– К сожалению, я не располагаю такими возможностями, – встал Котенев. – Всего доброго.
– Постой, – поднялся Григорий. – Тогда ссуди деньжат.
– Сколько?
– Двадцать тысчонок дашь – и разбежимся, – нагло улыбнулся Ворона.
– Обкакаешься от жадности, – почти ласково сказал ему Котенев. – Держи еще за хлопоты – и гуляй!
Он сунул в нагрудный карман рубашки Григория купюру, но тот ловко прихватил его руку:
– Дешевку нашел?
– Послушайте, милейший, – вырвал руку Михаил Павлович.
– Здесь не место и не время. Люди оглядываются. Пошли на улицу.
Григорий с сомнением поглядел на Котенева – чего это вдруг тому приспичило разговоры заводить на улице, уходя от стола с недопитым вином? Или это для него так, мелкие брызги? Привыкли шиковать тут, но сейчас не на такого нарвался! Анашкин своего шанса не упустит – жирный карась бьется на крючке, и не наколоть такого фраера, еще не нюхавшего, почем фунт лиха, все равно что себя не любить.
– Зачем на улице? – набычился Ворона.
– Я же сказал, люди на нас оглядываются, – понизив голос, миролюбиво ответил Михаил Павлович. – Излишнее внимание ни к чему. Пошли, пошли, – и он потянул Григория за собой к выходу.
На крыльце шашлычной Котенев огляделся и, быстро сориентировавшись, завел Ворону за здание харчевни.
– Так, за что я должен платить? – спросил Михаил Павлович.
– Родня твоя за валютку сел? – Анашкин облизнул языком пересохшие губы: жалко оставленной на столе недопитой бутылки портвейна, но выигрыш от разговора мог стать неизмеримо больше.
– Короче, ближе к делу.
– Ты тоже человек, как я вижу, не бедненький… Не боишься, что Виталик разматываться начнет? Помоги ему и помоги мне, чтобы и я язык за зубами держал крепко…
Договорить он не успел – Котенев резко двинул его в солнечное сплетение, а когда согнутый его ударом Ворона сломался пополам, добавил сверху по затылку.
Анашкин рухнул, захлебываясь блевотиной, корчась от жуткой боли и кривя рот в беззвучном крике.
– Забудь навечно мой телефон, – наклонившись к его лицу, прошипел Михаил Павлович. – Еще раз объявишься, прибью!
Выпрямившись, он с размаху пнул ногой еще не до конца оправившегося Григория и, не оглядываясь, пошел прочь…
На остановках автобусов все также толпился народ, взблескивали стеклами двери магазина «Зенит», впуская и выпуская покупателей, бойко торговала мороженица в обшарпанном киоске, клонилось к закату усталое солнце…
Слегка подрагивавшей рукой Котенев отпер дверь машины и тяжело плюхнулся на сиденье – экое несуразное получилось свиданьице. Угрожает еще, вымогатель, шантажист несчастный! И Виталий хорош, нашел, с кем передать приветик, отыскал гнусную блатную рожу, дал телефон, совершенно не соображая, кому и что он доверяет. Настроение было поганым, и всякое желание хоть чем-то помочь бедному Виталику Манакову пропало…
Вопреки надеждам и ожиданиям Манакова, Ворона позвонил Михаилу Павловичу далеко не сразу по возвращении в Москву. До их встречи в Сокольниках, столь неожиданно закончившейся на задворках шашлычной, произошло еще множество событий.
В Москве из родни у Гришки осталась только тетка – немолодая, прижимистая и пьющая. Она приняла неласково – поджала губы провалившегося беззубого рта и уставилась на племянника сухими маленькими глазками. Поздоровавшись, Григорий выставил на стол купленную по бешеной цене бутылку и, скинув куртку, уселся. Тетка молча собрала закусить, подала стаканчики, вилки, нарезала хлеба. Выпили.
– Жить-то у меня полагаешь? – сложив руки на животе, поинтересовалась женщина.
– Где же еще? – изумился Гришка. – У меня тут площадь.
– А тебя пропишут?
– Пропишут, если ты поперек не станешь. Да и тебе чего одной мыкаться. Небось, персональной пенсии не заслужила?
– Кормилец, – презрительно фыркнула тетка, – живу, как видишь, с голоду не померла. Но ты на мои деньги не зарься, я тебя кормить не собираюсь.
– Ладно тебе, – миролюбиво сказал Анашкин.
Ссориться с теткой раньше времени в его планы не входило: сначала надо прописаться, осмотреться. Да и настроение было шоколадное – воля, Москва, с детства знакомая квартира, в которой, похоже, так ничего и не изменилось за годы его отсутствия. Да и чего бы тут произойти изменениям? Пенсия у тетки пятьдесят восемь рублей, ходит в старье, а надо за квартиру платить, есть, пить, одеваться, обуваться, да и на лекарства, небось, тоже деньги идут.
