Глава 17
Тарас Дмитриевич ждал гостя в предбаннике, уютном помещении, где пахло кедром, а на стенах висели всевозможные веники и пучки сухих трав. «Парная у Раздольного» была его гордостью. Когда утром позвонил сыщик и напросился в баню, господин Михалин согласился без колебаний.
Всеслав бесил его своими вопросами, но, в конце концов, ему поручили серьезное дело, и он его делает. Мало ли кому что не нравится?!
– Опоздал? – весело ворвался в предбанник господин Смирнов. – Прошу прощения. Проспал.
Такая наивная откровенность была Тарасу в новинку. Он бы в подобном случае придумал причину посолиднее.
Банщик принес чистые полотенца, рукавицы и банные халаты.
– Пожалуйте в душ, если желаете, – радушно предложил он. – Парная растоплена. Все готово.
– Ароматы тут у вас царские! – восхитился Смирнов.
– Вы какой веничек предпочитаете? – улыбнулся Тарас. – Я – традиционно березовый.
– У нас венички не простые, – приговаривал банщик. – Заготовлены в Троицын день, по древнему русскому обычаю, с молодых плакучих березок, ни разу не цветших!
– А какие еще есть веники? – удивился гость.
– Дубовые, липовые, пихтовые, эвкалиптовые… из молодых побегов вишни. Очень рекомендую!
– Ладно, и я березовым буду париться, – решил Смирнов. – Возьму пример с хозяина.
Стены парной, как и предбанник, тоже были отделаны кедром. Каменка – специальная печь с камнями, на которые следовало лить воду, травяные настои или квас, раскалилась добела. Банщик плеснул на камни квасом – парная наполнилась горячим духом свежеиспеченного хлеба.
– Эх, хорошо, братцы!
Михалин постелил полотенце, полез на полок. По его телу можно было изучать совершенную мужскую мускулатуру. Сыщик глянул на него и обомлел. По правому бедру бывшего гимнаста тянулся длинный шрам – свежий след от глубокой царапины.
– Где это вы поранились? – как бы между прочим спросил он.
– Сам не знаю, – беспечно ответил Тарас. – Не почувствовал. Выпил лишнего, наверное, и напоролся на что-то острое. Убейте, не помню!
Напускная это беспечность или естественная, сыщик определить не успел. Он тоже растянулся на полке, закрыл глаза, наслаждаясь душистым паром.
Банщик принес шайку с запаренными в кипятке вениками. Запах березовых листьев проникал в каждую клеточку легких, расправлял ее, наполнял здоровой силой. Несмотря на жар, дышалось легко.
– С кого начинать? – спросил банщик, потряхивая в воздухе веником. – С гостя, вестимо?
– Ага… – лениво протянул с полка Михалин.
Всеслав расслабился в приятной истоме. Движения веника были невесомыми – он едва прикасался к горячей коже. Банщик оказался мастером своего дела; ловко орудуя пучком березовых веток, он сыпал шутками, прибаутками… его болтовня усыпляла.
Тарас и его гость выходили из парной, ныряли в прохладный бассейн, плавали и снова возвращались. Парились до изнеможения, до расплавления всех косточек.
– Этот парень у вас – настоящий виртуоз! – хвалил банщика Смирнов.
– Матвей? Точно! – соглашался Тарас. – Он мертвого на ноги поднимет своими вениками. Я его у спортсменов переманил. До сих пор на меня обижаются!
– «Который день паришься, тот день не старишься», – скалил зубы банщик. – Думаете, сколько мне лет?
Сыщик прикинул – по виду не больше сорока пяти. Так и сказал.
– Шестой десяток стукнул этой осенью! – довольно захохотал Матвей. – А все баня! Вот где нашим барышням молодиться надо, а не по соляриям разным, не по модным салонам шастать. Там что? Химия и облучение! А здесь – сама природа на тебя дышит, всякие хвори, морщины и целлюлиты как рукой снимает.
После парной долго сидели в комнате отдыха, пили чай с медом, квас. Разговаривать не хотелось. Смирнов увидел то, ради чего напросился с Тарасом в баню – след царапины на бедре. Откуда она взялась? Совпадение? Или… Дальнейшие предположения выходили за рамки логики, и сыщик решил оставить царапину в покое. Само все выяснится.
