Одиночный выстрел - Бегунова Алла Игоревна 3 стр.


Между тем объясняться с мужем Людмила не намеревалась. В его отсутствие она постепенно осознала, что студент сельскохозяйственного техникума с голубыми, как небо, глазами едва не сломал ей жизнь. Спасла ее только поддержка родной семьи: добрая и отзывчивая Елена Трофимовна, строгий, но справедливый Михаил Иванович, Валентина, старшая сестра, охотно подчинявшаяся младшей ее на полтора года Людмиле. Прочие жители районного города: одноклассники, учителя, соседи, друзья, знакомые — выступили в неприглядной роли. Они всеми силами старались показать ученице девятого «А» класса, какой безнравственный, даже отвратительный поступок она совершила, вступив в добрачные половые отношения с мужчиной, да еще в столь раннем возрасте.

Хорошо, что у отца в Киеве нашлись влиятельные друзья. Те, кто без жалости рубал беляков на полях Гражданской войны, помнили друг о друге и трогательно, со всей теплотой души поддерживали своих. Он попросил их о помощи, и они отозвались немедленно. Теперь затхлому белоцерковскому мещанскому мирку торжествовать недолго. Они уезжают в столицу Украины и больше сюда не вернутся никогда, ни при каких условиях.

А он, внезапный ее избранник? Чем он лучше здешних обывателей? Он много говорил о любви, но не любил. Зато ловко использовал подходящий момент для удовлетворения собственной похоти и обманул свою неопытную юную подругу. Ведь тогда она верила ему беззаветно. Нынче в ее сердце нет ни злобы, ни ненависти к Алексею Павличенко. Только — пустота. И надежда, что в будущем она не повторит нелепой ошибки…

Глава вторая. СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ

Ближе к вечеру понедельника Людмила вместе с Моржиком вернулась в Киев. Сын ехал в поезде, не выпуская из рук красивую игрушечную пожарную машинку, которую подарил ему отец прямо на вокзале. Впрочем, их прощание прошло коротко и по-деловому. Павличенко-старший убеждал Ростислава хорошо учиться, не шалить, слушаться маму. Павличенко-младший, глядя на то, как пассажиры торопливо загружают в вагон чемоданы, в знак согласия кивал головой и невнятно бормотал: «Ладно!», «Постараюсь!», «Обещаю!».

Белая Церковь не была для Моржика родным городом — он вырос в Киеве. Семью своего отца, несмотря на старания Ядвиги Томашевны, он тоже не воспринимал как родню — слишком редко их видел. Огромную любовь и безграничное уважение он испытывал к Людмиле. Далее, по убывающей шла тетя Валя и бабушка Лена. Михаила Ивановича, обычно одетого в военную униформу со скрипучей кожаной портупеей и кобурой пистолета на боку, он побаивался. Хотя дед никогда его не ругал и не наказывал, наоборот — только баловал. Но стоило майору НКВД нахмурить брови, как в доме Беловых наступала тишина, и любая его просьба, произнесенная тихим, спокойным голосом, моментально исполнялась…

До ужина Ростислав возился с отцовским подарком: «тушил пожары» в коридоре и большой комнате. Потом бросил яркую вещицу в коробку с другими игрушками и пошел на кухню. В его домашние обязанности входила помощь бабушке. Он накрывал стол скатертью, ставил тарелки, раскладывал ложки, вилки, ножи и накрахмаленные салфетки.

Ужин у Беловых походил на некий ритуал. Все члены семьи, одетые парадно, собирались за столом, сервированным по правилам этикета, который строго соблюдала Елена Трофимовна, дочь потомственного дворянина. Вечерний прием пищи проходил в молчании. Но после него появлялся самовар, чайный сервиз из мейсенского фарфора и наступало время задушевных разговоров, оживленного обсуждения новостей, текущих дел и ближайших планов. Так получалось потому, что тесная дружба и полное взаимопонимание тут связывали три поколения: отца и мать, родившихся в конце XIX столетия, в благополучной еще царской России, двух их дочерей, появившихся на свет в военное и предреволюционное лихолетье, и подростка, их внука, сына, племянника, не ведающего пока ни забот, ни бед, ни огорчений. Взрослые искренне желали, чтоб его жизнь прошло безоблачно и успешно.