– Вот пропишусь, на работу устроюсь, – мечтательно протянул племянник.
– Знаю я твои работы, – хмыкнула тетка, наливая себе еще, – опять загремишь в тюрягу.
– Не, больше туда ни ногой, – покрутил начавшей тяжелеть головой Гришка. – Хватит, нахлебался. Картошка в доме есть? Пожарила бы, а то жрать охота…
Вечером, лежа на старом диване, Ворона меланхолично глядел на темнеющее небо за окном и, покуривая, раздумывал над дальнейшим житьем-бытием. Нет сомнений, что милиция знает о его приезде, – из колонии послали сообщение, а бабки-общественницы, видевшие его у подъезда, обязательно сегодня же настучат участковому. Если не явиться к ментам самому, то непременно приползут сюда и начнут нервы мотать – когда приехали. Почему сразу к нам не пришли, не подали заявление на прописочку? Придется пойти и гнуться перед ними. Иначе в столице не пропишешься. И защитить тебя, сироту, некому. Кто захочет заниматься его трудоустройством и пропиской? В лучшем случае девица или лысый дядька в юридической консультации зачитает тебе статью из кодекса и начнет ее мутно толковать, чтобы ты поскорее отвалил. Клиент Анашкин явно не выгодный, стоит только на рожу поглядеть, как сразу ясно – денег тут не выжмешь. Откуда у него деньги? За нанесенный потерпевшему ущерб из заработка в колонии высчитывали, за содержание тоже, а сам заработок курам насмех – что заработаешь на ящиках? В отделах кадров тоже кислые физиономии состроит – путевой специальности нет, да и не с ударной комсомольской стройки прибыл в город Москву гражданин Анашкин.
В общем, куда ни кинь – всюду клин. Правда, есть одна толковая зацепочка – шепнул в зоне надежный корешь адресок, по которому готовы принять и помочь таким, как Гришка: деньжат дадут, к делу пристроят, пособят по возможности, но паспорт все равно надо получать.
Утомленный размышлениями, он незаметно заснул. Утром Григорий попил чаю, умылся, наскоро побрился и потащился в отделение милиции.
Принял его занудливый капитан средних лет, одетый в мятую форму с засаленными погонами. Пыхтя зажатой в прокуренных зубах «беломориной», он внимательно перечитал поданные Григорием документы.
– Ну, как дальше будем, дорогой Анашкин? – прищурился капитан. – Желаете прописаться у тетки?
– Желаю, – глядя в покрытый истершимся линолеумом пол, буркнул Ворона.
– А как с работой будем?
– Пойду устраиваться, – вздохнул Гришка, представив себе лица кадровиков. – Я, когда сюда к вам шел, объявления видел. Везде люди требуются.
– У тех, кто требуется, паспорта есть, – многозначительно бросил капитан.
– Дак надо бы и мне получить, – просительно Начал ловить его ускользающий взгляд Анашкин.
– Зайди ко мне через две недельки, – отодвигая бумаги на край стола, велел капитан.
– Долго больно ждать, – пожаловался Ворона.
– Мы тут тоже без дела не сидим, а такие дела я один не решаю, не положено.
– До свидания, – слегка поклонился ему Григорий и вышел…
Некоторое время он покурил, сидя на лавочке в чахлом скверике неподалеку от отделения. Напротив скверика образовалась стихийная стоянка машин автолюбителей, и Григорий жадно разглядывал чужие «аппараты». В кончиках пальцев даже появился знакомый зуд, словно сейчас он просунет тонкую отвертку в замочную скважину автомобильной двери, пошурует там – и она распахнётся. Завести чужую тачку для специалиста – плевое дело, труднее отыскать секретку или избавиться от разных противоугонных устройств.
Однако Ворона и в этих делах поднаторел. В группе, занимавшейся хищением автомобилей, он выполнял роль отгонщика. Один человек высматривал «объект», который готовились увести, потом сообщал о результатах – и в дело вступал Анашкин. Частенько информация о новой машине поступала прямо от людей из магазина, и тогда задача упрощалась – устанавливали, где хозяин оставляет свою красавицу. Григорий вскрывал дверь, заводил мотор и угонял машину, передавая ее в условном месте другому члену группы. Дальнейшее его уже не касалось – получал свою долю и ждал следующего случая. Перекрашивали автомобили, ставили на них новые номерные знаки, перебивали маркировку мотора и кузова, добывали документы на право владения автомобилем и техпаспорта уже другие. Когда Анашкин попался, он «сознался», что хотел угнать машину, но ни словом не обмолвился о тех, других. Поскольку к тому времени Григорий совершил угон автомототранспортного средства без цели хищения повторно, а такие действия подпадали под часть вторую статьи двести двенадцатой прим, суд определил ему наказание в два с половиной года лишения свободы, с отбыванием срока в исправительно-трудовой колонии общего режима.
