Мисс Лей, застигнутая врасплох, тем не менее оценила попытку объясниться. Все могло пройти гораздо хуже. Во всяком случае, Крэддок не ссылался на Всемогущего и не упоминал о своем «долге».
Затем Крэддок подошел к доктору Рамзи с протянутой рукой, отвернуться от которой было бы невежливо.
— Доктор Рамзи, я бы хотел как-нибудь с вами встретиться, — произнес Крэддок, глядя ему в глаза. — Полагаю, у вас ко мне есть разговор. Мне тоже нужно с вами побеседовать. Когда вы сможете уделить мне время?
Услышав эти прямые и искренние слова, Берта зарделась от удовольствия, а ее тетушке пришлась по душе смелость, с которой Крэддок обратился к старому ворчуну.
— Да, поговорить было бы неплохо, — кивнул доктор. — Скажем, сегодня в восемь вечера.
— Отлично! До свидания, мисс Лей, — попрощался Крэддок и вышел вместе с Бертой.
Мисс Лей не относилась к тем людям, которые считают опрометчивым судить окружающих, не узнав их в достаточной мере. Мисс Лей составляла свое мнение о человеке уже через пять минут и очень любила делиться своими впечатлениями.
— Знаете, доктор, — произнесла она, едва закрылась дверь за молодой парой, — он вовсе не так страшен, как я думала.
— А я и не утверждал, что Крэддок дурен собой, — едко ответил доктор Рамзи, убежденный, что все женщины как одна теряют голову при виде интересного мужчины.
Мисс Лей улыбнулась:
— Привлекательная внешность, мой милый доктор, — это три четверти боевого арсенала в борьбе за жизнь. Вы даже не представляете, на какое унылое существование обречена дурнушка.
— Вы одобряете нелепое намерение Берты?
— По правде говоря, одобряем мы с вами его или нет, не имеет особого значения, и посему лучше отнестись ко всему спокойно.
— Поступайте как знаете, мисс Лей, но лично я собираюсь положить конец этому безрассудству! — отрезал доктор Рамзи.
— Не выйдет, дорогой доктор, — опять улыбнулась мисс Лей. — Я знаю Берту намного лучше, чем вы. Мы с ней прожили три года, и все это время мне доставляло удовольствие изучать ее натуру. Позвольте рассказать, как мы впервые встретились. Вам, конечно, известно, что мы с отцом Берты рассорились много лет назад; спустив все свои деньги, он пожелал проделать ту же штуку с моими, а когда я ответила категорическим отказом, впал в буйный гнев, обозвал меня жалким неблагодарным созданием и держал обиду до конца своих дней. Смерть жены подкосила здоровье моего брата, несколько лет он провел, скитаясь с Бертой по Европе. Девочка получала образование — какое было доступно — в полудюжине стран. До сих пор удивляюсь, что она вообще чему-то выучилась и не превратилась в испорченное существо. Берта — великолепный пример того, что люди более склонны к добру, нежели ко злу. — Мисс Лей усмехнулась, поскольку сама не слишком в это верила. — И вот однажды, — продолжала она, — я получила телеграмму, отправленную на имя моего адвоката: «Отец умер, приезжайте, если можете. Берта Лей». Обратным адресом значился Неаполь, а я была во Флоренции. Разумеется, я все бросила и помчалась туда, захватив лишь сумочку, несколько ярдов траурного крепа да нюхательные соли. На вокзале меня встретила Берта, которую я не видела десять лет. Моим глазам предстала высокая миловидная девушка, очень сдержанная и прелестно одетая по последней моде. Я мягко поцеловала ее, как того требовали печальные обстоятельства, и по дороге с вокзала спросила, на какой день назначены похороны, заранее приготовив нюхательную соль на случай, если сирота разразится рыданиями. «Похороны уже прошли, — сообщила она. — Чтобы вас не расстраивать, я дала телеграмму, когда все закончилось. Я поставила в известность хозяина виллы и слуг. По правде говоря, в вашем приезде не было необходимости, просто доктор и английский священник посчитали неправильным, что я здесь совсем одна». После этих слов нюхательная соль понадобилась мне самой. Вообразите мое состояние! Я ожидала увидеть неловкую девочку-подростка, слезы, истерики и полный кавардак, а вместо этого нахожу, что все устроено самым пристойным образом, а этот подросток способен позаботиться еще и обо мне. За ленчем Берта окинула взглядом мой дорожный костюм. «Полагаю, вы покинули Флоренцию в большой спешке, — заметила она. — Если хотите одеться в черное, рекомендую мою модистку — она шьет весьма неплохо. Кстати, сегодня я еду к ней, чтобы примерить несколько платьев».