Хозяин угощал легкими солеными закусками – грибочками, моченой клюквой, огурчиками, рыбкой. Захотелось холодного пива. Матвей принес две полных кружки. Пили, изучая друг друга, пытаясь проникнуть в святая святых души. Господин Михалин как будто порывался что-то сказать, да так и не решился.
Сыщик тепло попрощался с Тарасом, поблагодарил за царское удовольствие. И не покривил душой – баня оказалась выше всяких похвал.
Вышел на улицу: заснеженный город показался старой боярской Москвой – вот-вот, визжа полозьями, пролетят расписные саночки, пронесут кони тяжелый возок, выглянет из терема в слюдяное окошко румяная, томная боярышня с косой до пояса… Только где эти терема? Где стремительные саночки? Остались от боярской Москвы одни воспоминания. Пожалуй, Василий Блаженный с его пестрыми куполами, семьюдесятью приделами, с его витыми колоннами, поддерживающими массивные кровли, наружными галереями и маленькими, темными окошками взирает из глубины веков на новую, шумную Москву и дивится. Какой ему кажется сегодняшняя жизнь? Тоскует ли он о прежней?
В детстве мама иногда водила Славку по Кремлю, по Красной площади, и сама увлекалась, рассказывая о прошлом этого города, своим неповторимым лицом и своей историей не похожего ни на строгий Санкт-Петербург, ни на легкомысленный Париж, ни на великий Рим.
Вид новенькой, недавно приобретенной иномарки, успевшей покрыться инеем, вернул господина Смирнова в настоящее. Он сел за руль, включил двигатель прогреваться… позвонил Еве.
– Я еду из «Уюта», – сообщила она. – Порадовать тебя нечем. Тарас Михалин никогда не был их клиентом. По-видимому, он нанимал домработницу либо частным образом, либо через другую фирму.
– Почему я так зациклился на этом? – рассердился Всеслав.
– Ты у меня спрашиваешь?
– У себя! В какую смену сегодня работает Римма Лудкина?
– Во вторую, с обеда, – ответила Ева. – В десять у нас был урок испанского. Ничего подозрительного не произошло. Людмила еще болеет, лежит дома.
– Спасибо, – улыбнулся сыщик. – Информация исчерпывающая.
– Как баня?
– Великолепно. Впечатление незабываемое! Видел Тараса Михалина во всем ослепительном блеске его наготы. Красив, мерзавец, как греческий бог! Лучше тебе с ним не встречаться, дорогая. Боюсь, ни одна женщина не способна устоять перед таким телом. Но самое интересное – у него на бедре свежий след от глубокой царапины.
Ева ахнула.
– Значит, тогда в Марфине был все-таки он?!
– Вопреки логике и здравому смыслу… Впрочем, царапина – еще не доказательство. Он мог пораниться где угодно.
После разговора с Евой господин Смирнов отправился на оптовый продовольственный рынок, где работали Римма Лудкина и ее подруга из Самары. Ему хотелось понаблюдать за ними со стороны – к сожалению, сегодня только за одной Риммой. Она не должна знать, что является объектом его интереса.
Сыщик оставил машину на парковочной площадке, а сам пошел вдоль торговых рядов. Спустя сорок минут он увидел Римму: она продавала крупы, муку, сахар и консервы. Всеслав не стал подходить к ее прилавку. Он завел разговор со скучающей продавщицей моющих средств, пуская в ход все свое обаяние.
– Не холодно целый день стоять?
Рыжая толстуха средних лет в мохеровой шапке и телогрейке поверх шерстяного свитера подняла на него подведенные глаза.
– Ты бы сам постоял, тогда бы не лез с глупыми вопросами! – прокуренным голосом гаркнула она.
– Я в Москве проездом, сестру разыскиваю, – игнорируя ее праведный гнев, заискивающе произнес Смирнов. – У меня вечером обратный поезд. Жалко, если не увидимся.
Толстуха смягчилась.
– А кто твоя сестра? Здесь народу много!
– Она продавец, Риммой зовут, фамилия – Лудкина. Может, знаете?
– Може, и знаю, только не по фамилии, а в лицо. Описать сумеешь?
Всеслав притворился донельзя расстроенным.
– Описывать я не мастер. Женщина как женщина… добрая, волосы крашеные.
– Сейчас они у всех крашеные! – засмеялась рыжая продавщица и громко закричала: – Верка! Верка! Поди-ка сюда!
