Несомненно, попытаются это сделать.
Случись такое, он бы не стал подчиняться, прогибаясь под обстоятельства, покорно терпя боль, как заправский мазохист. Не позволил бы использовать себя в качестве мальчика для битья. Это давно стало делом принципа — отвечать на боль болью большей, оставив амплуа жертвы другим.
Он бы ударил в ответ, по ходу дела перекраивая первоначальный сценарий и придумывая, как подобраться к Ингмару не напрямую, а окольными путями, отметая вариант с информатором поневоле, коим предписывалось стать, при благоприятном стечении обстоятельств, Вэрнону.
События развивались стремительно.
Инстинкт самосохранения проснулся, напоминая о себе.
Вэрнон не торопился извиняться, не осведомлялся о самочувствии пострадавшего, не помогал подняться. Стоило ли заикаться о предложении — подкинуть до ближайшей больницы, если падение вышло неудачным?
Жалости и сострадания не было. Было раздражение, от которого искры во все стороны летели.
Закономерное, соответствующее продолжение.
План рушился.
Надежды умирали.
Долгая прогулка под открытым небом и вариант знакомства, реализованный на практике, себя не оправдали.
Сильная хватка профессионального убийцы, не знающего жалости и спокойно сворачивающего головы всем, на кого укажет дядюшка; рука, занесённая для удара, выбивающего из противника всю дурь.
Неосторожное движение.
Едва различимый шелест ткани.
Спадающий капюшон.
Пересечение взглядов.
И…
Беспомощность?
Растерянность?
Он изумился, прочитав отражение этих переживаний в глазах Вэрнона, в очередной раз убеждаясь, что удача его не любит.
Нет-нет, она его совершенно точно не любит.
Она его обожает.
Приди ему в голову мысль защёлкнуть на шее Вэрнона ошейник и потянуть послушную собаку за собой, всё прошло бы с лёгкостью и без единой проволочки.
Главное — не упустить время и не тратить время на сомнения.
Может, решение и ошибочное, но он не боится оступиться.
Ошибки давно стали синонимом бесценного опыта, а это тоже совсем неплохо.
Разглядывая Вэрнона исподтишка, Рэд приходил к закономерному выводу, что внешность действительно обманчива. Это правило работало не только в его случае, но и в ситуации, связанной с племянником Ингмара. Не зная, чем этот человек зарабатывает себе на жизнь, и, столкнувшись с ним впервые на пустынной дороге, можно было принять его за вполне законопослушного гражданина.
Относительно, конечно, законопослушного.
Много денег. Много власти. Много возможностей.
Основные ассоциации, приходившие на ум в первый момент встречи. А большие деньги, власть и возможности мало сочетаются со стопроцентным соблюдением закона. Не всегда, но в большинстве случаев найдутся допущения или, как принято их называть, — те самые, пресловутые, — сделки с совестью.
Всё ради процветания, всё ради благополучия.
Глядя на своего союзника, не знающего и не догадывающегося о том, что ему щедрой рукой пожаловали это звание, Рэд приходил к неизменному заключению: Вэрнон Волфери красив. Слишком красив, чтобы его облик мог оставить равнодушным, не пробудив внутри никаких чувств и желаний. Но тем и лучше. Окажись он отталкивающим внешне, изображать заинтересованность было бы куда сложнее.
Реально и выполнимо, но сложнее.
Фамильные черты. Те же тёмные волосы, те же голубые глаза, что и у Ингмара. Разве что седины в волосах не наблюдалось, и в глазах было больше живости.
Восприятие их — земля и небо.
Не стоит пояснять, кто есть кто.
Фотографии в полной мере не передавали потрясающей ауры властности, исходившей от Вэрнона.
Работа графических редакторов и обработка снимков приглушала многое и во внешности, делая Вэрнона похожим на сотни других бизнесменов, обитающих на этой планете. Укладывающих волосы в дорогих салонах и для выхода в свет предпочитающих исключительно брендовые вещи, влетавшие в кругленькие суммы, которые, впрочем, проблем не добавляли. Для них эти ценники были каплей в море, складывающемся из куда более основательных трат.
