— Конечно, — ответил Чилк. — Но только после того, как скоплю деньжонок. Когда я уезжал, они называли меня бездельником и бродягой и швыряли мне вслед камни. Я хочу вернуться с победой, так, чтобы передо мной шел и играл оркестр, а девушки, танцуя, устилали мне дорогу лепестками роз, — он пустился в воспоминания о старых временах. — У нас говорят, «все имеет свои корни» и, думаю, правильно говорят. Я не хочу сказать, что во мне много подлости и злости, я просто пошел в своего деда по материнской линии, Сванера. Чилки никогда не уважали Сванеров, потому что те были городскими, а значит никчемными. Про деда Сванера тоже говорили, что он бездельник и бродяга. Он любил иметь дело со старьем: блестящие безделушки, чучела животных, старые книги и документы, окаменелый помет динозавров. У него была коллекция стеклянных глаз, которой он очень гордился. Чилки посмеивались и подшучивали над ним иногда у него за спиной, иногда прямо в глаза. Однако он не доставлял никому хлопот, особенно после того, как продал стеклянный глаз какому-то повернутому коллекционеру за баснословные деньги. Вот тут Чилки прекратили смеяться и сами бросились искать стеклянные глаза.
Дед Сванер был старый лис, в этом можно не сомневаться, и он всегда получал хорошую выгоду из всех своих дел. Чилки в конце концов прекратили придумывать ему клички, чтобы самим не попасть впросак. А я у него был любимчиком. Он подарил мне на День рождения прекрасный «Атлас Сферы Гаеана». Это была огромнейшая книга с меркаторскими картами всех заселенных миров. Как только дед Сванер натыкался на какую-нибудь интересную информацию, касающуюся одного из этих миров, он приклеивал вырезку на обратной стороне карты. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, он взял меня на Тамар, в Капелле 9, на борту ракеты Гатевей-лайн. Это было первый раз, когда я увидел внешний мир, и с тех пор я уже никогда не был прежним. Дед Сванер принадлежал к дюжине различных научных обществ, в том числе и Обществу Натуралистов. Я смутно помню, как он мне рассказывал про мир, который расположен в самом конце Хлыста Мирсеи, где организован заповедник для диких животных. Я тогда задумывался, благодарны ли животные за то, что для них делают, и, может быть, в знак благодарности они не едят таких людей, как дед Сванер. Я тогда был просто наивным добрым ребенком. Как ни странно, но вот я здесь, на станции Араминта, и все такой же добрый и наивный.
— А как вы попали сюда?
— Это забавная история, и я еще даже не знаю, к какому разряду ее отнести. В ней есть два или три странных совпадения, которые очень трудно объяснить.
— Как это? Я сам в душе бродяга, и мне это очень интересно.
Чилка позабавило это замечание.
— История эта началась довольно спокойно. Я тогда работал на экскурсионном автобусе в Семи Городах, это в мире Джона Престона.
Чилк рассказал, как он обратил внимание на «толстую белокожую леди в высокой черной шляпе», которая четыре дня подряд садилась в его автобус. В конце концов она завязала с ним разговор, похвалила его манеры и поведение. «Тут нет ничего особенного, просто это часть моей профессии», — скромно ответил Чилк. Леди представилась как мадам Зигони, вдова из Розалии, мира, который находился в конце треугольника Пегаса. Через несколько минут она предложила Чилку пообедать вместе с ней, и тот не видел причин отклонить это приглашение.
Мадам Зигони выбрала шикарный ресторан, где им подали великолепный обед. За обедом она построила разговор так, что Чилк рассказал о своих ранних годах, когда он жил в Великой прерии, а заодно рассказал и историю своей семьи. Постепенно разговор перешел на другую тему и коснулся многих других предметов. Внезапно в каком-то порыве, мадам Зигони призналась Чилку, что она ощущает в себе сильные способности к ясновидению, и что попытка пренебречь этим чуть было не окончилась плачевно как для нее самой, так и для ее состояния.
— Возможно, вы очень удивлены тем интересом, который я к вам проявляю, — сказала она Чилку. — Дело в том, что мне надо нанять управляющего на мое ранчо, и вот этот таинственный внутренний голос настоятельно рекомендует мне вас, как вполне подходящего для этой должности человека.