Но, кажется, тучи уже сгущались.

Михаил Иванович, по роду службы посвященный в детали, простым смертным неизвестные, все чаще заговаривал об этом за столом.

— Будучи сейчас в Белой Церкви, ты подала заявление на развод? — задал он вопрос Людмиле.

— Увы, не успела.

— Отчего?

— Алексей приехал к родителям только в субботу вечером. ЗАГС уже не работал.

— Надо, надо поторопиться, — Белов задумчиво помешивал ложкой чай в тонкой крутобокой чашке.

— Но, папуля, время-то еще есть, — ответила она.

— Пришли кое-какие инструкции из Москвы. Для внутреннего, так сказать, пользования. Разглашать их я не имею права. Но вывод сделал бы определенный.

— Какой? — Люда посмотрела на отца.

— Война с Германией неизбежна.

— А договор о ненападении, подписанный с немцами?

— Не более чем уловка вероломного фашистского агрессора.

— Да это все равно, папа! — она беспечно махнула рукой. — Воевать мы будем на чужой территории. Так сказал нарком обороны товарищ Ворошилов на торжественном собрании общественности в Москве 23 февраля, в день юбилея нашей непобедимой и легендарной армии.

— Детка, война — вещь совершенно непредсказуемая. Мало ли, какие обстоятельства возникнут. Так что разведись с Павличенко официально, сделай новый паспорт. Зачем нам их дурацкая фамилия теперь, когда прошло столько лет…

Любящий и заботливый отец, Михаил Иванович сделал все возможное, чтобы происшествие в вишневом саду не легло темным пятном на судьбу его младшей дочери. Брак состоялся. Однако дальнейшее поведение Алексея Павличенко разочаровало Белова. Выпускник сельскохозяйственного техникума не захотел стать опорой Людмилы в трудной жизненной ситуации, а предпочел наблюдать со стороны, как молодая супруга из нее выбирается.

В Киеве Люда по совету отца поступила на завод «Арсенал». Взяли ее сначала разнорабочей, потом перевели в ученицы токаря, а через полгода присвоили рабочий разряд токаря-станочника. В анкете у нее появилась соответствующая запись «из рабочих», и это было важно для внучки потомственных дворян, хотя и только по материнской линии. Кроме этого, Людмила начала учиться в десятом классе вечерней школы и закончила ее, получив аттестат о среднем образовании. На 21-м году жизни она стала студенткой: с отличием сдала вступительные экзамены на исторический факультет Киевского университета. Поздновато, конечно. Сокурсницы Людмилы были младше ее. Правда, кое-кто из парней, уже отслуживших срочную в армии, — старше. Но с ними она не сближалась, не дружила…

Да, пожалуй, отец прав.

Столько лет прошло, столько разных событий случилось. Но, бывало, она вспоминала о бурном школьном романе. Любовь была. Но в воспоминаниях жила только горечь. Теперь Люда ощущала его как вериги, не дающие кающемуся грешнику воспарить над прошлым, раз и навсегда признать эту страницу своей жизни перевернутой. Сжав чайную ложку в кулаке, она сидела молча. В комнате, залитой мягким светом лампы под зеленым абажуром, наступила тишина. Моржик, обычно чувствовавший настроение матери, вздохнул и положил ей на тарелку кусочек бисквита:

— Мам, попробуй. Очень вкусно.

— Спасибо, сынок, — она погладила Ростислава по белокурым волосам. — Ты заботишься обо мне.

— Я тебя люблю и всегда буду заботиться…

Елена Трофимовна, следившая за вечерней беседой, решила вмешаться и перевести разговор в более нейтральное русло. Темы для обсуждения у нее имелись. Во-первых, назревал переезд семьи из Киева на дачу под Борисполем. Во-вторых, Валентина получила очередной отпуск — она трудилась на том же «Арсенале» — и пока не решила, как его использовать. В-третьих, Людмила через два дня уезжала в Одессу на практику. Там ей предстояло месяц работать в государственной научной библиотеке, собирая материал для дипломной работы. Тема диплома звучала весьма актуально: «Богдан Хмельницкий и Переяславская Рада в 1654 году. Присоединение Украины к России».

— Мам, возьми меня с собой в Одессу, — начал канючить Моржик.

