Слушая белого мага, Аржанова думала, что, конечно, ни «Св. Мария Магдалина» сама по себе, ни доблестный ее экипаж, ни деревянный корпус и мачты, ни медные пушки и не пеньковый просмоленный бегучий и стоячий такелаж могли беспокоить таврического губернатора, генерал-фельдмаршала и президента Военной коллегии. По-видимому, занимало его нечто иное, с чем он и предлагал ей немедленно разобраться, ибо пребывание самодержицы всероссийской в Севастополе ограничивалось пятью сутками.
– Вы состоите в свите светлейшего князя? – спросила она у Гончарова.
– Да. Вчера весь день мы ездили вместе с императором Австрии. Григорий Александрович показывал ему артиллерийские батареи, армейские склады и мастерские, сухой док.
– А послы Великобритании и Франции?
– Их я не видел.
– Гуляют на свободе, – сделала вывод Флора. – Будущие наши противники. Интересно, что теперь пришло в голову графу де Сегюру?..
«Восточный» эскорт на сей раз представляли только кирасиры в синих татарских кафтанах и пестрых чалмах, накрученных на фетровые колпаки. Корнет Чернозуб отобрал наиболее красивых, рослых и могучих солдат. Анастасия, хотя и имела рост 170 см, казалась среди них мальчиком-подростком, случайно попавшим в число телохранителей великой царицы. Для пущего сходства с бравыми ребятами она даже навела жженной пробкой черные полоски над верхней губой, похожие на первые пробивающиеся у юнца-щеголя усики.
Гребной баркас с «восточным» эскортом медленно подходил к левому борту «Св. Марии Магдалины», которая стояла почти посередине Южной бухты на двух становых якорях: левом – дагликсе – и правом – плехте. Черная громада корабля нависла над лодкой, и его детали проступали уже отчетливо. Широкая белая полоса вдоль корпуса, открытые пушечные порты, выдающиеся вбок в трех местах толстые балки – руслени – от которых вверх, к мачтам и реям, уходили ванты – веревочные лестницы. Все это живо напомнило Аржановой крымскую осень 1782 года, морские ее приключения и знакомство с замечательным капитаном Тимофеем Козляниновым, сделавшем ей предложение руки и сердца, но ныне служащем на Балтийском флоте.
Между тем приготовления к царскому ужину на верхней палубе юта «Марии-Магдалины» заканчивались. Лакеи расставляли на столах приборы, блюда с холодными закусками и вазы с цветами между ними. Екатерина Алексеевна собиралась угощать сегодня по меньшей мере три десятка человек. «Восточный» эскорт являлся лишь красочным, экзотическим дополнением сего пафосного мероприятия.
Командир линейного корабля капитан 1-го ранга Вениамин Тиздель, одетый в парадный белый кафтан с зелеными воротником, отворотами и обшлагами, встретил восточных воинов у трапа. Честно говоря, он не слишком доверял им. Во-первых, неизвестно, на каком языке объяснять им правила поведения людей на морском судне. Во-вторых, также неизвестно, будут ли выполнять эти правила вольные сыны степей, никаким законам Божеским не подчиняющиеся.
Но здесь опасения капитана не оправдались.
Все татары свободно изъяснялись по-русски и выказывали хорошее знание военной дисциплины. Выслушав англичанина, они отвечали ему: «Так точно, ваше высокоблагородие!» – и прикладывали правую руку к чалме. Успокоенный Вениамин Тиздель указал им на места, для эскорта предназначенные, и отправился решать другие проблемы. Сама царица еще не прибыла, но послы Великобритании и Франции уже шатались по его кораблю и норовили без сопровождения попасть то в пороховой погреб, то в парусную кладовую в носовой надстройке, то в интрюм, где работали помпы.
Вскоре появился Потемкин. Придирчивым взором он окинул верхнюю палубу юта, столы, их сервировку, лакеев в ливреях, «восточный» эскорт, выстроившийся вдоль борта. Аржанову он увидел не сразу. Из-за своего малого роста она очутилась в конце строя, на левом его фланге. светлейший князь подошел к ней и тихо сказал:
– Выглядите, как всегда, отлично.
– Рады стараться, ваше высокопревосходительство, – ответила она.
– Задача у вас простая.
– Слушаю, ваше высокопревосходительство.
– Когда начнется ужин, послы сядут вот здесь. Вы же станете сюда и будете слушать их разговоры между собой.
– А разве они не заметят?
– Сейчас я расположу эскорт полукругом возле стола. Ваше место будет смотреться вполне естественно. Еще ближе придвинем кадки с пальмами. Чтобы отвлечь их внимание….
Хотела Анастасия покаяться и рассказать Григорию Александровичу про свою шутку на французском языке с графом де Сегюром по дороге от Перекопа до Симферополя, да не успела. Боцман и его помощники боцманматы пронзительно засвистели в свои дудки, барабанщики морской пехоты ударили в барабаны, сигнальная пушка на носу корабля дала один за другим три холостых выстрела.
К «Марии-Магдалине» приближался роскошный белый султанский каик. В нем находились императрица Екатерина II и император Иосиф II…
Флотский ужин удался на славу.
На верхней палубе юта, не такой уж большой по площади, толкалась уйма народу: гости, лакеи, матросы, солдаты морской пехоты, восточные воины. Гости то сидели за столом, то прогуливались. Лакеи выносили и приносили блюда. Матросы играли на духовых инструментах. Солдаты зажигали свечи в фонариках и для иллюминации развешивали их вдоль бортов. Восточные воины стояли, как истуканы, сжав в руках обнаженные кривые сабли. Над темной гладью Южной бухты вспыхивали разноцветные огни фейерверков, гремели залпы артиллерийского салюта, звучали крики: «Виват, Екатерина!»