— Интересно! — воскликнул Чилк. — Вообще-то я деревенский парень, а значит, смыслю в сельском хозяйстве. Надеюсь, что ваш внутренний голос рекомендовал и достаточно высокий оклад.
— Соответственно высокий, — улыбнулась мадам Зигони. — Ранчо Тенистая долина составляет двадцать две тысячи гектаров, на которых работает более сотни работников. Это очень ответственная должность. Я могу предложить жалование в десять тысяч солов в год. Плюс, конечно, дорожные расходы и расходы на проживание.
— Хм, — сказал Чилк. — Похоже, что это довольно важный пост. Соответствующая зарплата должна быть где-то около двадцати тысяч солов в год: менее чем один сол за гектар, что, на мой взгляд, вполне справедливо.
— Зарплата рассчитывается не из этого принципа, — решительно возразила мадам Зигони, — так как не каждый гектар требует большой заботы. Десять тысяч вполне достаточно. Вы будете жить в отдельном бунгало, где достаточно места для всего вашего имущества. Ведь это очень важно, окружить себя какими-нибудь маленькими личными сокровищами, правда?
— Совершенно верно.
— Условия будут вполне подходящими, — настаивала мадам Зигони. — Я лично прослежу за этим.
— И я хотел бы прояснить еще один очень деликатный вопрос, — с горячностью заявил Чилк. — Не бойтесь, что я когда-нибудь стану слишком фамильярным! Никогда!
— Вы очень предусмотрительны! — холодно сказала мадам Зигони. — Мне такое и в голову не приходило.
— Разумно внести ясность в данный вопрос, хотя бы для вашего личного спокойствия. Можете ожидать с моей стороны только уважительного и делового отношения. На самом деле я принял обет безбрачия, к тому же я уже женат. А если уж хотите знать правду, то я несколько, так сказать немощен, поэтому, когда женщины переходят в общении со мной на дружескую ногу, я становлюсь нервным и взбалмошным. Так что в этом отношении можете быть спокойны.
Мадам Зигони так энергично кивнула головой, что ее шляпа чуть не свалилась с головы. Она заметила, что Чилк уставился на ее лоб, и быстренько поправила красновато-коричневые кудри на своей челке.
— То, что вы увидели, всего лишь родимое пятно. Не обращайте на это внимания.
— Пусть будет так. Но это больше похоже на татуировку.
— Не имеет значения, — мадам Зигони тщательно поправила шляпку. — Так, как я понимаю, вы принимаете мое предложение?
— В отношении зарплаты я считаю, что пятнадцать тысяч солов в год будет достойным компромиссом.
— Но это также будет казаться слишком значительной суммой для человека, который не обладает достаточным опытом.
— Да? — поднял брови Чилк. — А что по этому поводу говорит ваш дар ясновидения?
— Он придерживается того же мнения.
— В таком случае, забудем об этом разговоре, — Чилк пожал плечами и встал со своего места. — Спасибо за прекрасный обед и за интересный разговор. А теперь, если позволите…
— Не надо так спешить, — возразила мадам Зигони. — Возможно, это дело можно уладить. Где ваше имущество?
— Это, в основном, та одежда, которая на мне, да еще смена белья, — ответил Чилк. — Я привык путешествовать налегке на тот случай, если мне вдруг придется куда-то срочно перебираться.
— Однако у вас же должны быть какие-то предметы, которые вы унаследовали от своего деда. Мы все это переправим на Розалию, чтобы вы чувствовали себя в полном комфорте.
— Совсем необязательно, — возразил Чилк. — У меня в сарае есть набитое чучело лося, но мне бы не хотелось иметь его в гостиной моего бунгало.
— Меня очень интересуют подобные вещи, — сказала мадам Зигони. — Возможно, нам следует слетать в Большую Прерию и забрать ваше наследство, или я могу сделать это сама.
— Моей семье это не понравится, — заявил Чилк.
— И, однако, мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы забрать то, что принадлежит вам.
— В этом вовсе нет необходимости.
— Ну, это мы еще посмотрим.
