В первых рядах назойливых ухажеров был, конечно, Арлес. Он перехватывал ее по дороге в столовую, там усаживал за отдаленный столик и целый час посвящал рассказам о себе и своих планах на будущее.
— Правда заключается в том, Сессили, что я отношусь к тому типу парней, которые не удовлетворены простыми вещами! Я знаю, что является наилучшим в этом мире, и собираюсь получить это. А это значит, что к этому надо стремиться без всяких «если», «и» или «но». Я не отношусь к тем, кто проигрывает! В этом не сомневайся! Я говорю тебе это для того, чтобы ты поняла, с кем имеешь дело! И совершенно откровенно скажу тебе даже больше, — Арлес наклонился через стол и взял ее за руку, — ты мне очень интересна. Даже очень! Разве это не здорово?
Сессили отобрала свою руку.
— Нет. На самом деле вовсе нет. Ты должен расширить круг своих интересов на тот случай, если я вдруг окажусь недоступной.
— Недоступной? Отчего так? Ты живая и я живой.
— Это так. Но вдруг я отправлюсь в одиночный тур по вселенной или стану, например цистерцианским монахом?
— Ха, ха! Это же просто шутка! Девушек не берут в цистерцианские монахи!
— И все же, если такое вдруг случится, я буду недоступной.
— Ты не можешь быть посерьезней? — раздраженно заметил Арлес.
— Я очень серьезна… Извини, пожалуйста. Вон Занни Диффин, а мне надо ей кое-что сказать.
На следующий день, несмотря на то, что Сессили попыталась спрятать лицо за развернутой папкой меню, Арлес обнаружил ее сидящей в одиночестве в тени дерева и подсел за ее столик. Толстым белым пальцем он отогнул верх папки и широко улыбнулся, показав все свои зубы.
— Ку-ку! А вот и Арлес. А как сегодня чувствует себя цистерцианский монах?
— Я собираюсь остричь волосы, покрасить лицо в синий цвет и отрастить усы, чтобы меня не могли узнать, — сказала Сессили.
— Ха, ха! Великолепно! Можно, я сам тебя подстригу и покрашу тебе лицо? Интересно, что по этому поводу скажет мастер Флорест, особенно, если я покрашусь в красный и мы появимся, держась за руки!
— Это можно называть только «кошмаром маньяка». Но Флорест этого никогда не увидит. Я ухожу из труппы.
— Правда? Хорошая новость! Я тоже ушел из труппы, пока не исправлю свои отметки. Мы сможем быть вместе все следующее лето.
— Не думаю. Я буду работать на опаловых рудниках.
Арлес наклонился вперед. Сегодня он решил прибегнуть к тактике из своего «Учебника эротических искусств».
— Я хочу с тобой кое о чем поговорить. Тебе бы хотелось иметь космическую яхту?
— Что за дурацкий вопрос. А кто не хочет?
— Нам с тобой надо бы обсудить, какой тип яхты нам больше подойдет, — горячо заговорил Арлес. — Например, как тебе нравится новый «Стремительный вандал»? Или что ты скажешь про модель «Нейсби четырнадцать» с задним салоном? Они не так обычны и, может быть, уступают в скорости, но обстановка там, прямо скажем, великолепная. Так что ты думаешь по этому поводу?
— Любая из них очень хороша, — согласилась Сессили, — но встает вопрос о приобретении. Я слишком труслива, чтобы угнать, и слишком бедна, чтобы купить.
— Об этом не беспокойся! Доверь это мне! Я найду деньги, мы купим такую штуку и отправимся в путешествие! Ты только подумай, как это будет здорово!
Сессили игриво махнула рукой.
— Ты знаешь, у моей мамы намного больше денег, чем у меня. Почему бы тебе не поговорить об этом с ней? Вы можете захватить с собой и твою маму и чудно проведете время.
Арлес уставился на нее, недовольно нахмурив брови. В соответствии с его «Учебником» девушки не должны отвечать подобным образом. Может, Сессили просто чудачка?
— Неужели тебе не хочется побывать в Стеклянных городах Кланктуса? — недовольно спросил он. — Или на каналах Старого Харая? И не забывай о Ксанарре с его странными развалинами и парящими облачными городами.
— На данный момент я очень хочу посетить туалет. А ты посиди здесь и помечтай, сколько твоей душе угодно.
