Следом шел Джеймс.
– А вас никто не приглашал.
– Нет уж, милая. Эти щенки не сдвинулись бы без меня с места.
В ответ она одарила его горящим взглядом, пока братья заполняли кабинет. «Конечно, – подумала Джорджина, – можно во всем покаяться, и пусть братья убьют Джеймса. Какого черта он сюда приперся, перебудоражив всех? Он довольно грубо возмутил спокойствие, но его низменный план может обернуться против него, и он этого вполне заслуживает».
– Ну, Джорджина?
– Не надо говорить со мной тоном главы семьи, Клинтон. Я не сделала ничего такого, в чем могла бы раскаяться. Обстоятельства вынудили Мака и меня искать пути домой, и я переоделась мальчиком.
– А где спал этот переодетый мальчик?
– Капитан любезно предложил мне разделить с ним каюту. Ты точно так же поступал со своим каютным мальчиком в знак покровительства. Но чтобы он знал, что я… я… – ее глаза сверкнули, и в них появился огонь ненависти. – Сукин сын, что ты хотел сказать, когда говорил, что ты меня не забудешь? Ты с самого начала знал, что я девушка, и только притворялся, что разглядел это потом?
Джеймс ответил с крайней небрежностью:
– Ну конечно.
Она бросилась на него, вскрикнув от ярости. Томас схватил ее сзади и удержал. Уоррен подскочил к Джеймсу.
– Так ты что, обесчестил ее? – спросил он, не прибегая к эвфимизмам.
– Ваша сестра вела себя как портовая шлюха. Она помогала мне одеваться и даже мыла меня без всякого протеста и девичьей стыдливости. Она уже сама себя обесчестила, прежде чем я дотронулся до нее.
– О Боже, – сказал Уоррен, – так вы действительно признаете, что вы…
Уоррен не закончил фразы и не стал дожидаться ответа. Он попытался ударить Джеймса, но его удар снова был легко парирован. Вслед за этим Джеймс коротко ткнул Уоррена кулаком в подбородок. Голова его откинулась назад, но он, слегка удивленный, все же удержался на ногах. Но тут к Джеймсу подскочил Клинтон.
– А почему бы не попробовать со мной, Мэлори?
Джорджина не верила своим ушам. Уравновешенный и здравомыслящий Клинтон?!
– Томас, сделай что-нибудь! – вскрикнула она.
– Боюсь, ты вмешаешься, если отпущу тебя. Я лучше сам стану держать этого негодяя, пока Клинтон будет бить его по физиономии.
– Томас! – выдохнула она, отказываясь верить.
– Хорошо, ты можешь со мной потягаться, янки, – сказал Джеймс дразнящим тоном. – Но я должен предупредить, что хорошо знаю дело.
«Насмешка? Вызов? Этот человек самоубийца. Он что же думает, что ему придется иметь дело только с Клинтоном? Он не знает ее братьев. Между ними могли быть жестокие перепалки, но против общего врага они всегда объединяются».
Двое старших братьев вступили в поединок и вскоре стало ясно, что Джеймс не хвастался. Пока Клинтон наносил один удар, он отвечал пятью.
Когда Клинтон пошатнулся от одного из ударов, ввязался Бойд. Конечно, младший брат вряд ли мог рассчитывать на успех, но он слишком увлекался, чтобы понимать это. Апперкот и тяжелый удар справа уложили его на пол. Настала очередь Уоррена.
Не новичок в драке, он был более подготовлен на этот раз. Уоррен, конечно, еще не имел дела с теми, кто тренировался на ринге, но вел себя лучше, чем Клинтон. И все же его тяжелые удары не причиняли, кажется, никакого вреда Джеймсу, точно он бил по каменной стене. Через десять минут он вышел из борьбы. Джорджина посмотрела на Дрю. Не будет ли тот настолько глуп, чтобы вмешиваться? И убедилась в этом, когда он, улыбаясь, скинул плащ.
– Теперь моя очередь, капитан Мэлори. Я вижу, что означает ваше «достаточно хорошо». Может быть, лучше принести пистолеты?
– Можно. Но я должен предупредить…
– Понимаю. И это дело вы тоже хорошо знаете.
– Даже еще лучше, милый мальчик. Я должен сообщить некоторым молодым задирам, что на моем счету четырнадцать побед и ни одного поражения. До сих пор я если и проигрывал, то только на море.
– Ну хорошо. Я думаю, что все-таки вы должны устать.