Без приключений Чилк добрался до Розалии — маленького обустроенного на скорую руку мирка в самом конце треугольника Пегаса. Липвиллоу, расположенный на берегу Большой Мутной реки, был столицей и космопортом. Чилк провел ночь в Большом Мутном отеле, а наутро его отвезли на ранчо Тенистая долина. Мадам Зигони поселила нового управляющего в маленьком бунгало, расположенном под двумя деревьями голубого перца, и поставила его во главе сотни, рабочих, относящихся к неизвестной расе: золотокожие молодые люди, которых все называли йипи.
— Йипи доставляли только неприятности, я никак не мог заставить их работать. Я пробовал быть с ними и добрым, и жестоким. Я их упрашивал, я им угрожал, я их уговаривал, я их запугивал. А они в ответ только улыбались. Они всегда были готовы поговорить о работе, но постоянно находили уважительные причины, почему эту работу нельзя или не надо делать.
Какое-то время мадам Зигони наблюдала за этим и посмеивалась. Потом она объяснила мне, как надо обращаться с йипи. «Они очень общительные создания и ненавидят одиночество. Возьми одного из них для какой-нибудь работы и скажи ему, что он будет оставаться один, пока не выполнит дневную норму. Он будет завывать и плакать, объяснять, что ему нужна помощь, но чем больше он будет жаловаться, тем быстрее пойдет работа, а если и сделает что-то не так, то заставь его переделать все с самого начала. Ты увидишь, что как только они поймут твою систему, то продемонстрируют, как быстро могут работать.
Не знаю, зачем ей потребовалось так долго тянуть, чтобы сказать мне это. Во всяком случае, она была очень странной, в этом нет никакого сомнения. Мадам Зигони появлялась на ранчо не часто. Каждый раз, когда она там показывалась, я напоминал ей о моей зарплате, и каждый раз она говорила: «Ах, конечно, у меня это как-то совсем вылетело из головы. Я сама прослежу за этим». Но затем она снова уезжала, а я так и оставался без копейки. Наконец я наладил контакт с йипи и узнал, как мало они получают. Когда я вспоминал об этом и видел их печальные лица, мне становилось стыдно.
Однажды мадам Зигони отсутствовала несколько месяцев. Она вернулась очень возбужденной. Мы с ней вместе обедали в ее большом доме, и тут как гром среди ясного неба она сообщает, что, хорошенько подумав, решила выйти за меня замуж. Мы должны были соединить наши жизни, смешать вместе наши надежды и мечты, объединить собственность и пребывать в супружеском Блаженстве. От такой идеи челюсть у меня отпала, а сам я сидел как пораженный громом. Я уже упоминал, какое впечатление произвела на меня мадам Зигони еще тогда, в Семи Городах. С того момента она не стала более соблазнительной. Она оставалась все такой же высокой и дородной, лицо у нее было все таким же круглым с пухлыми щеками, а ее кожа сохранила цвет соленого сала. Я очень вежливо заметил, что такая идея не совсем согласуется с моими планами, но все же из чистого любопытства поинтересовался суммой ее состояния и тем, будет ли оно переписано на мое имя сразу или только на условиях наследства?
Тут она приняла высокомерный вид и поинтересовалась, а что я внесу в наш союз. Я откровенно признался, что у меня, кроме сарая с разными безделушками и несколькими сотнями чучел животных ничего нет. Ей это не понравилось, но все же она сказала, что сойдет и это. А я сказал, что нет, не совсем. Во-первых, было бы не честно с моей стороны объединять мои странные пожитки с состоянием настоящей леди, а во-вторых, нельзя забывать, что я уже женат на одной леди из Виннипега, а это делает наш брак не только затруднительным, но и немыслимым для честного человека. Мадам Зигони рассердилась и тут же меня уволила, так и не выплатив мне жалование.