Мисс Лей сделала паузу и взглянула на доктора, чтобы проверить, какой эффект произвели ее слова. Доктор Рамзи молчал.
— Позже мои первоначальные впечатления только усилились, — добавила она. — Вы превзойдете сами себя, если убедите Берту отказаться от принятого ею решения.
— Вы хотите сказать, что намерены благословить этот союз?
Мисс Лей пожала плечами:
— Любезный доктор, повторяю, наши с вами благословения или проклятия не имеют ни малейшего значения. Крэддок — самый обычный молодой человек. Благодарение Богу, что Берта не выбрала кого-то похуже. Этот хотя бы образован.
— Да, вы правы. Десять лет в Королевской школе в Теркенбери кое-что значат.
— Что представлял собой его отец?
— То же, что и Эдвард — джентльмен-фермер. Обучался в Королевской школе, как впоследствии его сын. Водил знакомство с местными дворянами, однако не принадлежал к ним; знал всех фермеров, хотя не относился и к этому сословию. Такими Крэддоки были много поколений — ни то ни се, ни рыба ни мясо.
— Газеты пишут, что именно эти люди — хребет страны, доктор, ее главная опора.
— Тогда пусть держатся, где положено хребту, — со спины, — проворчал доктор Рамзи. — Как хотите, мисс Лей, но я не допущу этого безумия. В конце концов, мистер Лей назначил меня опекуном девочки, и пускай ей уже исполнился двадцать один год, мой долг — проследить, чтобы она не попала в лапы первого встречного оборванца, который уговорит ее выйти замуж.
— Воля ваша, — отозвалась мисс Лей, которой немного наскучил этот добрый джентльмен. — Едва ли вы чего-то добьетесь от Берты.
— Я не буду разговаривать с Бертой. Я встречусь с Крэддоком и прямо выскажу ему все, что думаю.
Мисс Лей вновь пожала плечами. Доктор Рамзи явно не понимал, за кем решающее слово в этом вопросе, а она не считала нужным его об этом информировать. Доктор удалился, и через несколько минут в комнату вошла Берта. Судя по всему, тетушка не собиралась чинить препоны истинной любви.
— Дорогая, тебе надо позаботиться о приданом, — с сухой улыбкой промолвила она.
— Церемония будет совсем скромной, — ответила Берта. — Мы с Эдвардом не хотим никакой шумихи.
— Очень умно с твоей стороны. Большинство людей думают, что, вступая в брак, совершают нечто оригинальное; им даже в голову не приходит, что со времен Адама и Евы кто-то еще заключал семейный союз.
— Я пригласила Эдварда завтра к нам на ленч, — сообщила Берта.
Глава V
На следующий день после ленча мисс Лей вернулась в гостиную и распаковала посылку от Мьюди. Она просматривала издания, пробегала глазами страницу той или иной книги, чтобы получить о ней представление, но мысли ее возвращались к только что закончившейся трапезе. Эдвард Крэддок заметно нервничал, за столом держался очень скованно и проявлял чрезмерную услужливость, передавая мисс Лей соль, перец и прочие мелочи. Крэддок прилагал все усилия, чтобы показаться любезным, но в то же время был немного подавлен и отнюдь не лучился восторженной радостью, естественной для счастливого жениха. Мисс Лей задавалась вопросом, действительно ли он любит ее племянницу. Берта, вне всяких сомнений, парила в небесах от любви и не сводила глаз с молодого человека, словно в жизни не видела ничего более прекрасного и восхитительного. Такая экспансивность в сравнении с прежней сдержанностью удивляла. Казалось, Берте совершенно не важно, что ее чувства станут достоянием целого света. Она не только была счастлива своей любовью, но и гордилась ею. Мисс Лей вслух рассмеялась над наивной уверенностью доктора в том, что он сможет помешать этой страсти. Отлично сознавая, что хладные струи доводов рассудка не в силах погасить бушующее пламя, мисс Лей даже не думала препятствовать союзу, но в то же время не имела желания быть свидетелем вступительных шагов к нему, поэтому после ленча сослалась на усталость и уединилась в гостиной. Ее радовала мысль о том, что она поступает, как ей нужно, и одновременно создает удобство для влюбленных.
