— Вот что, — в десятом часу провозгласил Бобров и поднялся из-за стола. — Валите вы по домам. Никитос, ты за ночь подумай, завтра продолжим. Все, что было, — категорически нет. Сделай так, чтобы завтра было «да». Разбегаемся, ребятки, а то я на прием опаздываю.
Придя домой, Маша рухнула на кровать. Очнулась только утром, с ужасом поняв, что начался новый день примерок и поисков имиджа.
Теперь вот нет и трех часов, а все вроде бы готово. Бобров бросил на нее хмурый, явно похмельный взгляд и согласно кивнул, пробубнив стилисту:
— Когда ты прав, ты прав.
— Мне нужно бежать, — пискнула Маша, сознавая, что последует за этим заявлением.
Сознавала правильно. Никита остолбенел от вопиющего нахальства, а Серж подскочил на месте, взревев:
— Что?!
Певица покраснела, потупила взор:
— У меня выступление в клубе. Я не могу подводить ребят.
Повисла нехорошая пауза.
— Хм… — Неожиданно меценат перестал сердиться и задумчиво изрек:
— То, что ты обязательная, — это хорошо. Но решай со своими быстрее. Время не ждет. У нас слишком много дел.
Маша вздрогнула, поняв, что наступил решающий момент. Она обязана поговорить с ним о ребятах. Ну, хотя бы попытаться.
— Мне очень неловко бросать их в такой момент… — Сердце ее, до этого бешено колотившееся, вдруг замерло, дыхание перехватило.
— Хм… — опять изрек Бобров. — Это всегда неприятный момент. Кто-то выбивается, кто-то нет. Ты — да, они — нет. Только и всего. С этим нужно смириться, потому что это жизнь. Жестокая, но ничего не поделаешь.
— И это все? — От неожиданности она вскинула на него глаза и отшатнулась. Ее буравил жесткий, лишенный каких-либо сантиментов взгляд. Взгляд бизнесмена, которому плевать на все, кроме своей выгоды. Она вспомнила их разговор об Ирме Бонд и еще раз утвердилась в мнении, что Серж чрезвычайно опасный человек. Если ему выгодно, он может пойти на все: предать, даже убить.
Подобный вывод вряд ли можно было сделать из их беседы, но взгляд его говорил лучше любых слов.
— А что ты хотела? — он усмехнулся одними губами. — Чтобы я подписал с ними контракт? Я не буду этого делать. Они мне неинтересны. В Москве тысячи парней, бренчащих на гитарах. Твои ребята ничем от них не отличаются.
— Но они были так добры ко мне…
— Оставайтесь друзьями. Это все, что я могу тебе посоветовать. Хороших людей теперь днем с огнем не сыщешь. Нужно сохранить добрые отношения.
Входя в клуб «Фламинго», Маша все еще пыталась себя убедить, что уход из группы — не предательство. Но самой ей в это не верилось. Как же, была группа, она ее солистка. А теперь нет солистки, и группы, получается, нет. Играла бы она на клавишных или на гитаре, они бы враз нашли ей замену. А как найти замену певице? Да еще быстро. Выступления-то никто не отменял. Всю неделю нужно работать, выходной только в следующий понедельник.
— А, — приветствовал ее Леха. — Что, уговорил-таки тебя Бобров?
Маша опешила:
— С чего ты взял?
— Ладно дурочку ломать! Тебе на такого визажиста год копить нужно.
Она запоздало охнула: макияж-то снять забыла. То-то на нее в метро странно смотрели! Отпираться стало бессмысленно.
— Да, — призналась она и во второй раз за день густо покраснела.
— Понятно, — намеренно безразлично изрек Генка.
— Нужно что-то решать. — Вовка хлопнул ладонью по тарелкам, те звякнули тупым звуком. — Я думаю, он не позволит тебе работать с нами.
— Он сказал, чтобы я… — Она запнулась, не в силах повторить бобровское «разобралась». Это прозвучало бы неприлично. Словно ребята какой-то старый хлам, который нужно выкинуть из чулана на помойку.
— Чего-то подобного я, признаюсь, ожидал, — грустно произнес Леха. — Но новый солист будет мужиком.