Я отправился в город и зашел там в кабачок под названием «У Пули», который находился в конце причала на Большой Мутной реке. Я заказал себе холодного пивка и сел раздумывать, что желать дальше. И как ты думаешь, кого я там встретил? Намура, который только что доставил туда на одно из отдаленных ранчо очередную партию завербованных йипи. Как он мне сказал, это был его частный приработок к основной работе. Я поинтересовался у него, как он умудряется их вербовать, на что он ответил, что в этом нет никаких трудностей, ведь после того, как их контракт закончится, йипи могут получить собственную землю и сами стать фермерами. Я заметил что йипи как рабочие, гроша ломаного не стоят. Но он рассмеялся и сказал, что я просто не умею с ними обращаться. Он воспользовался телефоном, после чего сообщил мне, что мадам Зигони сказала, что я, если хочу, могу вернуться и вновь преступить к своей работе. Намур решил, что идея неплоха, и сказал, что я слишком поторопился уехать в город. На что я ему ответил: «Поезжай, женись на этой леди, чтобы она успокоилась, а после этого можешь приезжать и поговорить со мной о работе». «Ну уж нет», — ответил он, — «но есть еще одна возможность: поехать служащим в аэропорт станции Араминта». «Это, пожалуй, подойдет», — сказал я. — «Я готов». Он предупредил меня, что ничего не может гарантировать, но вакансия была открыта, и он может посодействовать, чтобы она досталась мне. «Но не забывай», — сказал он — «Я в первую очередь бизнесмен, и я потребую что-нибудь взамен». Я сказал, что он может выбирать между красной вазой с двумя ручками и чучелом норки, поедающим чучело мышки. Наконец, Намур сказал, что так или иначе поможет мне с работой, а если случится так, что он попадет на Землю, там он выберет себе что-нибудь из моего наследства. Я сказал, что все это можно будет организовать, если сойдутся концы с концами в отношении моей работы. Он сказал, что мне нечего беспокоиться, так как детали уладятся сами собой.
Как только Чилк прибыл на станцию Араминта, Намур представил его Бюро D, которое принялось с пристрастием экзаменовать Чилка. Чилк заявил, что он великолепно подготовлен для этой должности, и вскоре никто уже не мог доказать обратного и его приняли на условиях испытательного срока. Вскоре всем стало ясно, что Чилк полностью доказал свою квалификацию и с испытательным сроком было благополучно покончено. Однако неблагодарный Чилк немедленно вступил в конфликт со своим благодетелем Намуром. Дело в том, что среди персонала аэропорта числились четыре йипи, которые подметали летное поле, мыли и чистили летательные аппараты, доставляли запасные части со склада, и даже под наблюдением Чилка выполняли некоторые несложные ремонтные работы.
В те времена у Чилка еще не было помощника. Чтобы облегчить себе работу, он тщательно обучал приписанных к нему четырех йипи, и в конце концов довел их до того уровня, что они начали сами интересоваться тем, что делают. Но, не смотря на это, когда закончился их полугодовой срок, Намур отправил их обратно в Йипи-Таун, а на их место прислал Чилку новую четверку.
Чилк яростно запротестовал:
— Что, черт побери, ты делаешь? Думаешь, я тут организовал курсы повышения квалификации? Даже не мечтай об этом!
— Им разрешено находиться здесь только полгода, — холодно заявил Намур. — Таковы правила. Эти правила придумал не я, но я здесь для того, чтобы следить за их выполнением.
— Иногда ты это действительно делаешь, — заметил Чилк, — А вот иногда смотришь в другую сторону. В больнице санитары получают новую карточку каждые полгода и никто по этому поводу ничего не говорит, то же самое происходит в швейных мастерских и среди домашней прислуги. Я не жалуюсь, а хочу добиться здравого смысла. На кой черт мне обучать этих увальней, если ты собираешься отправить их обратно в Йипи-Таун? Насколько я знаю, в Йипи-Тауне нет флаеров. Если ты хочешь обучать йипи для Йипи-Тауна, то сам этим и занимайся.
— Не говори ерунды, Чилк!
— Если я не могу оставить тех, что у меня сейчас, — с вежливым упрямством продолжал Чилк, — то и новых мне не надо. Я как-нибудь разберусь с этим сам.
Намур встал в полный рост. Он медленно повернул голову и ледяным взглядом уставился на Чилка.
— Слушай внимательно, Чилк, так, чтобы между нами больше не было непонимания, — сказал он. — Я тебе приказываю, а ты выполняешь то, что я тебе говорю. В противном случае у тебя будут только две возможности. Одна из них очень простая: ты уходишь в отставку по состоянию здоровья и покидаешь Араминту на первом же корабле.