Караулов что-то еще тихо втолковывал начальнику отдела убийств, а тот никак не реагировал на слова коллеги. Потом следователь вернулся в опорный пункт. Пора было начинать допрос задержанного. Участковый, озадаченный вечной как мир проблемой поиска понятых, необходимых для выемки, сунулся с предложением «исполнить свой гражданский долг» к Кате. Она огорчила его несказанно: права, мол, не имею, коллега.
Подошла к Колосову. Он стоял, прислонившись спиной к стене, безучастный ко всему происходящему. А прежде, на всех прочих местах происшествий, он всегда был в центре событий, организовывал розыск по горячим следам, работу со свидетелями и очевидцами, командовал, отдавал распоряжения подчиненным – словом, действовал решительно и активно. Катя привыкла видеть его именно таким, привыкла надеяться на него всегда и во всем, а сегодня…
– Никита, пожалуйста, послушай меня. – Катя заглянула ему в глаза. Больше всего ее пугало, что снова увидит в них только бешенство, хмель и слепоту.
– Что еще от меня нужно?
– Ну зачем ты так? А если бы ты его покалечил, если бы убил, что тогда?
– Не беспокойся. Семь потов сойдет, прежде чем такой ублюдок издохнет. Да не волнуйся ты, жив-здоров он. Не кашляет.
– Никита, кто он такой? Ты что, его знаешь?
Колосов устало закрыл глаза.
– Ищенков Владимир Анатольевич, 1958 года рождения, русский, уроженец города Жуковского, в 80-м окончил Московский институт физкультуры, работал тренером по спортивной гребле в Лазаревской под Сочи, затем вернулся в Москву, преподавал спортивную подготовку студентам сначала в Бауманском, затем в юношеской спортивной школе «Олимпионик» Центрального муниципального округа. Холост, близких родственников в Москве нет. Мать проживает в городе Жуковском. Ну, что тебе еще сказать? Кличка его Ящер.
– Он же не судим, ведь не судим, нет? Почему же у него такая чудная кличка? – спросила Катя. Ее насторожило, что Колосов так отбарабанил ей анкетные данные Ищенкова. Выходит, чтобы так их запомнить, у него действительно имелись веские основания.
– А это не урки ему ее дали, ты не думай, – криво усмехнулся Колосов. – Пацаны в спортшколе, ученики его.
– Почему? – Катя вся обратилась в слух.
– Помнишь, в марте прошлого года в Сахарове в подвале дома мальчика задушенного нашли. Да ты ни черта не помнишь, наверное!
– Я помню, – отрезала Катя. – Потом в Красноармейске было подобное убийство. Труп мальчика одиннадцати лет в подвале местного клуба нашли во время дискотеки. Я к тебе три месяца по этому делу ходила. Ты заладил как попугай: «ведем розыски». Но вы тогда это дело так и не раскрыли, между прочим.
Колосов посмотрел на нее. Она быстро потупилась: нечего снова бесить его.
– Не раскрыли. Ладно, пусть. – Колосов провел по лицу рукой. – Я в тот клуб поселковый, в подвал, лично выезжал. Ребенку в рот битого бутылочного стекла набили. А при вскрытии в прямой кишке осколок горла пивной бутылки был обнаружен.
Катя похолодела. Таких подробностей она не знала.
– Сначала все и правда глухо было, – продолжил Колосов. – Потом по сахаровскому эпизоду пошла информация, что первую жертву, мальчика, пацаны местные вроде за несколько часов до его смерти видели на станции в компании взрослого у игровых автоматов. Фоторобот мы его составили. Весьма приблизительный – дети ж, сама знаешь, как с ними… Кроме фото, сначала вообще ничего не было, ну, начали работать с этим. Ориентировались по приметам. В результате после всех перетрясок, выборок, отсева, после пяти месяцев работы пятеро в нашем списке подходящих кандидатур всего осталось. Один местный, житель Красноармейска, остальные – москвичи. Все в разное время бывали и в Сахарове, и в Красноармейске. Как они потом объясняли, по своим делам.
– А что Ящер говорил? – Катя, произнеся кличку, поняла, что теперь именно так и она начнет именовать за глаза клиента Юлии Павловны.
– Якобы в Сахарово приезжал к бабе своей знакомой. А в Красноармейск на оптовую ярмарку за стройматериалами – квартиру-де он ремонтирует. Машина у него по доверенности. «Жигуль», «девятка» синяя, ну и все такое. Мы его и эту четверку по датам прогнали: ни у Ищенкова, ни у остальных твердого алиби на момент совершения убийств не оказалось.