— Перестаньте! — Неожиданно ее захлестнула злость. — За что вы на меня обижаетесь?! Вы сделали доброе дело, подобрали меня и дали работу. И вы даже не представляете, как я вам благодарна! Но я же вас не кинула! Я просто пытаюсь использовать свой шанс. Так на кого вы обиделись — на меня или на себя за то, что мне повезло? Ведь если бы вы меня не поддержали, ничего бы со мной не произошло! И потом, я останусь с вами, пока вы не найдете мне замену.., только, пожалуйста, не тяните с этим… — Последние слова она произнесла очень тихо.
И снова наступила гнетущая тишина.
— Не забудь прописать обо мне в мемуарах, — буркнул Генка.
Маша вздохнула, глянула на него в упор:
— Если бы я через месяц приплелась обратно и молила бы взять меня, ты был бы рад? Скажи? Если бы у меня ничего не получилось, ты бы остался доволен?
Генка не выдержал ее прямого натиска, моргнул и тоже покраснел до ушей.
— Вот и нечего злиться! — изрекла она. — Все, давайте готовиться.
— Тебе звонила какая-то Катя, — вспомнил Леха.
— Катька? — удивилась Маша. — Странно. Зачем я ей так срочно нужна?
— Не знаю. Я ничего не разобрал. Она постоянно всхлипывала. Просила, кажется, с ней связаться.
Маша вдруг разволновалась. Метнулась к телефону. Три раза у нее никак не получалось набрать нужный номер, палец все жал не на те кнопки.
Что могло заставить всхлипывать вечно жизнерадостную Катьку? И почему она вообще обрывала телефон в поисках ее? Господи, может быть, что-нибудь дома случилось?! Только бы не дома, господи, только бы не дома.
Она не звонила родителям с самого отъезда. Нечего было сообщать. Собиралась на днях.
— Алло, Катя? — крикнула она, услыхав в трубке хриплый голос подруги.
— Аську убили, — сухо произнесла та и повесила трубку.
* * *
Маша добралась до Катьки только поздно ночью Выступление нужно было отработать, и никуда тут не деться.
Подруга уже пришла в себя, по крайней мере не всхлипывала. Сидела в кухне на табуретке и угрюмо смотрела в никуда. Маша налила ей чашку чая.
— Миллион раз ей говорила: «Перестань хвастать!» — с ожесточением процедила она. — Бестолочь!
— Не нашли тех, кто, ну… — Маша опустилась на соседний табурет.
Она с трудом верила в происходящее. Просто не могла представить, что Аськи — хохотушки с глазами нашкодившего ребенка — больше нет. Пока пела в клубе, упрямо хранила надежду, что Катька что-то перепутала или что ей отказало чувство юмора и она неудачно пошутила.
Но, увидев ее распухшее от слез лицо, поняла, что та не напутала и не пошутила.
— Днем у нее должна быть съемка в «Останкино», потом вечернее выступление в «Метелице». Словом, вернулась бы она под утро. Аська потащилась в телецентр, а там выяснилось, что студия слишком мала для всего кордебалета. Оставили на песню только ударную пятерку, остальных отпустили гулять. Все пошли в кафе пересиживать, а Аська поехала домой. Черт, и чего ее туда понесло? Как представлю, что я была последней, кто ее видел!
— Видел?! — У Маши горло перехватило.
— Да, я в клубе была. Она заехала, а потом поперлась домой. У меня ведь даже мысли не возникло ее остановить! — Катька упала лицом в ладони и опять всхлипнула. — Она про какие-то туфли говорила Мол, утром не те взяла, хотела поменять. Ну, это про танцевальные туфли…
— Выпей-ка чаю, — Маша насильно всучила ей чашку, погладила по плечу, успокаивая. — Ты не могла это предположить. Такое вообще предположить невозможно.
Мы же не можем ходить друг за другом, думая, что с кем-то из нас через час случится что-то ужасное. Это нелепо.
— Но с Аськой случилось! Я все равно не могу отогнать от себя мысль, что, если бы я тогда поехала с ней, она была бы сейчас жива.
— Ее в подъезде..
— Нет. — Катька мотнула головой. — В квартире. Там все перевернуто вверх дном, меня туда сегодня уже вызывали следователи. Просили посмотреть, все ли на месте.
— То есть это было ограбление?
— Черт его разберет. Вроде бы она сама дверь открыла.
Следов взлома нет. Ее застрелили в голову. А потом обшарили всю квартиру. Менты спрашивали, была ли она как-то связана с Ирмой Бонд.