«Ласточка, – лаская взглядом формы новой модели «Жигулей», млел Ворона. – Хороша! Кругом пишут об инфляции, а машинки в цене не падают. Угнать такую, с руками оторвут».
Однако, прежде чем решаться на подобное, надо знать, кому отдать машину. Ну, угнал, покатался, а дальше что? Где взять для нее номерные знаки, техпаспорт, где перекрасить?
Оторвавшись от созерцания чужих машин, Ворона докурил и, нашарив в кармане двушку, отправился на поиски телефона-автомата.
– Алло, Голубсва мне пожалуйста.
– Слушаю, – заурчал в наушнике густой бас. – Это кто?
– Гриша Анашкин, не признал?
– Гришка, ты? Откуда свалился? Давно пришел?
– Третий день, – неохотно ответил Ворона: чего распространяться о своих делах по телефону. – Повидаться бы надо.
– Подъезжай к гаражам, – предложил Голубев.
…До кооперативных гаражей Анашкин добрался на автобусе. Сойдя на последней остановке, преодолел широкую, полную грязной воды канаву и начал пробираться через захламленный пустырь.
Голубева он нашел около ободранной и подготовленной к покраске машины – приятель тщательно зачищал мелкой шкуркой заднее крыло, мурлыкая под нос какую-то песенку. Увидев, как сзади выросла чужая тень, он обернулся:
– А, это ты? Привет
– Здорово. – Ворона пошарил глазами по сторонам: время раннее, в гаражах пусто.
– Какие дела? – выпрямился Голубев, вытирая руки ветошью. Он был на голову выше Григория, плотнее, из брюк вываливалось огромное пивное пузо, сияя в прорехах майки белой, не тронутой загаром кожей. Зато лицо, шея и руки приятеля были как ошпарены, за что он и получил кличку Свекольный.
– Петьке звонил, – сплюнув в сторону, сообщил Ворона.
– Съехал он куда-то. Вот, решил тебя побеспокоить.
– Решил, так решил, – равнодушно ответил Свекольный, доставая сигареты. – Хочешь делом заняться? Тогда возьму к себе. Поломаться придется, но деньги заработаешь, правда, не сразу. Сейчас в автосервисах очереди, и дерут они, сволочи, а я всегда тут. Или у тебя чего другое на уме?
– Другое, – не стал скрывать Анашкин. – Я сегодня мимо стояночки шел: отличные машинки стоят, так и просятся. Люди нужны. У тебя я всегда успею наломаться.
– С людьми плохо, – поморщился Голубев. – Многие следом за тобой отправились, где Петька, я не знаю, уже с год не объявлялся, а кто остался – оборвались отсюда на юга.
– Неужели никого? А Ручкин?
– Пупок греет у теплого моря. Карла и Крапива с ним уехали, нету никого из старых, а с новыми я дела водить опасаюсь.
Свекольный смял окурок и отбросил в сторону, показывая, что перекур закончен, а с ним и разговор – чего Ворона навязался, ведь русским языком сказано: нету никого из старых подельников?! Неужели, если бы была такая возможность, сам Голубев упустил бы ее? Да ни в жизнь! Он запросто перебьет номера на двигателе, перекрасит за считанные часы, и будет чужая машина выглядеть совершенно по другому, но… Риск слишком велик, а в гаражах и так сыт, пьян и нос в табаке.
– У тебя все? – взяв с капота кусок шкурки, спросил он. – Ко мне клиент сейчас должен подойти.
– Ты это, коли такой богатый, ссудил бы деньжат, – попросил Анашкин. Раз сорвалось одно, хотя бы надо попытаться отгрызть от доходов Свекольного. Неужели не даст?
– На, – сунув руку в карман, Голубев вытащил не сколько скомканных пятерок и трояков. – Отдашь, когда будут. Ты заходи, если что. Адресок-то у тебя старый будет?
– Старый, – буркнул Гришка и, не оглядываясь, пошел к воротам.
Куда теперь подаваться? Домой идти неохота – там сейчас тетка опять начнет нудить, считать медяки и вздыхать, попрекая куском хлеба, будто он не выделил ей денег на хозяйство.