– Черт возьми, я не могу этому поверить! – вдруг воскликнул Бойд.
– Не ввязывайся, братишка, – сказал Дрю. – У тебя уже был случай.
– Да нет же ты, олух. Я ведь вспомнил, где я его видел. Разве ты не узнаешь его, Томас? Представь себе, что у него борода.
– О Боже! – изумился Томас. – Это же Ястреб, который повредил мой корабль!
– И увел у меня весь груз во время моего первого путешествия на «Океане».
– Это точно? – переспросил Клинтон.
– О Господи, Клинтон, – фыркнула Джорджина, -да это же несерьезно! Какой там пират! Это какой-то чертов лорд, виконт, как его там.
– Ридинг, – уточнил Джеймс.
– Спасибо, – ответила она механически. – Обвинять его в том, что он пират, – это смешно.
– И все же пират, милая, если ты не возражаешь, – перебил Джеймс своим обычным тоном. – Правда, теперь бывший, так что это не важно.
Он сумасшедший, иначе нельзя было его понять. Теперь все ее братья набросились на него, собираясь расправиться с ним.
– Надо остановить их, Томас.
Она сама не поняла, насколько требовательно прозвучали ее слова. В отличие от братьев, Томас заметил одну важную вещь в этом нехорошем деле: взгляд англичанина становился злобным, только когда Джорджина смотрела на него; ее же чувства были еще очевиднее.
– Ты что же, будешь оплакивать его, Джорджи? – спросил он очень по-доброму. – Он для тебя?…
– Был, но теперь нет, – ответила она.
– Тогда зачем вмешиваться?
– Но ведь они покалечат его?
– Конечно. Кажется, это действительно так.
– Томас, но из-за этого вздора с пиратством они забыли о правилах и перестали биться с ним один на один!
– Пожалуй. Но дело в том, что его пиратство совсем не вздор. Он действительно пират.
– Был, – настаивала она, – ты же слышал, он этим уже не занимается.
– Милая, факт остается фактом: во время своей грязной карьеры этот человек покалечил два наших корабля и похитил ценные грузы.
– Тогда пускай платит.
Ее аргумент оказался не лишним – все драчуны поднялись с пола. Все, кроме Мэлори. И кирпичные стены тоже не всегда могут устоять.
ГЛАВА XXXII
Джеймс, с трудом сдерживая стон, вырывавшийся из распухшего рта, приходил в себя. Он быстро оценил свое положение: кажется, ребра просто сильно отбиты, а челюсть разбита. Но, черт возьми, разве он сам на это не напрашивался? Можно же было сделать вид, что ничего не понял, когда двое младших братьев узнали его и напомнили ему о прошлом? Даже Джорджи защищала его и не верила в его пиратство. Нет, ему непременно хотелось, чтобы все выплыло наружу.
Конечно, если бы их было поменьше… Черт возьми! Проклятые янки! О чем думали Арти и Генри, почему не предупредили? Да и сам он почему отказался от первоначального плана встретиться с Джорджи наедине? Конни, конечно, предупреждал его и даже собирался рассказать об этом в Англии, а также сообщить Энтони. М-да…
Какого черта было приходить на эту проклятую вечеринку, разве только оконфузить девочку, как она того заслуживала? Да, конечно, именно эта вечеринка и сама Джорджи, довольная собой, с десятком поклонников, лишили Джеймса самообладания. И, черт побери, ведь он нашел ее под защитой этих идиотов, ее братьев, не предполагая, что кто-нибудь может оказаться рядом с ней.
До него доносились голоса, деформированные странным образом – словно через толстый слой ваты. Вероятно, ее братья здесь, наблюдают за ним и ждут, когда он очнется и придет в себя. Надо бы прислушаться к их разговорам, хотя и трудно сосредоточиться.
– Я не поверю этому, Томас, пока не услышу от Джорджи.
– Да она сама на него чуть не набросилась, ты же знаешь.
– Я там был, Бойд. – Этот голос расслышать было легко, и звучал он спокойно. – Я и остановил ее. Но это не важно, она, я тебе скажу…
– Но она все еще вздыхала по Малкому!
– Дрю! Не будь дураком, сколько раз я тебе говорил, что с ее стороны было одно упрямство. Какого черта, Уоррен, может быть, пора уже это бросить? Последнее время ты постоянно несешь чепуху.
Последовало шарканье ног, потом:
– Господи, неужели недостаточно на сегодня синяков?
– Да, конечно. Он слишком насолил мне, Клинтон. Англичанин мог бы у него поучиться.