— Господи. — Маша замерла. — А это-то тут при чем?
— Говорят, убийства похожи. Чуть ли не из одного пистолета стреляли, что ли. Или совпадение, такое бывает. — Катька глотнула чай и поморщилась. — Я бы водки выпила, честное слово.
Она встала, чуть шатаясь добралась до холодильника, вытащила полбутылки водки, отпила прямо из горлышка. Когда откашлялась, запоздало спросила:
— Может, и ты?
— Нет. Я не могу понять, почему влезли в ее квартиру?
Что она, дочь Рокфеллера? С какой стати?
От водки Катька немного пришла в себя. Ее перестало колотить, да и щеки слегка порозовели.
— Я же говорю, она болтала направо и налево, что жутко популярна среди богатых мужиков. Что они ее подарками забрасывают по несколько раз на дню, а она еще и не все принимает Вечно таскалась по мероприятиям эдаким… — Она повертела кистью в воздухе и презрительно фыркнула:
— Ну, великосветским. Ни одного приема за полгода не пропустила. То она на годовщине «Газпрома», то на дне рождения Пугачевой, то там, то сям, то на приеме в посольстве, как вчера. Как она эти приглашения доставала — одному богу известно. Цепляла там всяких мужиков — по большей части, мелочь. И никаких подарков особенных ей не дарили. Только вот Бобров за тебя шубу выделил. А уж что она вокруг этого устроила!
Она же на каждом шагу заливала: мол, и Бобров в числе ее поклонников. Ох! Я ей говорила, чтобы перестала. Она у кого-нибудь выцыганит колье или кольцо поносить — такое, чтоб подороже смотрелось, так и начнет о нем петь на очередной вечеринке каждому встречному. И изображает из себя великосветскую львицу. Она все деньги на шмотки тратила. Туфли — 500 баксов, платье — 600 баксов. Копила, по-моему, даже ела через раз, только бы лишнюю тряпку купить. А люди на этих приемах разные.
Вот, видимо, и нарвалась на ворюгу со своими байками.
— Значит, ее ограбили.
— Да, вынесли только шубу. Что у нее там было-то?
Смех один. Стоило человека из-за этой дряни убивать!
Ox! — Она опять всхлипнула.
Маша испугалась, что у Катьки начнется очередная истерика, и спросила, чтобы ее отвлечь:
— А к тебе она зачем приходила?
— Ой, — та вздрогнула. — Да бирюльку твою отдала.
Я на нее нажала, сказала, что мне ее сегодня возвратить эксперту нужно.
— Что?!
— Да, ну это же Аська! Она зашла в мастерскую к Кольке, а там я в твоей штуковине на шее. Ну, она и привязалась: откуда да откуда. Я ведь ее знаю как облупленную.
Скажешь, мол, Машкина, она затаскает на год. А что, своим можно и дольше не возвращать. Тянула бы до последнего: то некогда, то «ну дай надеть в последний разок, а завтра отдам, чтоб у меня зубы повыпадали». Вот я и соврала, что первое в голову пришло: что взяли его у одного антиквара, чтобы Колька вдохновился на выставочную работу. Аська тут же завела свое нытье: «Дай на вечер, иду на прием в посольство, нужно позарез». Я и подумала, что с того, если она его наденет один разок.
— Ой, господи! — Маша испуганно зажала рот рукой.
Сердце ее ухнуло в пятки.
— Она еще хвасталась, — не замечая ужаса в ее глазах, продолжала Катька, — что каждый второй ей комплимент делал, какой у нее потрясный кулон. И мужики, и женщины. Кажется, даже посол отметил. Вот и порадовалась напоследок. Да, я же тебе его отдать должна.
Она вышла в коридор, порылась в сумочке, вернулась с кулоном в руке, рассмотрела его в свете шестидесятиваттной лампочки:
— Правда красивый. Возьми, Колька работу свою уже закончил. Сказал, подарит тебе этюд в качестве благодарности.
"Не стоит, — хотела ответить Маша, но не стала. Вместо этого покрутила украшение на ладони, грустно подумала:
— Странно. Уже двоих, кто носил эту штуку, убили… Надо бы от нее избавиться".
— Знаешь, — сказала Катька, — плюну-ка я на эту дурацкую Москву, подамся в Питер.
— Зачем? — удивилась Маша.