— Подожди минуточку! Я решил пойти с тобой на Парилью! Что ты на это скажешь?
— Предложу тебе принять другое решение, так как у меня другие планы.
— О? И с кем же ты пойдешь?
— Тра-ля-ля! Это уж мой секрет! Может быть, я останусь дома и буду читать книжку.
— Что? Во время Парильи? Сессили, я прошу тебя быть посерьезней.
— Арлес, пожалуйста, извини. Если я еще задержусь здесь, то обмочусь и вот тогда стану действительно серьезной!
Сессили пошла, оставив Арлеса глядеть ей вслед. Однако, как он заметил, Сессили не пошла прямо в туалет, а остановилась у столика, где в одиночестве скучал Глауен. Он, улыбнувшись, взглянул на нее и что-то показал ей пальцем в лежащей перед ним на столе раскрытой книге. Она положила руку ему на плечо и заглянула в книгу, потом что-то сказала и пошла в туалет. Когда она через несколько минут вышла из туалета, то, даже не взглянув по сторонам, направилась прямо к столику, где сидел Глауен.
С демонстративным недовольством Арлес встал и вышел из столовой.
Глауен, как и многие другие, тоже был очарован Сессили. Ему нравились ее живые и веселые манеры, беспечная походка, привычка бросать искоса взгляды с легкой усмешкой, обещающей великолепное озорство. Но когда бы Глауен ни пытался заговорить с ней, обязательно появлялся кто-то, требующий от нее полного внимания. Поэтому, когда она подсела к нему за столик, он был приятно удивлен.
— Ну, Глауен, я вернулась и хочу задать тебе один вопрос.
— Очень хорошо. Спрашивай.
— Кое-кто мне сказал, что, по твоему мнению, я отвратительное маленькое пугало.
— Да ты что! — удивился Глауен.
— Так ты признаешь это, Глауен?
Глауен покачал головой.
— Нет, это сказал кто-то другой. Может быть, Арлес?
— И ты обо мне так никогда не думал?
— Конечно, нет. Я бы хотел сказать тебе как-нибудь о том, что я в действительности о тебе думаю, но вокруг тебя всегда дюжина других молодых людей, так что у меня нет возможности даже вставить слово.
— Арлес только что предложил мне пойти с ним на Парилью, — задумчиво сказала она. — Я отказалась, потому что собираюсь пойти туда с кем-нибудь другим.
— Да? И с кем же?
— Еще не знаю. Надеюсь, что некто более приятный, чем он, вскоре предложит мне это.
Глауен собрался было что-то сказать, но в это время прозвенел звонок. Глауен сидел и смотрел ей вслед. Неужели она предлагала нечто настолько неожиданное и великолепное, что он не мог даже поверить в это?
Арлес каждый день провожал Сессили до дома, но в этот день он задержался в классе, и довольная Сессили пошла домой одна. Глауен чуть было ее не пропустил, но вовремя успел догнать.
— А я уж было испугалась, что это Арлес, — сказала она, взглянув через плечо.
— Нет, это я. Я тут подумал о твоем затруднении.
— Правда? Как это мило с твоей стороны, Глауен. И ты что-нибудь надумал по этому поводу?
— Да! Я подумал, что, может быть, предложить тебе пойти на Парилью со мной.
Сессили резко остановилась и повернулась к нему. Она улыбнулась ему прямо в лицо.
— Глауен! Какой сюрприз! Но ты не делаешь это из простой вежливости?
— Конечно же, нет! И не сомневайся!
— И ты не считаешь меня ужасным маленьким пугалом?
— Да никогда такого не было!
— В таком случае — я согласна!
Глауен повернулся к ней, и взял ее руки в свои.
— У меня внутри какое-то странное чувство, как будто меня наполнили пузырьками.
— И у меня тоже. Неужели это вызвано одной и той же причиной?
— Не знаю.
— Наверное, не совсем одной и той же. Не забывай, что я девушка, а ты — юноша.
— Я это ни на минуту не забываю.
— Даже когда мы делаем одни и те же поступки, у нас должны быть для этого разные причины. По крайней мере, так сказал Флорест. Согласно его мировоззрению, именно это и движет миром.
— Какая ты, Сессили, умная!
