перед тобой три входа — ты можешь найти трех рабов, которых отправишь вперед себя, приказав отмечать путь ниткой. Кто из них вернется — тот и принесет весть о правильном пути. Но старые чары хитрее человеческих уловок.
— Ах вот оно что… — пробормотала я, уяснив на самом деле только то, что мне видно больше, чем Хорвеку, но пользы из этого я все равно не извлеку.
Наконец оборотень Эйде уверенно указал нам на крайнюю правую арку, и мы шагнули за ним. Хорвек, по-видимому, испытал что-то вроде головокружения — я видела как он пошатнулся, и подумала, что уж ему-то обидно вдвойне: став демоном, он отказался использовать колдовство; став человеком — перестал его различать. Я знала в прежние времена одного старого музыканта, пальцы которого искривила лютая болезнь, так что он не мог более играть на своей лютне. Через несколько лет несчастный оглох, и хоть иных серьезных хворей у него не имелось — вскорости он умер от тоски, потеряв всякий интерес к жизни. Хоть я сама горланила разве что кабацкие песни, да и то — невпопад, не имея к музыке никакой склонности, однако хорошо запомнила, как быстро угасли глаза старика, и поняла, что иной раз жизнь в человеке поддерживает именно любовь к своему делу.
Наш проводник чувствовал себя все увереннее, и выбирал нужные повороты почти безо всяких колебаний. Иногда он беззвучно что-то шептал, уставившись на карту, как это бывает, когда значение какого-то оборота не сразу дается читателю.
— Помни, что если мы заплутаем — ты умрешь раньше меня, — Хорвек внимательно следил за пленником, который, казалось, был близок к тому, чтобы почувствовать себя хозяином положения. — И смерть эта тебе не понравится.
— Ты сам подохнешь от голода и жажды в этом лабиринте за считанные дни, — огрызнулся оборотень, и пнул босой ногой кстати подвернувшийся череп — в коридорах изредка встречались давние человеческие останки: одним богам было известно, зачем эти люди приходили во владения господина Подземелий, по доброй ли воле они решались на это, и от чего погибали в этих темных коридорах.
— Днем больше или днем меньше — не так уж важно для меня, — Хорвек наступил на череп, очутившийся на его пути, и старая кость рассыпалась в прах. — А вот тебе стоит больше ценить свою жизнь. Не так уж давно у тебя сменились клыки.
Короткие разговоры, подобные этому, повторялись каждый раз, как Эйде начинал визгливо хихикать — шаг его при этом становился приплясывающим, и взгляды, которые он бросал, быстро оглядываясь, заставляли меня спотыкаться. Быть может, в глазах оборотня отражался огонек фонаря, но мне казалось, что они горят голодным, злым пламенем, которое вот-вот сожжет остатки моих неумелых чар.
— Он ведь не освободится, правда? — испуганно шептала я Хорвеку. В уме постоянно рисовалась картина, как оборотень, в очередной раз оглянувшись, одним прыжком бросается на меня и белоснежными острыми зубами рвет горло.
— Нет, пожалуй, до дворца мы успеем добраться до того, как заклятие начнет рушиться, — отвечал мне бывший демон, и тут же его окрик заставлял пса-оборотня снова сгорбиться и замедлить шаг.
Путь наш не всегда был легким — иногда приходилось огибать провалы, прижимаясь к стене, пока камни из-под ног с тихим шуршанием падали в черную бездну. На каменных лестницах, ведущих то вниз, то вверх, частенько недоставало ступеней. Выбираясь из очередной дыры, я случайно вцепилась в руку оборотня, идущего первым, и он зарычал на меня так яростно, что мне показалось — чары окончательно пали. Но Хорвек, находившийся рядом с ним, тут же безо всякой любезности хлестнул его наотмашь ладонью по лицу, и выбранил, словно перед ним и в самом деле была обычная собака, невесть с чего оскалившая зубы на хозяина. Это возымело действие: Эйде взвизгнул и попятился, после чего присмирел на время.