Доехав до центра, он долго болтался по магазинам, глазея на толпу и выставленные на продажу товары – особенно порадовать глаз было нечем. Купив бутылку сухого вина, в доброе старое время за такую цену литр водочки можно было взять, – Ворона зашел в первый попавшийся подъезд и, проткнув пальцем пробку внутрь, встал в позу горниста. Вино оказалось кислым и отдавало перебродившим виноградом. Поставив пустую посуду на грязный подоконник, Анашкин закурил и стал смотреть в окно, на пробегающие внизу машины.
Когда он уже собирался уходить, внизу что-то смешалось, автомобили начали принимать в сторону, и по проезжей части пронеслась группа мотоциклистов – мощные машины, огромные цветные шлемы, девицы на задних сиденьях, облепленные западными этикетками бензобаки, рев, грохот и синий дым выхлопных газов. Григорий скатился вниз по лестнице и выскочил из подъезда.
– Это кто? – повернулся он к незнакомой девушке.
– Рокеры, – брезгливо поморщилась она, уловив исходящий от Вороны запах спиртного.
– Да? И куда они гонят?
– На площадке в Лужниках собираются, – ответила девушка.
Мысль отправиться в Лужники на метро Анашкин отбросил сразу – не в его положении, да еще выпивши, рисковать: лучше наземным транспортом. Да и торопиться совершенно незачем – если мотоциклисты съезжаются на площадку, то сразу они оттуда не разъедутся, а вот кого-либо из нужных людей среди них стоит поискать…
По периметру площадки выстроились патрульные машины ГАИ, что очень не понравилось Вороне – там, где милиция, добра для себя он не ждал. Однако, патрульные вели себя спокойно и Григорий немного расслабился.
Смешавшись с толпой рокеров, он начал переходить от одной группы мотоциклистов к другой, приглядываясь к мотоковбоям, – кожаные и нейлоновые куртки с цепями, значки, огромные шлемы, давно не стриженные волосы. Возраст разный – от семнадцати до тридцати, мотоциклы тоже разные, как и умение справляться с ними. Некоторые лихачи, демонстрируя класс, поднимали мотоциклы «на козла» и проезжали по сотне метров на одном заднем колесе, что вызывало бурный восторг остальной братии.
Спустя полчаса Ворона установил, что среди собравшихся есть учащиеся профессионально-технических училищ, рабочие сцены из театров, автослесари, шоферы, продавцы, грузчики, медики и даже один негр. Но более всего его заинтересовала компания явно приблатненных парней. Безошибочно определив в Анашкине своего, один из них угостил его сигаретой:
– Ты чего, без колес? Не обзавелся?
– Думаю, – неопределенно ответил Гришка.
– Если бабки есть, парни из частей соберут, – пообещал новый знакомый, назвавшийся Валерой.
«Угоняют и разбирают, – понял Ворона, – а потом из разных частей собирают. Мелочевка! Не те люди».
Подскочил какой-то парень в радужно полосатом шлеме и старых гаишных галифе из искусственной кожи. Заорал:
– Едем! Голову не обгонять, не отставать, держаться кучей!
– Давай с нами? – предложил Валера.
Ворона бросил окурок и сел на мотоцикл, обхватив Валеру сзади за пояс руками. Взревели моторы, кавалькада рокеров вытянулась уродливой рычащей гусеницей и вылетела с площадки. Оглянувшись, Гришка увидел, что в хвост их рычащей орде незамедлительно пристроились несколько патрульных машин милиции.
Выскочили на Тверскую и понеслись по направлению к метро «Сокол». Пряча голову за спиной своего водителя, Гришка прикидывал: когда кончится это сумасшествие? И зачем, вообще, его занесло к придуркам на мотоциклах, неужто сухонькое ударило в голову на старые дрожжи? Нет, не те это люди!
Остановились на площадке у Аэровокзала, быстро спешились и толпой ринулись наверх, в буфеты. Гомон, шум, топот, грязные руки хватали с прилавков жареных кур, бутерброды с копченой колбасой, булочки, пачки сигарет, пирожки…
Потихоньку ретировавшись, Ворона вышел на улицу и сел на трамвай. Пора подгребать к дому, давно стемнело, день кончился, не принеся с собой, желанного удовлетворения. Нет, не те все люди, с которыми он сегодня общался, не те. Надо рвануть кусок побольше и нырнуть в тину, а с Голубевым или дурачками на мотоциклах каши не сваришь.
Воскресным утречком Ворона отправился на ипподром. Сойдя с троллейбуса, он влился в толпу. Народу хватало, бойко торговали программками, радио объявляло один заезд за другим – по звуку гонга срывались со старта и неслись по кругу лошади, запряженные в легкие коляски-американки. Прекрасные животные – караковые, чалые, соловые, вороные, – а на трибунах вставали с мест знатоки и просто болельщики, оглашая чашу ипподрома дружным криком: «Давай»!