До момента встречи наяву он был каким-то… обезличенным. После нескольких минут личного общения сумел изменить мнение Рэда о себе.
В жизни, а не на снимках, Ингмар казался изрядно потрёпанным, демонстрируя щетину на лице, а его племянника лёгкая небритость совсем не портила. Она добавляла определённого шарма. Наверное, когда он был гладко начисто выбрит, выглядел и вовсе великолепно и потрясающе.
А когда менял потёртые джинсы и пуловеры, наталкивающие на мысли об уюте, на строгие костюмы, превращался в объект желания многих людей обоего пола.
Теперь Рэд судил не по фотографиям.
Теперь у него перед глазами была настоящая модель, и мысленно он примерял на неё все прежние образы, почёрпнутые из прессы во время заочного знакомства.
Не будь Вэрнон родственником Ингмара, его заместителем, правой рукой и будущим преемником, не столкни их с Рэдом жизнь в подобной ситуации, не являйся каждый из них тем, кем они являлись, всё могло бы развиваться по иному сценарию.
С примесью иных чувств.
Наверное.
Снова неточность.
Говорить Рэд мог разве что за себя, но не за других.
Рассуждать об этом было нелепо, потому что определённые условия существовали и оставались неизменными.
Дано.
Решение.
Никаких отступлений. Никакой импровизации.
Всё чётко по плану.
Вэрнон был.
Они являлись.
И фоном для их знакомства служили именно такие декорации, не располагающие к сентиментальным порывам.
Очередная попытка вытащить выигрышный билет в лотерее под названием жизнь. Очередное стремление использовать собственную внешность в качестве дополнительного козыря.
Обставить во всём и исчезнуть раньше, чем откроется правда.
До того, как за его голову объявят награду, а город поставят на уши.
До того, как личность, скрывающаяся за прозвищем Рэд, взятым не с потолка и не по наитию, а целенаправленно, будет раскрыта.
Отголосок прошлого, прямая связь.
До того, как на виновников его личной трагедии снизойдёт озарение, и они поймут, за что им мстят.
До того, как из тьмы веков будет поднята пропахшая нафталином и побитая молью история, о которой обитатели Наменлоса думать забыли сразу после того, как завершилась торжественная часть, и Ингмар Волфери в очередной раз покрасовался перед телекамерами, раздавая направо и налево интервью, смахивая попутно притворные слёзы. Отлично показанное сожаление о гибели делового партнёра, дорогого друга — бывшего одноклассника и однокурсника, обязательные слова о невинной душе, погибшей в столь юном возрасте. Самое поразительное заключалось в понимании: Ингмар верил всему, что говорил. Его не терзали угрызения совести. Он поступал так, как считал нужным. Его голос ни разу не дрогнул и не сорвался.
Невероятное лицемерие.
Во времена обитания под одной крышей с Терезой, Рэд нередко задумывался о триумфальном возвращении. Предполагал, как уверенно и непоколебимо шагая по головам, однажды вернёт себе всё, что отобрал у него Ингмар и восполнит потери за то, что вернуть уже нельзя, сколько ни старайся. Обширный список, который можно продолжать до бесконечности, вспоминая всё новые и новые утраты: имя, доля в бизнесе, счастливое детство, шансы на успешную реализацию в выбранной профессии и множество других привилегий, коих он оказался лишён.
Но время шло, наивность стиралась, а вместе с ней уходила уверенность.
Тогда он вынашивал планы, в которых нашлось немало места для жестокости. Много боли, много крови, много криков, осознание и страх в бледно-голубых — выцветших — глазах, когда нож будет входить в податливую плоть раз за разом, не убивая, но принося очередную порцию страданий. А палач, пришедший вместе с темнотой, несущий её в себе, продолжит преувеличенно радостно улыбаться, лишь в самом финале шмыгнув пару раз носом для приличия.
Ресницы дрожат — слёз нет.
Досуг не для всех и не для каждого.
Развлечение с доставкой на дом.
Реванш.
Ответный удар в стиле Рэдли, которого, разумеется, никто не ждал.
— Безмерно сожалею, дядя Ингмар. Вы ведь так любили нашу семью, так рыдали, когда нас не стало. Мне тоже жаль, что вы умираете. Я хотел бы заплакать по вам, но… не могу.