– По-моему, был еще один путь. Пожалуйста, заткнись, Уоррен, если не можешь предложить ничего дельного. И не надо раздражаться, Дрю, это только мешает делу.
– Я не верю в то, что делает Бойд. – Джеймс уже начинал различать голоса, и этот, кажется, принадлежал раздражительному Уоррену. – Этот болван тоже сомневается.
Снова началась какая-то возня. Джеймс попытался было сесть и о чем-то попросить их, но ему наступили на ногу, отчего он дернулся всем телом.
– Как вы себя чувствуете, Мэлори? – спросили его неожиданно веселым тоном. – Достаточно ли хорошо для свадьбы?
Джеймс с трудом открыл глаза и увидел, что ему улыбается Бойд, похожий на мальчика. Со всем возможным презрением он произнес:
– Мои братья лучше бы сделали это дело, чем такие щенки, как вы.
– Так, может, начнем по новому кругу?
– Сядь, Уоррен!
Приказ Томаса удивил всех, кроме Джеймса, который не знал, что этот брат редко повышает голос. Впрочем, сейчас ему было не до них. Он копил в себе силы, чтобы подняться без посторонней помощи. И тут его как ударило.
– Какую, к черту, свадьбу вы имели в виду?!
– Вашу с Джорджи, англичанин. Вы скомпрометировали ее и теперь должны жениться, или мы с удовольствием вас убьем.
– Тогда шутки в сторону, милый мальчик, и нажимайте на курок. Меня нельзя заставить.
– А разве вы не для этого приехали, Мэлори? – неожиданно спросил Томас.
Джеймс сверкнул на него глазами; остальные братья восприняли его слова с разной степенью удивления.
– Ты что, с ума сошел, Томас?
– Ну, пожалуй, это все объясняет, не правда ли? – саркастически заметил кто-то.
– Откуда эти странные замечания – сначала о Джорджи, потом о нем?
– Может быть, ты объяснишься, Том?
– Это не важно, – ответил Томас, наблюдая за Джеймсом. – Английский ум соображает сложно.
Джеймс не собирался отвечать. От разговоров с этими идиотами болит голова. Медленно, с очень большой осторожностью, он встал на ноги. Тут же поднялись Уоррен и Клинтон. Джеймс едва не рассмеялся: неужели они считают, что он и сейчас опасен? Чертовы здоровяки! Конечно, у малютки Джорджи и не могло быть нормальной семьи.
– Между прочим, а где Джорджи? – спросил он.
Младший, возбужденно ходивший по комнате, остановился и зло взглянул на него:
– Ее не так зовут, Мэлори.
– О Господи, теперь имя не понравилось! – И, стараясь казаться равнодушным, Джеймс сообщил: – Я могу называть ее как мне придет в голову, сопляк! А куда вы ее девали?
– Мы ее никуда не девали, – услышал он сзади голос Дрю. – Она здесь.
Джеймс с трудом обернулся и увидел сначала Дрю, а за ним – на диване – без чувств, бледная как смерть, лежала Джорджина.
– Что за черт! – Джеймс со страшным выражением лица бросился к дивану. Дрю попытался его остановить. Они столкнулись, и он отлетел к стене, на которой от удара сдвинулись со своих мест картины. В соседнем зале одна из служанок, напуганная неожиданным шумом, уронила поднос со стаканами.
– Пускай его, Уоррен! – предупредил Томас. – Он не сделает ей ничего плохого. – Потом сказал Джеймсу: – Она просто упала в обморок, насмотревшись на вас.
– Она никогда не падала в обморок! – настаивал Бойд. – Я вам говорил, что она притворялась, не хотела слышать, как Клинтон орет на нее.
– Тебе бы следовало побить ее при случае, Клинт, – это проворчал, кажется, Уоррен, на которого братья бросали отчаянные взгляды.
И неожиданно прореагировал единственный посторонний:
– Я убью всякого, кто до нее дотронется своей поганой рукой. – Джеймс стоял на коленях у дивана, осторожно похлопывая Джорджину по серым щекам и пытаясь ее приподнять.
В зловещей тишине Томас посмотрел на Клинтона и спокойно сказал:
– Я тебе говорил.
– И я тоже. Все больше оснований, чтобы не ввязываться в это дело.
– Если вы не возражаете, его можно было бы просто отвести к губернатору и повесить, вот и все дело.