Мисс Лей выбрала из стопки книг одну, которая показалась ей самой обещающей, и начала читать. Вскоре в дверь заглянула служанка и объявила о приходе мисс Гловер. Тень недовольства, пробежавшая по лицу мисс Лей, немедленно сменилась медоточивой благожелательностью.
— Ах, дорогая мисс Лей, не вставайте, — поспешно произнесла посетительница, видя, как хозяйка медленно поднимается с кушетки, на которой так уютно расположилась.
Мисс Лей обменялась рукопожатием с мисс Гловер и сказала, что счастлива ее видеть, про себя думая, что приверженность почтенной гостьи правилам очень утомительна. Гловеры обедали в Корт-Лейз на прошлой неделе, и ровно семь дней спустя мисс Гловер нанесла предписанный этикетом визит.
Мисс Гловер была весьма достойной особой, но донельзя скучной, а этого мисс Лей простить никак не могла. По ее мнению, в тысячу раз лучше быть чудовищно подлой Бекки Шарп, нежели чудовищно кроткой и глупой Эмилией[11]. Мисс Гловер была одной из самых добросердечных и отзывчивых женщин на Божьем свете, ангелом бескорыстия и самопожертвования, однако получать удовольствие от ее общества мог лишь слабоумный.
«Фанни Гловер — милая, добрая душа, — говаривала про нее мисс Лей, — и творит бесконечное благо для нашего прихода, но при всем том так уныла и бесцветна, что ей самое место на небеси». Солидные годы не мешали мисс Лей мысленно рисовать мисс Гловер с распущенными тусклыми волосами, крыльями и золотой арфой, денно и нощно распевающей церковные гимны противным писклявым голосом. На самом деле, райский образ совсем не подходил мисс Гловер. Ей было около двадцати восьми лет, однако на вид можно было дать и двадцать, и сорок. Казалось, что она всегда выглядит одинаково и что годы не властны над силой ее духа. Фигуры у мисс Гловер не было, а жесткие, плотные наряды скорее походили на броню. Она неизменно одевалась в глухой черный жакет из ткани в рубчик — видимо, наиболее ноской, — самую простую юбку и толстые, действительно толстые ботинки. Шляпку, подходившую для всякой погоды, мисс Гловер сшила сама. Вуали она никогда не носила, поэтому кожа на ее лице потемнела и обветрилась и так туго обтягивала кости, что лицо выглядело неестественно худым и угловатым. На выступающих скулах алел румянец, но не ровный, а с четко выделяющейся сеточкой капилляров. Нос и рот подходили под тактичное определение «решительные», бледно-голубые глаза были немного навыкате; ветра Восточной Англии за десять лет выдули из ее лица всю мягкость, их колючая ярость обесцветила даже волосы. То ли они прежде были каштановыми и утратили яркость, то ли золотистыми и потеряли блеск, — неизвестно. Корни торчали из черепа как-то по отдельности, и, глядя на них, мисс Лей невольно думала, как легко пересчитать волосы мисс Гловер. Однако вопреки холодной, суровой наружности, позволявшей предполагать крайне твердый характер, мисс Гловер была так застенчива и до смешного робка, что постоянно краснела, а в присутствии незнакомых людей испытывала настоящие муки по причине своей неспособности выдавить хоть слово. При этом в груди мисс Гловер билось самое нежное, доброе и великодушное сердце, переполненное любовью и состраданием к ближним. Она была чрезвычайно чувствительна.
— Как поживает ваш брат? — поинтересовалась мисс Лей.
Мистер Гловер служил викарием в Линхэме, что располагался примерно в миле от Корт-Лейз по дороге на Теркенбери, и с первого дня его назначения мисс Гловер вела в доме брата хозяйство.
— О, прекрасно. Правда, очень обеспокоен диссентерами[12]. Слыхали, они ведь строят новую церковь в Линхэме. Просто ужас!
— Мистер Крэддок упоминал об этом за ленчем.
— Он завтракал у вас? Не знала, что вы так хорошо знакомы.
— Кажется, он еще здесь, — сказала мисс Лей. — Во всяком случае, пока не прощался.
Мисс Гловер посмотрела на хозяйку в некотором недоумении, однако не стоило ожидать, что мисс Лей соизволит что-либо объяснить, прежде чем напустит еще больше тумана.