— Ну, как… — Та потянула себя за прядь волос, задумчиво накрутила ее на палец. — Там у меня друзей больше, там джазовой певице вообще легче. В Питере к джазу другое отношение, да и город поспокойнее.
— Глупости, в Питере столько же бандитов на душу населения, сколько и в любом другом городе.
— Не знаю… — Катька снова села на табурет, подперла щеку кулаком. — С Севера все в Питер чешут, там мы свои.
А тут все равно изгои. И неуютно мне в Москве. Особенно теперь.
— Да подожди ты все кидать. Пройдет время…
— Вот именно, — перебила ее подруга. — Время проходит, а я все в стрип-баре на подпевках. Везет не всем.
Вот на тебя Бобров клюнул. А моя призрачная надежда показала мне дулю.
— Тот продюсер на музыкальном вечере…
Катька поморщилась:
— Сказал, что если бы хотел мной заняться, то занялся бы уже давно.
— Он дурак, — процедила Маша. — Я слышала тебя.
Ты потрясающая. Что им всем еще нужно?
— Вот и я так думаю, — вздохнула подруга. — Ай, фигня. Прорвемся. Если не выйдет из меня певицы, прославлюсь как Колькина натурщица.
* * *
Сэр Доудсен пребывал в тоске. Его больше не радовал рост акций родной компании на Лондонской бирже ценных бумаг. Еще бы — он помолвлен с Ви, этим крокодилом в обличье ученой цапли. Душа его наполнилась могильным холодом и таким же мраком. Выхода из тупика не было. Все утро он принимал поздравления. Разбудил его звонок тети Алисы, которая огласила его квартиру раскатистым рыком:
— Наконец-то ты одумался, мой мальчик. Я давно твердила, что лучше Виолетты тебе невесты не найти!
— Нечто подобное я слышал вчера на приеме от ее матери, — с глухим стоном он припомнил ужасную сцену на балконе.
— Теперь я спокойна за твою судьбу. Виолетта возьмет тебя в крепкие руки…
«Скорее силки», — подумал Александр.
Дальше он не слушал, углубившись в неприятные размышления о том, что все могло быть иначе, если бы по дороге на прием его сбил автомобиль. Месяц в больнице и жизнь на костылях сейчас казались ему предпочтительнее, нежели маячившая женитьба. Родственники продолжали его донимать и на работе. Мать поинтересовалась, какую рамочку он желает видеть на объявлении о помолвке в «Морнинг пост», отец с прозорливостью, присущей мужчинам, посоветовал не падать духом. Дядя Реджинальд тепло посочувствовал. В долгу не остались и друзья из клуба «Пеликан». Те со злорадным удовольствием слали ему письма по электронной почте, расписывая жуткие истории о том, как некий лорд Брэндхем избежал свадьбы, сев в тюрьму на пять лет за жестокое избиение полисмена в состоянии аффекта по причине своей помолвки.
А барон такой-то сделал то-то (еще более ужасное), а сэр тот-то вообще… Все эти примеры леденили кровь молодого жениха, хоть и являлись завуалированными советами друзей. Кроме того, похоже, все население Англии избрало развлечением в это злосчастное утро забрасывать его офис поздравительными факсами и телеграммами.
Посему факт помолвки не укрылся и от сотрудников.
Каждый счел своим долгом заглянуть в его каморку и поздравить с «замечательным событием».
— Виталий, а вы женаты? — с тоской спросил Александр, когда в проеме появилась голова зама.
— Три раза, — весело ответил тот.
— Зачем вам столько? — удивился молодой аристократ, искренне не понимая, почему человек по собственной воле подвергает себя пытке еще и еще раз.
— Так весело же!
Сэр Доудсен только плечами пожал: «Что тут веселого?»
— Скажу вам по секрету, — перешел на заговорщицкий шепот Виталий, — что вам, как человеку, вступающему в брак впервые, этого пока не понять. Подождите годик-другой, и вам тоже захочется поменять обстановку.
— А были случаи, чтобы вы не хотели жениться? — с надеждой вопросил страдалец.
— Я?! — несказанно удивился зам. — А с чего бы мне не хотеть? Это же весело!
Молодой аристократ понял, что дальнейший разговор бессмыслен. Он попытался углубиться в работу, но так и не смог сосредоточиться на проекте договора о перевозках продукции кондитерского завода из Москвы в Париж.