– А кто были остальные ваши подозреваемые?
– Один врач местный из Красноармейска, второй москвич – владелец ателье модной одежды на Соколе, и два шизоида – этих мы по нашей спецкартотеке вычисляли. По склонности к половым перверсиям.
– Но почему вы все же Ящером заинтересовались? И откуда у него кличка такая?
– Справки о нем, как и о других, начали наводить, ну, как обычно. – Колосов цедил слова словно бы нехотя. – В том числе и среди преподавателей, и учеников спортшколы. «Олимпионик» этот коммерческим юношеским оздоровительным центром оказался, платным. Дети небедных родителей его посещали. Полный набор там развлечений – от дайвинга и тенниса до восточных единоборств. Ищенков тренажерным залом там в то время заведовал. Нареканий среди коллег вроде не было. А вот как с ребятишками стали толковать, так и выплыла эта кличка Ящер.
– Он что, к ученикам приставал? – прямо спросила Катя.
– Нет. Напрямую нет, никогда. Но… боль, говорили пацаны, любил причинять.
– То есть? Бил, что ли?
– Он раньше секцией рукопашного боя заведовал. Он, видишь ли, у нас на все руки мастер. – Колосов недобро усмехнулся. – Тренировал пацанов. Тренировочки, приемчики там… И вроде бы, по слухам, где надо и не надо боль учил пацанов превозмогать – терпите, мол, тяжело в учении, легко в бою. Другие тренеры подобные болевые моменты из тренировок с детьми всегда исключали, да и инструкцией это запрещено. А он, наоборот, допускал и поощрял даже. Сядет себе и смотрит, даже подбадривает. До первой кровянки, в общем… И еще деталь: обычно в таких заведениях тренер для мальчишек – кумир, подражают ему во всем. А этого ненавидели и боялись, Ящером прозвали за его фокусы. Потом, видно, кто-то не выдержал, хотя у них там жесткая круговая порука, нажаловался родителям. Те к директору. Ну, Ищенкова и убрали от скандала подальше в тренажерный зал. Но ведь не уволили же! Все это так и осталось на уровне слухов. И с женщинами он тоже вроде… неадекватен. – Колосов скривил губы. – Одну его прежнюю знакомую по Жуковскому Колька Басов (это был старший оперуполномоченный отдела убийств) разговорил. Сейчас она замужем давно, мать семейства. А про Ящера вспомнить без дрожи не может: садист, говорит, поганый, скотина, хуже фашиста.
– И это что, все основания, по которым вы подозревали его в убийствах детей? – спросила Катя.
– Мало? Их пятеро у нас было таких. И у каждого ублюдка своя отдельная история.
– Ну и? И что дальше? Почему он так тебя ненавидит?
Колосов посмотрел на испачканную засохшей кровью руку и полез в карман за платком.
– Почему? Да потому. Толкли мы, толкли вот так с ними воду в ступе – толка никакого. Дело в тупик зашло. А нужно было что-то решать. Как-то кончать все это, пресекать в корне. Один же из этих пяти точно он был.
– Откуда ты это знаешь. Ну откуда?
– Знаю. Один был он. И он это знал, и я это знал. И ребята наши. И прокуратура.
– Так не бывает, Никита.
– Бывает, – Колосов холодно глянул на Катю. – А доказательств у нас не только на предъявление обвинения не хватало, но даже, как это называется… на персонификацию подозреваемого. Ну, тогда я и решил. Надо было как-то всю эту эпопею с мальчиками прекратить. Я обязан был его остановить любой ценой. Короче, я каждого из них, каждого вызывал и… Говорили мы так, что они до конца дней своих эти наши толковища не забудут. Каждому в лоб – знаю, мол, что это ты. Глаз с тебя не спущу. Если хоть один раз снова что-то такое всплывет и ты засветишься – ты покойник на следующий же день.
– Оружием, что ли, угрожал каждому?
– Не важно. Они меня поняли. Я играл пять против одного. Наверняка.
– И чего же ты всем этим добился?
– Убийства прекратились.
– Но все равно… – Катя хмурилась – Бог мой, кто их разберет, этих мужчин, когда они правы, когда не правы в своих поступках. – Все равно, возможно, ты не ошибался только в отношении одного из них. Остальных же ты оскорбил, унизил, напугал без всяких на то оснований. Если один из них – убийца-садист, то четверо остальных-то невиновны.