Он неоднократно представлял, как скажет эту фразу, а теперь вынужден был отказаться от былых задумок. Ему не составило бы труда — подобраться к Ингмару, но этот план отличался повышенными рисками при отсутствии гарантий.
Рэд хотел выжить.
Несмотря на мизерные шансы, всё-таки хотел.
Тишина, царившая в салоне, позволяла ему плавать в бескрайнем океане мыслей, одну за другой выстраивая бесконечные цепочки, руша их, соединяя между собой в причудливых сочетаниях.
Большим мальчикам, прошедшим интенсивный курс обучения в школе жизни, освоившим многочисленные методы борьбы и получившим сертификат об окончании его с отличием, не стоило бояться такой мелочи, как поездка в одной машине с незнакомцем. Особенно, если первоначально эта поездка была конечной целью, которой он старательно добивался. Тем не менее, уверенности в том, что один успешный пункт повлечёт за собой удачу и в дальнейшем, не наблюдалось.
«Ты погоришь на мелочи, — шептало подсознание, не вдохновляя на подвиги, а старательно отговаривая от развития авантюры. — Сегодня ты совершил самую большую ошибку в своей жизни, и умудрился сделать то, что не удавалось другим. Накинул петлю себе на шею и затянул её. Осталось спрыгнуть с табуретки. Это будет самый нелепый суицид, который только можно придумать. Пытаться убить других, но убить по неосторожности самого себя».
Мысли о взгляде Вэрнона не давали покоя и откровенно настораживали.
Не зная, что спровоцировало растерянность, сложно было делать далеко идущие выводы. Следовало держать руку на пульсе, а не расслабляться, поверив, что всё отлично, и его жизнь шаг за шагом приближается к чудесному преображению в волшебную сказку, где исполняются все мечты, как скромные, так и не очень.
— Куда тебя отвезти? — спросил Вэрнон, не догадываясь о том, какие мысли бродят в голове спонтанно подобранного пассажира.
Они проехали в тишине всего ничего — несчастные пять минут, а Рэд успел перебрать несколько десятков возможных промахов, выбивающих почву у него из-под ног.
Перед глазами вставал список из четырёх имён, который он собирался распечатать в самое ближайшее время, поставив напротив первого из них ярко-красную кляксу.
Четверка людей, растоптавших его жизнь, уничтоживших всё, что было ему дорого.
1. Уитмар Леган.
2. Брайан Скайфорд.
3. Норман Мастейн.
4. Ингмар Волфери.
Все они сделали свой вклад. Все они поспособствовали тому, что обиженный ребёнок решил пойти по кривой дорожке, растерял всё светлое, что когда-то прививали ему родители, и начал убивать, не задумываясь ни о чём, не терзаясь принципами. Они обесценили в его глазах человеческую жизнь, наглядно продемонстрировав, насколько она хрупка, и как легко её отобрать. Настолько легко, что и говорить об этом смешно.
Жизнь — драгоценность.
Если судить с этой позиции, то на его счету находится внушительное количество огранённых камней.
Целый алмазный фонд.
Не меньше.
Хотя, в этом плане, Вэрнон составил бы ему достойную конкуренцию.
Чувствовал ли Рэд себя богачом?
Смешной вопрос.
— В Гринхилл, — произнёс он, выныривая из размышлений и с лёгкой заинтересованностью, но без показного восторга поддерживая разговор. — Дом на Уолберри-стрит. Тот, что в самом начале улицы. Такой…
— Дом музыки? — уточнил Вэрнон, отмечая про себя, что они живут недалеко друг от друга.
Пятнадцать минут езды всего лишь.
— Возможно. Я не знаю. Пока не слишком освоился в городе и плохо здесь ориентируюсь. Риэлтор, с которой мне довелось работать, ничего толком не рассказывала об этом доме, а я не интересовался. У него есть какая-то история, которой стоит опасаться?
— Нет. Легенды нет. Но я немало удивлён таким выбором.
— Почему?