— А как дела у Берты? — осведомилась мисс Гловер, чьи разговоры в основном состояли из расспросов про общих знакомых.
— Разумеется, на седьмом небе от счастья.
— В самом деле? — подняла брови сестра викария: она ничегошеньки не понимала.
Мисс Гловер слегка побаивалась старшей приятельницы, и хотя ее брат Чарльз с сожалением признавал, что мисс Лей чересчур привязана ко всему мирскому, мисс Гловер не могла не испытывать уважения к даме, которая жила в Лондоне и на материке, встречалась с епископом Фарраром[13] и видела мисс Марию Корелли[14].
— Ну конечно, — кивнула она. — Берта молодая и веселая барышня.
— Уверена, она будет счастлива.
— По-видимому, вы очень переживаете за ее будущее, мисс Лей.
Мисс Гловер нашла высказывания мисс Лей загадочными и, чувствуя себя глупо, залилась краской.
— Вовсе нет, — возразила мисс Лей. — Берта сама себе хозяйка. Она здоровая и рассудительная девушка, как и большинство прочих. Но, что ни говори, это все-таки серьезный риск.
— Простите, — пролепетала сестра викария с таким страданием в голосе, что мисс Лей ощутила укол совести, — я вас не понимаю. Какой риск вы имеете в виду?
— Супружество, милочка.
— Берта… выходит замуж? Ах, мисс Лей, дорогая, примите мои поздравления! Какое счастье, какая гордость для вас!
— Моя любезная мисс Гловер, прошу вас, успокойтесь. А если хотите поздравить, адресуйте свои поздравления Берте, а не мне.
— Я так рада, мисс Лей! Подумать только, наша замечательная Берта выходит замуж! Чарльз тоже будет очень доволен.
— Жених — Эдвард Крэддок, — сухо произнесла мисс Лей, прерывая поток бурных эмоций.
— А? — Мисс Гловер от удивления приоткрыла рот и изменилась в лице, затем, овладев собой, воскликнула: — Да что вы говорите!
— Вы, очевидно, удивлены, дорогая, — кисло улыбнулась мисс Лей.
— О да. Я думала, они едва знакомы. К тому же… — Мисс Гловер смущенно запнулась.
— К тому же что? — резко спросила мисс Лей.
— Видите ли, мисс Лей, мистер Крэддок, конечно, очень хороший человек и нравится мне, но… я бы не назвала его подходящей парой для мисс Берты.
— Все зависит от того, что, по-вашему, означает понятие «подходящая пара».
— Я всегда надеялась, что Берта выйдет замуж за младшего мистера Брандертона из Тауэрса.
— Гм, — ответствовала мисс Лей, которая недолюбливала матушку соседа-сквайра. — Не представляю, чем может похвастаться мистер Брандертон, помимо наличия четырех или пяти поколений бестолковых предков и двух-трех тысяч акров земли, которую он не может ни продать, ни сдать в аренду.
— Нет-нет, мистер Крэддок — весьма достойный молодой человек, — поспешила добавить мисс Гловер, испугавшись, что наговорила слишком много. — Если вы одобряете союз, никто и слова не скажет.
— Я не одобряю этого союза, мисс Гловер, но я не настолько глупа, чтобы препятствовать ему. Замужество для женщины, которая имеет собственные средства, — всегда сущий идиотизм.
— Но ведь брак — это институт, установленный церковью! — запротестовала мисс Гловер.
— Неужели? — парировала мисс Лей. — А я всегда считала, что это институт, призванный обеспечивать работой судей по бракоразводным делам.
Это замечание мисс Гловер благоразумно оставила без ответа.
— Как по-вашему, они будут счастливы вместе? — наконец спросила она.
— Думаю, это крайне маловероятно, — ответила мисс Лей.
— В таком случае не велит ли вам долг — простите, что упоминаю об этом, — что-то предпринять?
— Моя добрая мисс Гловер, полагаю, Берта и Крэддок будут не более несчастливы, чем большинство прочих семейных пар; самый же главный на свете человеческий долг заключается в том, чтобы не лезть в чужие дела.
— Тут я с вами не соглашусь, — попыталась взбрыкнуть мисс Гловер. — Если бы долг сводился лишь к этому, в его выполнении не было бы ничего достойного!
— Милая моя, в вашем представлении жить счастливой жизнью — значит, постоянно делать что-то неприятное, а в моем — собирать розы, защитив руки перчатками, чтобы не уколоться шипами.