Откуда-то из-за полок с товаром вынырнула вертлявая бабенка помоложе, с белыми, похожими на паклю локонами, свисающими вдоль щек.
– Чё орешь-то? – беззлобно поинтересовалась она.
– Тут человек сестру разыскивает, Римму Лудкину, – объяснила толстуха. И, обращаясь уже к Смирнову, добавила: – Верка у нас как справочник, всех знает!
– Римку-то? Знаю! – обрадовалась Вера. – Ее Люська сюда привела. Они так и работали вместе. А нынче Римка одна осталась.
– Какая Люська? – уточнил сыщик.
– Людмила Дронова, – охотно рассказывала всезнающая Верка. – Она из здешних ветеранов. Надоело ей ломаться за гроши, вот и уехала в теплые края счастья искать. И Римка за ней потянется, как нитка за иголкой.
Смирнов ничего не понял.
– Разве Людмила больше не работает вместе с Риммой? – удивился он.
– Не-а… – тряхнула белыми локонами Верка. – Дронова месяца три как уволилась. Она в Испанию подалась, на заработки. И Римку с собой звала, да та сразу ехать не решилась.
* * *
Ева внимательно изучила ссылки на материалы, которыми пользовался автор статьи, и ее энтузиазм сильно поугас. В основном это были личные семейные архивы, находящиеся за границей.
– Тарас Михалин отрицает свое отношение к статье? – спросила она Всеслава.
Тот кивнул головой, не переставая жевать. Живописно украшенная колечками лука, собственноручно разделанная им селедка, тонко нарезанный черный хлеб и холодная водка – сей натюрморт говорил о сложных мыслительных процессах, происходящих в голове господина Смирнова. Непостижимым образом именно такая трапеза способствовала успешному ходу этих процессов.
– Зачем бы он тогда использовал свой псевдоним? – удивлялась Ева. – Я склоняюсь к мысли, что автор все же Мартов. У него псевдонима не было?
– Он почти не писал.
– Вот видишь?! Назваться Панкратом Раздольным он мог в шутку. Или… желал скрыть свое имя, а первое, что пришло на ум, – псевдоним друга. Представь, что Мартов хотел сделать Тарасу сюрприз.
– В виде статьи на сказочно-мистическую тему? Они оба ничем подобным не увлекались.
– Откуда ты знаешь? – возмутилась Ева. – Не все люди – сухие материалисты!
– Согласен, – вяло ответил Смирнов. – Как там со ссылками? Есть с чем идти к эксперту?
– Почти нет, – призналась она. – Автор указывает, что опирается на данные семейных архивов, находящихся за рубежом. И уточняет: сам, дескать, их не изучал, а пользуется устными свидетельствами.
– Чьими?
– Тут не сказано.
– А где эти архивы? Тоже не сказано?
– Нет, – вздохнула Ева. – Упоминается только один архив семьи каких-то Лонгиновых. Часть его находится в Москве… а другая часть считается утерянной.
– Что же мне, сделаться теперь книжным червем? – неожиданно разозлился Всеслав. – Зарыться в архивы? Искать то, не знаю что? Какой смысл? Статья не имеет отношения к убийству Мартова – это ясно.
– А почему ты так сердишься? Не имеет, так не имеет.
Смирнов покраснел, положил на хлеб кусок селедки и начал жевать.
– Потому что больше зацепок нет! Никаких. Статья была последней ниточкой, которая тоже оборвалась. Не представляю, какие еще шаги я могу предпринять!
– Ты ведь любишь запутанные дела, – улыбнулась Ева. – Вот и применяй свой знаменитый интеллект.
– Это слишком запутанная история. У меня просто руки опускаются. Или она настолько проста, что в поисках сложности мой ум натыкается на созданные им самим препятствия.
– Сходи все же к эксперту, поговори, – посоветовала Ева. – Найти что-то в архивах трудно, тем более когда не знаешь толком, какую цель ты преследуешь. Да и рыться сутками в бумагах тебе не по душе. Эксперт может подсказать направление, навести тебя на какую-нибудь догадку.
– Один меня уже навел! – наливая себе немного водки, усмехнулся сыщик. – Я отдавал на экспертизу ворс с ковра твоих протеже. Заплатил за качество и за срочность. Хочешь знать результат? Кровь на ковре в Братееве принадлежит корове! Говяжья кровь. Весьма романтично, ты не находишь?