– Все-таки он обесчестил ее, Уоррен, – напомнил Клинтон, – Поэтому прежде всего надо поправить положение свадьбой, а потом все остальное.
Джеймс, однако, плохо слышал, о чем они говорили. Ему совсем не нравился цвет лица Джорджины. Кроме того, она едва дышала. До этого сам он никогда не имел дела с женщиной, упавшей в обморок. Находился кто-нибудь, кто в подобных случаях совал под нос пострадавшей нюхательную соль. У ее братьев она наверняка есть. Может, подойдут жженые перья. Интересно, чем набит этот диван?
– Можно попробовать пощекотать ее пятки, – предложил Дрю, стоя за спиной Джеймса. – Они очень чувствительны.
– Я знаю, – ответил Джеймс, вспомнив, как однажды он невзначай провел рукой по ее ступне, и она лягнула его так, что он слетел с кровати.
– Вы знаете? Какого черта вы знаете?
Джеймс вздохнул, услышав враждебность в голосе Дрю.
– Милый мальчик, неужели вы думаете, что я занимаюсь такими детскими шалостями, как щекотка?
– Меня интересует, какими шалостями вы занимались с моей сестрой?
– Не больше, чем вы уже предполагаете.
Дрю напрягся и ответил:
– Я вам вот что скажу, англичанин: вы сами копаете себе глубокую яму.
Джеймс посмотрел на него через плечо.
– Вовсе нет. Вы хотите, чтобы я лгал вам?
– О Господи, это было бы лучше.
– Прошу прощения, парень, но у меня нет той совести, которой вы, кажется, обременены. Как я говорил вашей сестре, я очень испорчен в некоторых отношениях.
– Речь идет о женщинах?
– Да. Если вы не возражаете.
Дрю побагровел и сжал кулаки:
– Вы еще хуже, чем Уоррен!
– Не стоит, щеночек! Чувствуете вы верно, я убежден в этом, но со мной вы не можете иметь дело, это вы знаете. Займитесь чем-нибудь полезным. Принесите что-нибудь, чтобы помочь вашей сестре. Ей следовало бы участвовать в этом удивительном вечере.
Дрю, рассерженный вышел и вскоре вернулся со стаканом воды. Джеймс посмотрел на него с недоверием.
– Скажите на милость, что вы собираетесь делать?
Вместо ответа Дрю вылил содержимое стакана на лицо Джорджины.
– Ну, я очень рад, что сделали это вы, а я не я, – сказал Джеймс, в то время как Джорджина, визжа и отплевываясь, села и стала глазами искать виноватого.
– Ты упала в обморок, Джорджи, – быстро пояснил ей Дрю.
– В соседней комнате, наверное, десяток женщин с нюхательной солью, – сказала она, яростно стряхивая негнущимися пальцами воду с лица и шеи. – Разве нельзя было кого-нибудь попросить?
– Я об этом не подумал.
– Можно было, наконец, принести просто мокрое полотенце. Черт возьми, Дрю, глянь, что ты наделал с моим платьем!
– Которое тебе прежде всего не следовало надевать, – возразил он. – Может, теперь ты переоденешься.
– Я буду носить его, пока оно не развалится. Если ты это сделал, чтобы…
– Ребята, если вы не возражаете, – заявил Джеймс, чтобы привлечь внимание Джорджины.
– Ах, Джеймс, посмотри на себя!
– Это трудно сделать, милочка! Но я бы сказал, что с тебя все еще капает.
– Вода, осел, а не кровь, – отрезала она и повернулась к Дрю: – Может, у тебя хоть платок найдется?
Он порылся в кармане, вытащил белый платок и подал ей, ожидая, что она вытрет лицо. Вместо этого он с изумлением увидел, как она, наклонившись, стала прикладывать платок к ссадинам на лице англичанина. А тот позволил ей это сделать, как будто еще недавно не смотрел на нее с ненавистью и не опозорил ее перед семьей и друзьями.
Дрю оглядел братьев: видят ли они перемену в отношениях между Джеймсом и Джорджиной? Клинтон и Уоррен ничего не заметили: они все еще спорили. Бойд встретился с ним взглядом и округлил глаза – он был согласен с Дрю. Томас качал головой и был явно доволен. Дрю не понимал, что же тут хорошего. Будь он проклят, если хочет, чтобы его зятем стал пират, пусть даже и бывший. Хуже того – английский пират. И даже еще хуже – старорежимный лорд. И, черт побери, неужели его сестра могла влюбиться в такого человека? Это просто противно разуму.