— На самом деле все это ерунда, — Сессили сделала шаг и поцеловала его, потом, как бы испугавшись собственной отваги, отпрянула в сторону. — Мне не надо было этого делать! Теперь ты подумаешь, что я слишком бессовестная.
— Ну… вовсе нет!
— Я уже давно очень хотела тебя поцеловать, поэтому и не смогла больше ждать.
Глауен попытался ее обнять, но Сессили решительно его остановила.
— Только я могу тебя целовать, а не ты меня.
— Так несправедливо!
— Возможно, и несправедливо… давай пойдем, а то мы слишком поздно придем домой!
Арлес, фланирующий вдоль дороги, повернул голову и увидел Глауена и Сессили, стоящих в тени плакучей ивы. Он в изумлении остановился, но вскоре пришел в себя и насмешливо хихикнул.
— Ох-хо-хо! Я помешал двум голубкам! А вам не кажется, что это слишком людное место для интимностей? А уж от тебя, Глауен, я никак не ожидал такого поведения.
Сессили рассмеялась.
— Глауен был очень добр по отношению ко мне, поэтому я его и поцеловала. Я вполне могу это сделать еще раз. Ты уходишь?
— А куда мне торопиться? Я могу задержаться и узнать что-нибудь интересненькое.
— В таком случае пошли мы, — сказала Сессили и взяла Глауена за руку, — а то сейчас еще кто-нибудь прибежит.
Они с достоинством удалились, а Арлес остался стоять на дороге. Сессили беспокойно взглянула на Глауена.
— Надеюсь, ты не поддашься на его провокацию.
Глауен упрямо покачал головой.
— Я чувствую себя полным идиотом, — он почувствовал, как рука Сессили напряглась, и поспешно добавил: — Это потому, что я просто не знал, что мне делать! Может стоило дать ему по физиономии? А я стоял, как истукан! Поверь мне, я его ни капельки не боюсь.
— Ты все сделал совершенно правильно, — заверила Сессили. — Арлес просто балбес! Стоит ли так переживать? Особенно если учесть, что у тебя нет шанса побить его.
— Наверное, ты права, — вздохнул Глауен. — Но если это повторится…
Сессили сжала его руку.
— Я не хочу, чтобы ты из-за меня ввязывался в глупые ссоры. Так ты проводишь меня до дому?
— Конечно!
Когда они вышли на улицу, ведущую к дому Ведеров, Сессили окинула внимательным взглядом всю улицу.
— Мне надо быть осторожной, мама и так уже считает, что я слишком ветрена, — она наклонила голову, затем быстро поцеловала Глауена, который попробовал поймать ее. Сессили со смехом увернулась.
— Мне пора.
— Может встретимся сегодня вечером, после ужина? — сдавленно спросил Глауен.
Сессили покачала головой.
— Мне надо сделать несколько рисунков для школы, а потом порепетировать пьесу, которую я буду играть на Парильи. А после этого мне уже надо будет ложиться спать… однако я сейчас подумала о том, что завтра вечером мама будет на собрании своего комитета, и такого строгого контроля за мной уже не будет, что, похоже, нам и нужно.
— Так, значит, завтра вечером. Где?
— Ты знаешь наш розовый сад, находящийся с восточной стороны дома?
— Где все статуи стоят как на караул?
Сессили кивнула.
— Если смогу, то выйду часа через два после заката. Встретимся на ступеньках, ведущих к главной террасе.
— Я буду там тебя ждать.
На следующий день был Милден. Для Глауена он тянулся невыносимо медленно: минута за минутой.
Через час после захода он переоделся в темно-синие брюки и мягкую серую рубашку. Шард обратил внимание на его приготовления.
— Куда это ты так собираешься? Или это секрет?
Глауен сделал пренебрежительный жест.
— Ничего особенного. Просто встреча.
— И кто же эта счастливая девушка?
— Сессили Ведер.
Шард усмехнулся.
— Смотри только, чтобы вас не застукала ее мать. Она ведь Фелис Ведер, урожденная Вук, она никогда не поступалась своей добродетелью.
— Попробую рискнуть.
— Я ничего против не имею. Сессили очаровательная девушка! Если она встречается с тобой, я должен сказать…
— Думаю, я уже знаю, что ты хочешь сказать.
— Ну, как хочешь.
В дверях Глауен остановился.
— Что бы там ни было, ты, пожалуйста, никому не говори об этом, особенно Арлесу.