— Его аренда стоит немало, а сам он…
— Красив и величественен внешне, но внутри довольно безвкусно оформлен, — продолжил фразу Рэд. — Не без этого. Однако не критично. Я не собираюсь его покупать и переделывать. На столь масштабный проект меня не хватит. В качестве постоянного места обитания я наверняка выбрал бы что-то другое, но при нынешнем раскладе дом меня вполне устраивает. Люблю творческий беспорядок, больше всего похожий на хаос. Он меня вдохновляет. К тому же, у меня с бывшим хозяином много общего.
Хаос.
Да вся его жизнь целиком и полностью из хаоса состояла. Прибежище не слишком известного композитора, витавшего в своих мыслях и совершенно не придающего значения состоянию жилища, вполне подходило такому, как он.
Атмосфера и особая романтика неустроенности — то, что он наблюдал всю жизнь, и теперь, балансируя на грани жизни и смерти, готовясь нанести удар по четырём точкам на карте, отмеченным швейными иголками с красными наконечниками, делал то, чего не делал прежде.
Тратил бездумно, бросая деньги на ветер и не думая о грядущем дне.
Его завтра могло не наступить вовсе, и лишняя тысяча долларов на банковском счёте не поспособствовала бы оживлению.
— Тоже пишешь музыку? — спросил Вэрнон.
— Ха, почти, — засмеялся Рэд, вспоминая свои мысли о выстрелах, криках и прочих методах создавать «музыкальное» сопровождение для совершённых преступлений. — На самом деле, нет. Не пишу, несмотря на то, что определённые люди пытались приобщить меня к прекрасному и организовали обучение. Это случилось уже после того, как я покинул школьные стены, потому амбиции удалось удовлетворить наполовину. Я не слишком хорошо разбираюсь в нотной грамоте, крайне посредственно играю, но зато отлично слушаю. Дело не в музыке. А в том, что я, как и бывший хозяин особняка проматываю состояние, доставшееся мне в наследство, попутно пытаясь найти себя в этом мире и своё место в жизни. Чтобы определиться, где хочу встретить старость, решил немного времени уделить путешествиям, потому перебираюсь с места на места. Так меня занесло в Наменлос. Осматриваюсь. Оцениваю. Но воздерживаюсь от опрометчивых решений.
— И как тебе в Наменлосе?
— Честно?
— По возможности.
— Пока нравится.
— Значит, ты здесь задержишься?
— Не знаю. Может, да. Может, нет. Время покажет. Не хочу делать поспешные выводы.
Нет.
Естественно, нет.
Нужно быть настоящим самоубийцей, чтобы остаться здесь и беспечно бродить по улицам, не ожидая ответного удара.
Убить Волфери и не покинуть после этого Наменлос в кратчайшие сроки — подписать себе смертный приговор.
Любой младенец знает, не то, что взрослые.
Рэд поправил прядь волос, словно собирался убрать её за ухо, но в последний момент передумал, позволив ей закрыть часть лица. Создавая своеобразный барьер-преграду между ним и Вэрноном.
Рассмотреть за волосами можно немногое, если только он не повернётся и не начнёт пристально смотреть на Вэрнона, ожидая ответного взгляда.
Скорее всего, получит.
Вэрнон обязательно заметит, что за ним наблюдают с не меньшим интересом, и откликнется на немой зов.
— Почему? Приходилось разочаровываться?
— Обжигаться, — хмыкнул Рэд, чуть запрокинув голову и глядя в потолок.
Он включился в игру, желая немного сильнее зацепить своего собеседника. Пробудить интерес к внешности, удержать, усилить.
— Впервые слышу, чтобы подобную характеристику применяли к городам. Обычно обжигаются на людях, а не на местах их обитания.
— Фасад и изнанка города часто отличаются друг от друга. Мне доводилось оказываться в эпицентре стихийных бедствий, и мне это не понравилось. Есть, с чем сравнивать, а потому выбор сделать проще. Я не ищу приключений. Мне по душе спокойная жизнь. Если Наменлос подарит мне её, с удовольствием обоснуюсь здесь на длительный срок. Если нет… — он сделал выразительную паузу, повернув голову, перехватывая ответный взгляд, отмечая его не совсем привычную для простого разговора, не подкреплённого особым влечением, продолжительность и улыбаясь.