– Если бы их у меня даже сотня была, то я все равно поступил бы точно так же. – Колосов сплюнул. – А что, надо было ждать еще одного мальчишку, изуродованного, изнасилованного в подвале? Черт с ними, пусть я этого скота за руку не поймал, но хоть пресек его развлечения. Раз убийства прекратились, значит, один из этой пятерки понял меня как надо.
– Ну а если бы был новый случай, ты что же, их всех на следующий бы день перестрелял, что ли, как обещал? – спросила Катя. – Око за око? По закону Талиона?
Колосов молчал. Она почувствовала, что наступила ему на больную мозоль.
– Как все плохо, Никита, жестоко. – Катя не хотела говорить этого – сама не знала, как у нее вырвалось. – Очень, очень плохо. Скверно. Столько жестокости… Отчего мы такие? Разве нельзя как-то по-человечески, по-другому…
– Ну да, возлюби ближнего своего. А он зайдет за угол да твоему же ребенку и… Или вон кого-нибудь за ноги, как овцу, вздернет, освежует. Кровью начнет на даче клумбы поливать.
– Но и ведь так тоже невозможно!
Пауза. Они не смотрели друг на друга.
– Убийства, как видишь, такими методами прекратить нельзя, – сказала наконец Катя, – только… Ну хорошо, положим, ты с Ящером оказался прав и он действительно тот, кого вы искали, но все равно… Кстати, а как эти пятеро реагировали на твое предупреждение?
– Врач на следующий же день «телегу» в областную прокуратуру накатал. Вызывали меня, долбили дятлом. С шизиков – взятки гладки, сама понимаешь. А эти двое – Ящер и портняжка с Сокола – молчали вглухую.
– Не жаловались на беззаконие?
– Нет.
– Ну хорошо, даже если это действительно он, почерк-то все равно не совпадает. – Катя нервничала. – Ни способ совершения, ни объект посягательства даже и близко не стоят.
– Суть от этого не меняется, Катя. – За весь их долгий разговор Никита впервые назвал ее по имени. – В каждом случае, и в здешнем тоже, – налицо признаки садизма. Причинение мучений человеку.
– Но наши вон про ритуальное убийство говорят. И оно, по-моему, действительно похоже на ритуальное – столько странных, жутких деталей…
– Дьявола можно ублажать поначалу детской кровью, а потом и на кровь взрослых перекинуться. Ну, скажем, для того, чтобы избавиться от неких прежних подозрений. Я ж его предупредил, Ищенкова-то, – он понял. И решил действовать по-другому. Как раз тут логике его поведение не противоречит.
– А когда вы там с ним… ну, ссорились… он говорил что-нибудь? Что не виновен, ни при чем?
– Некогда ему было оправдываться. Морду ему полировал холеную. Жаль, Юрку не вовремя принесло, а то бы ему…
– Никита Михайлович, а… вы здесь… – На крыльцо вышел Караулов. Колосов представил ему Катю. Следователь и глазом не моргнул, услышав, что в этом деле у них имеется добровольный помощник в виде сотрудницы пресс-центра. – Значит, ребята, расклад такой, – сказал он. – Предварительный экспресс-анализ на Ищенкове следов крови не выявил. Одежду я у него все равно изъял, отправлю на экспертизу. Завтра же мне результаты нужны будут, так что, Никита, очень прошу, договорись с ЭКУ, чтобы уважили, сделали по-быстрому. Далее, Ищенков свое присутствие на берегу Сойки объясняет весьма просто: пришел на заре купаться. Мол, каждое утро, не исключая даже плохой погоды, регулярно принимает такие вот водные процедуры. Он, мол, человек спортивный, закаленный, вода холодная – одно удовольствие как бодрит, ну и все в этом роде. Встал, говорит, сегодня около четырех утра, в четверть пятого примерно был уже на реке. Просекой к Сойке не шел – зачем ему, мол, такой крюк? Из поселка к реке совсем другая дорога – через рощу напрямик. Далее, личность погибшего мы уже установили. Участковый его с трудом, но опознал. – Караулов достал из кармана куртки записную книжку. – Тарантинов Петр Егорович, местный житель, из зареченского поселка, неработающий. Я спрашивал Ищенкова, он клянется, что никакого Тарантинова никогда в глаза не видал.
Катя хотела было возразить, но решила подождать со своей информацией, пока следователь прокуратуры не закончит.
Караулов чрезвычайно понравился ей своей серьезностью и обстоятельностью. Мало того, что он уберег горячую голову начальника отдела убийств от опасных и опрометчивых поступков, но даже и сейчас его спокойный, деловитый тон отрезвляюще действовал на Колосова. И за все это Катя сразу же прониклась к молодому следователю самой искренней симпатией.