— Естественно, нет. Я что, такой уж глупец?
— Нет. Но ты сам учил меня ничему не доверять.
Шард рассмеялся и обнял его за плечи.
— Верно. Только помни, не попадись.
Глауен спустился по лестнице и вышел в ночь. Не чувствуя под собой ног, он прибежал к дому Ведеров; затем, сделав по лугу большой круг, приблизился к розовому саду. Он прошел между двумя мраморными урнами, бледными в ночном свете, и прокрался в тень ивовых ветвей. Справа и слева от него стояли ряды статуй, между которыми были разбиты клумбы с розами. За ними маячили темные башни и ярусы, эркеры и балконы дома Ведеров.
Глауен направился вдоль центральной аллеи к дальним ступенькам. Он остановился и прислушался, но вокруг стояла тишина. В воздухе висел аромат белых роз; с этого момента аромат роз всю жизнь будет напоминать ему об этой ночи. В саду были только он да статуи. Он тихо подошел к месту встречи. Сессили еще не подошла. Он сел в тени на скамейку и приготовился ждать.
Время шло. Глауен сидел и смотрел на звезды, многие из которых он мог назвать. Он нашел созвездие, известное под названием Лютня Эндемиона. В самом его центре в мощный телескоп можно было бы разглядеть Старое Солнце… Он услышал слабый шорох. Прозвучал тихий голос:
— Глауен? Ты здесь?
Глауен вышел из тени.
— Я здесь, около скамейки.
Сессили издала тихий невнятный звук и побежала к нему навстречу; они встретились и обнялись. Упоение! Над головами поток звезд Хлыста Мирсеи несется в космос, вокруг аромат роз и мраморные статуи в свете звезд.
— Пошли, — сказала Сессили. — Пойдем вон туда к деревьям, там можно найти, где посидеть.
Она подвела его к открытой беседке, колонны которой были увиты виноградом. Они сели на скамейку, которая тянулась на половину внутреннего периметра беседки. Шли минуты. Сессили заерзала и подняла глаза.
— Ты такой молчаливый.
— Мне пришли в голову очень странные мысли.
— Какие же? Расскажи мне!
— Это трудно описать; это скорее даже настроение, чем обычные мысли.
— А ты все-таки попробуй.
— Я посмотрел на небо и звезды, — заговорил он, — и почувствовал, как на меня внезапно нашло какое-то откровение, как будто я ощутил всю галактику. В то же самое время я почувствовал миллионы и миллиарды людей, рассеянных по звездам. Их жизни, а может быть, сами люди, казалось, начали издавать какие-то негромкие звуки, настоящую тихую музыку. Какое-то мгновение я чувствовал эту музыку и понимал ее значение, потом я посмотрел на звезды, и в это время ты спросила меня, почему я такой молчаливый.
Немного подумав, Сессили сказала:
— Такие мысли наводят на меня грусть. Я предпочитаю считать, что мир начался вместе с моим рождением и останется таким без изменения навечно.
— Очень странная вселенная.
— Какая разница? Меня это вполне устраивает, а ее механизм меня совершенно не интересует, — она повернулась лицом к Глауену. — Я не хочу, чтобы ты забивал себе голову странными мыслями или слушал таинственную музыку. Это отвлекает твое внимание от меня. Я намного интереснее, чем звезды… я так думаю.
— Я в этом не сомневаюсь.
На восточной стороне неба красное зарево объявило о приближении двух других звезд этой системы — Песни и Лорки. Они наблюдали, как сначала Песня, а потом и Лорка поднялись на горизонте. Песня была похожа на бледную оранжевую луну, а Лорка — очень яркая звезда, сверкающая всеми цветами радуги.
— Я не могу долго оставаться, — сказала Сессили. — Собрание комитета происходит в нашем доме, и там же присутствует твоя двоюродная тетка Спанчетта. Они с мамой все время ссорятся, поэтому собрание закончится довольно рано.
— А что это за комитет?
— Они обсуждают программу Парильи. В этом году представлений в «Орфее» будет меньше, и как раз сейчас они разбираются с мастером Флорестом, а это непросто, ведь он может быть очень упрямым. Мечта его жизни — построить новый «Орфей» как раз напротив Лицея, и каждый сол из его турне во внешний мир идет в фонд этого проекта.
— Ты уже сказала ему, что уходишь из труппы?