— Нет, ты поедешь с бабушкой на дачу.

— Но почему, почему?

— В Одессе в общежитии мне дали только одно место.

— Мам, я возьму с собой матрас и буду спать под твоей кроватью.

— Какие глупости, сынок!

— Я буду помогать тебе в библиотеке. Книги перекладывать!

— Слава, я уезжаю совсем ненадолго. Потерпи.

— Раз так, то своди меня в тир. Ты давно обещала…

Тир находился в Снайперской школе ОСОАВИАХИМа, то есть «Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству», массовой добровольной общественной военно-патриотической организации, созданной в СССР в 1927 году. В ней насчитывалось около 14 миллионов человек, в основном — молодежи, которая обучалась в первичных организациях этого общества разным военным специальностям: от летчиков и парашютистов до стрелков и дрессировщиков служебных собак.

Людмила закончила Снайперскую школу, будучи студенткой второго курса истфака. Но связей с этим учебным заведением не порывала и иногда участвовала в районных и городских соревнованиях по пулевой стрельбе, с успехом защищая честь родного университета.

Киевская Снайперская школа ОСОАВИАХИМа тогда была одной из лучших в СССР по материально-техническому обеспечению. Она располагала прекрасно оборудованным, современным тиром, большим количеством ручного огнестрельного оружия разных систем, удобными классами для теоретических занятий. Но истинную ее славу составляли инструкторы — люди, преданные стрелковому делу, имеющие за плечами опыт Первой мировой войны, Гражданской и недавней финской. Именно эта последняя зимняя кампания заставила командование Рабоче-Крестьянской Красной Армии обратить пристальное внимание на развитие снайперского движения…

Людмила вместе с сыном пришла к своему наставнику — Александру Владимировичу Потапову, или «Потапычу», как ласково называли его курсанты. «Потапыч» начинал службу в Лейб-гвардии Егерском полку, где стрелковая подготовка нижних чинов была поставлена образцово. Подвигами на германском фронте в 1915 и 1916 годах он заслужил два солдатских «Георгия» 3-й и 4-й степени, а также чин унтер-офицера. В Гражданскую командовал ротой в пехотном полку у красных, получил тяжелое ранение при форсировании Сиваша. Из РККА ему пришлось уйти. Так Потапов оказался в ОСОАВИАХИМе. Здесь его навыки и знания быстро оценили, назначили старшим инструктором Снайперской школы в Киеве. Настоящую известность среди специалистов принесла ему книжка «Наставление для метких стрелков», издание небольшое по объему, но написанное просто, доходчиво, увлекательно. Восхищение трехлинейной магазинной винтовкой Мосина образца 1891/1930 года, грозным оружием русской пехоты, продиктовало «Потапычу» поистине вдохновенные страницы. Многие из читателей «Наставления для метких стрелков» становились поклонниками «снайпинга» — прицельной стрельбы по вражеским солдатам и офицерам из засады.

— Людмила, здравствуй! Рад, что навестила старика, — приветствовал Александр Владимирович свою бывшую ученицу. — Надеюсь, ты жива-здорова. А это кто с тобой?

— Сын Ростислав, — ответила она. — Мечтает увидеть настоящую снайперскую винтовку.

— Сколько лет-то тебе, Слава?

— Девять. Десятый пошел.

— Увидеть винтовку можно, — улыбнулся старший инструктор. — Но удержишь ли ты ее? В ней весу — четыре килограмма.

— Удержу, Александр Владимирович, — серьезно ответил Моржик. — Я сильный.

— Сильный? Очень сильный? — продолжал балагурить Потапов, ибо был человеком по природе добродушным. — А вот мы сейчас тебе испытание устроим. В тире, естественно. Заодно проверим мою старую гипотезу.

— Какую? — не удержалась от вопроса Людмила.

— Такую, что талант меткого стрелка иногда передается по наследству. Понимаешь, иногда. Как и талант живописца или архитектора…

О том, что она обладает этим талантом, Людмила до 1938 года не догадывалась. В тир она попала случайно, за компанию с однокурсниками. После сдачи трудного зачета по латыни на весенней сессии они, обрадованные, пошли гулять по Владимирской улице, где располагалось красное двухэтажное здание их университета. Но Владимирская — улица длинная, почти три километра — и пересекает она городской парк имени Тараса Шевченко. В тот год в парке устроили передвижной тир — в целях более действенной пропаганды пулевой стрельбы среди киевской общественности.