Ева застыла, не успев сделать себе бутерброд с селедкой, так аппетитно окруженной луком и политой подсолнечным маслом.
– Как… говяжья? – пробормотала она.
– А вот так! Может, подружки мясца купили, собирались шашлычок зажарить, да и пролили ненароком на коврик свежей коровьей кровушки? Тебя, простодушную, доверчивую москвичку просто разыграли! Как нынче выражаются, развели. Не смешно ли? Ты приманку скушала и крючочек заглотнула, привела частного сыщика… и тот тоже оказался доверчивым и наивным. Начал искать гастролирующего в столице провинциального маньяка. Ой, умора! – Смирнов захохотал, в то время как глаза его метали молнии. – Ну, это вы не на того напали, дамы!
– Да погоди ты! – вспыхнула Ева. – Зачем им нас разыгрывать?
– Скучно. Ай, как ску-у-учно! Из дома на работу, с работы – домой. А жизнь должна быть захватывающей, как приключенческий фильм. Скука, дорогая Ева, на многие «подвиги» людей вдохновляет.
– Не может быть! Они были очень напуганы… особенно Людмила. Она, наверное, даже заболела из-за этого! Может, кровь и говяжья… В таком случае кто-то хотел их напугать. Или случайность. Но не розыгрыш! Нет. Я бы почувствовала.
– Ты говоришь о случайности? – Брови Всеслава поползли вверх. – Не ты ли пыталась убедить меня, что случайностей не бывает? И что все происходящее – следствие неких таинственных невидимых процессов?!
Ева обхватила руками голову.
– Конечно. Ты прав. Но что это за процессы? Жизнь всегда дает подсказки, надо только уметь их читать…
– Одна из подруг дурачит другую! – перебил ее Смирнов. – Или они обе дурачат нас с тобой. Ты уверена, что Римма – это Римма, а Людмила – Людмила? Думаешь, почему я задержался? Я сегодня ездил на оптовый рынок, где они работают. Оказывается, Людмила Дронова уволилась и уехала в Испанию. И твоя Римма Лудкина собирается туда же!
– Ну да! Я тебе говорила… – До Евы не сразу дошел смысл сказанного. – Постой, как это… Людмила уехала? А кто же…
– Вот именно! «Кто же»? И зачем? Темнят дамы. Но со мной этот номер не пройдет!
Ева ошарашенно уставилась на Смирнова.
– Выходит, Людмила делает вид, что уехала, а сама… скрывается у себя в квартире? От кого?
– Не знаю. Вас, женщин, не поймешь, – сказал сыщик. – Может, натворила что-нибудь. Кстати, хорошая мысль – завтра прокачаю по милицейским каналам, не находится ли наша подруга из Братеева в розыске.
– Придумай еще, будто бы она террористка! А мы с Риммой – ее сообщники!
– Не исключено, – засмеялся Всеслав. – Есть еще варианты: прячется от мужа или от любовника. Или от обоих! Могу предложить о-очень страшную версию: Римма убила Людмилу, похитила деньги, которые та копила на дорогу в Испанию, и теперь дурака валяет, прикидывается этакой насмерть перепуганной курочкой.
– Ты же сам сказал, что кровь – говяжья! И кто тогда живет с Риммой в квартире? Призрак покойной?
– Прости… увлекся, переиграл, – дурашливо приложил руку к груди Смирнов. – С кровью я подкачал! Не надо было сразу объявлять тебе результат экспертизы. А проживать может кто угодно. Не пропадать же квадратным метрам? И платить Римме невыгодно за двоих. Вот она и пустила жиличку. Та по договоренности прикидывается Людмилой, чтобы не вызвать лишних подозрений.
– Каких подозрений? У кого? – рассердилась Ева. – Никто ими не интересовался. Если бы не ты…
– А кто в квартиру залез, все перевернул вверх дном? Значит, представляют интерес твои протеже. Только для кого?
Ева окончательно запуталась. В голове у нее начался звон. Она от растерянности забыла сделать Славке замечание, что он ее перебил. После продолжительного молчания, во время которого он, саркастически улыбаясь, жевал селедку с хлебом, Ева привела последний, решающий аргумент.
– Будучи замешанными в преступлении, они бы не стали просить помощи у частного детектива! – выпалила она. – Это же глупо!