В тире было всего четыре ружья — малокалиберные винтовки производства Тульского оружейного завода, довольно-таки новые — 1933 года выпуска, с нарезным стволом, продольно-скользящим затвором, неавтоматические, однозарядные, под патрон 5,6x16 мм кольцевого воспламенения. С их освоения обычно и начинали в ОСОАВИАХИМе подготовку спортсменов. Заведовать этим хозяйством дирекция Снайперской школы поручила как раз Потапову. Потому он честно отсиживал в парке по три часа два раза в неделю и рассказывал совершенно незнакомым людям о пулевой стрельбе.

Студенты отдали ему деньги. «Потапыч» привычно зарядил винтовки и провел краткий инструктаж: как держать ружье — левой рукой за цевье, правой — за шейку приклада, сам приклад прижать плотнее к правому плечу; как целиться — совместить прорезь секторного прицела с мушкой на конце ствола; как выстрелить — задержать дыхание и плавно нажать пальцем на спуск. Два парня и две девушки выслушали его со всей внимательностью.

Затем раздались выстрелы. Потапов пошел к мишеням. Студенты, пересмеиваясь, обсуждали новые впечатления. Малокалиберньге винтовки, хотя короткие и нетяжелые, все ж таки имели отдачу. Один из студентов потирал рукой плечо. «Мелкашка» не толкнула, а ударила его потому, что он, испытывая страх перед выстрелом, не прижал к плечу приклад.

— Кто целился по четвертой мишени? — крикнул им Потапов, рассматривая дырочки на листах бумаги, исчерченных черными концентрическими кругами.

— Я! — раздался в ответ звонкий девичий голос.

— Стреляйте еще раз. ОСОАВИАХИМ в качестве приза дарит вам патрон к малокалиберной винтовке…

Установив новую мишень, старший инструктор вернулся к стойке, перезарядил ружье и протянул его красивой девушке с карими глазами. Когда она заходила в тир, то отпустила какую-то шутку, ее друзья расхохотались. Он еще подумал, что, наверное, у таких красоток жизнь легка, как облако, и вдумчивое снайперское искусство их заинтересовать не может.

Она взяла из его рук винтовку, медленно навела ствол на цель. Лицо ее на миг стало очень сосредоточенным, как будто отчужденным от мира. Грохнул выстрел. Потапов увидел результат. Она опять послала пулю точно в «десятку».

— Как вас зовут? — спросил он.

— Людмила.

— Вы давно занимаетесь стрельбой?

— Нет. Вообще не занимаюсь.

— Тогда приходите к нам в Снайперскую школу. У вас есть способности. Мы поможем их развить…

Почему-то она сразу поверила этому седому, худощавому человеку со шрамом над левой бровью, суровому на вид и немногословному.

В Снайперской школе все было строго и основательно: заявление о приеме, медицинская комиссия, пространная анкета и обязательно — с фотографией, выдача форменной синей гимнастерки и картонного удостоверения с треугольной фиолетовой печатью, расписание занятий: по средам — с шести до девяти часов вечера, по субботам — с трех до семи часов дня. Изучали они баллистику, чтобы знать, как летит пуля и как рассчитать ее полет до цели. Собирали и разбирали снайперскую винтовку Мосина образца 1891/1930 года с оптическим прицелом ПЕ. Выезжали в лес, где Потапов показывал им приемы маскировки на местности, порой — замысловатые до невероятия. Много времени они также проводили в тире, упражняясь под его руководством в стрельбе стоя, лежа, с колена.

Старший инструктор пристально наблюдал за курсантами. Теоретические знания и стрелковая практика очень нужны. Но они недостаточны для воспитания настоящего профессионала. У него должен быть не только отменный глазомер, что дается человеку от природы индивидуальными особенностями строения его глазного яблока. Ему нужен и характер: спокойный, уравновешенный, даже флегматичный, не склонный к приступам злобы, веселья, бешенства или истерии. Снайпер — терпеливый охотник. Он делает всего один выстрел, однако за промах может заплатить своей жизнью.

Назад Дальше