Капитан 1-го ранга Вениамин Тиздель на первых порах занимал сэра Фитц-Герберта и графа де Сегюра светской беседой, разговаривая одновременно на двух языках: английском и французском. Когда заиграл оркестр, это стало затруднительно, и командир линейного корабля ушел. Послы принялись обмениваться впечатлениями. Аржанова, стоя за пальмой, слушала их. Знатные господа убеждали друг друга в том, что мощь России не настоящая, а кажущаяся, и на самом деле эта страна – дикая, бедная, европейским державам не равная.
«Вот идиоты!» – думала курская дворянка, усмехаясь.
Затем последовало традиционное флотское угощение. На завершающем этапе ужина офицеры «Св. Марии Магдалины» поднесли серебряные чарки, весьма глубокие, с коньяком послам Великобритании и Франции и с шутками-прибаутками, при том неплохо говоря по-английски, заставили их выпить эти чарки до дна и одним глотком. Так что Анастасия не зря несла свое дежурство. После коньяка граф де Сегюр заплетающимся языком произнес несколько фраз, которые показались Аржановой очень интересными.
Для того чтобы разгадать их до конца, следовало лишь вспомнить Манифест самодержицы всероссийской, датированный 22 февраля 1784 года:
«Приморские города НАШИ – Севастополь, известный до сего времени под названием Ахт-Яр, одаренный превосходною морскою гаванью, и Феодосию, инако Кафа именуемою, в рассуждении выгодности их повелеваем открыть для всех народов, в дружбе с империей НАШЕЙ пребывающих, в пользу торговли их с верными НАШИМИ подданными. Вследствие чего сим торжественно объявляем, что все помянутые народы на собственных их или на наемных судах под флагом их могут свободно, безопасно и беспрепятственно к тем городам приплывать, или сухим путем приезжать, нагружать суда ихнии и оттуда отплывать или отъезжать по своему произволению…»
Таким образом, французское торговое судно с надписью на корме «Le Crysanteme» – курская дворянка обнаружила пришвартованным к деревянной пристани в Купеческой бухте (ныне – Артиллерийская. – А. Б.). Это была поляка – парусник длиной чуть более 22 метров, с тремя мачтами, первая из которых сильно наклонялась вперед и имела только один косо подвешенный длинный рей для треугольного, «латинского» паруса. Подобную конструкцию Аржанова видела у пиратской шебеки, когда осенью 1782 года плыла на флагманском корабле Азовской флотилии «Хотин» под командой Тимофея Козлянинова из Кафы в Гезлеве.
Поляки служили и транспортными и боевыми кораблями. Их широко применяли в странах Средиземного моря в XVIII столетии. В России, однако, их не строили, а покупали у греков, итальянцев, французов.
Анастасия сначала долго рассматривала «Хризантему» издали, но ничего подозрительного не заметила. На судне шли разгрузочные работы. Из трюма при помощи кабестанов поднимали сорокаведерные бочки. Как потом выяснилось, в них находилось коровье масло, пиво и уксус, закупленные провиантским департаментом комиссариатской экспедиции Черноморского флота. Эти продукты наравне с крупой, горохом, мясом, рыбой и солью составляли ежемесячный рацион моряков: 7 ведер пива, 6 фунтов масла и полкружки – 200 граммов – уксуса каждому рядовому. Уксус в данном случае применялся как дезинфицирующее средство.
Распоряжался на палубе поляки капитан – человек лет сорока, среднего роста, в потертом темно-оливковом кафтане и мятой треуголке. Лицо его показалось Анастасии властным, грубым, но довольно простодушным. От капитана теперь зависело многое. Где-то в его каюте лежало донесение графа де Сегюра, скорее всего – зашифрованное, а не написанное чисто литературным языком, вроде тех заметок, которые он легкомысленно оставлял на столе своей комнаты в ханском дворце в Бахчи-сарае.
Прежде всего Анастасии на ум пришел силовой вариант: войти на парусник с кирасирами, перевернуть там все вверх дном, запугать команду, угрожать капитану. Такое обычно предлагал ей князь Мещерский и сам мастерски исполнял свои предложения. Но период открытых действий сотрудников секретной канцелярии Ее Величества в Крыму закончился. Солнечная Таврида отныне и навсегда – территория России. Ее боевые корабли стоят на рейде Севастополя. Русские солдаты и матросы прокладывают на склонах холма, спускающегося к морю, улицы нового города. Здесь царит закон и порядок.
А что, если ей изобразить француженку, любовницу Луи-Филиппа де Сегюра, которая узнала о его письме и вообразила, будто это – послание ее сопернице во Франции и потому она хочет его прочитать? Пустить в ход женское обаяние и подкрепить его денежным вознаграждением…
Анастасия хорошо подготовилась к своей маленькой секретной операции. Но Жан-Жак Дюран подобной атаки с участием красивой и молодой женщины совсем не ожидал и растерялся.
Очень скоро Флора, сопровождаемая корнетом Чернозубом и сержантом Ермиловым, уже находилась не на палубе корабля, а в каюте капитана и пила кофе с марципановым пирожным. Господин Дюран, любезно улыбаясь, снова и снова объяснял прелестной посетительнице, что граф де Сегюр действительно оставил ему письмо, но оно снабжено грифом «Секрет короля» и потому едва ли содержит какое-либо упоминание о ее зловредной сопернице.
– Ах, мужчины так коварны! – вздохнула курская дворянка и положила на стол три золотых червонца.
– Чьи это деньги, мадемуазель? – строго спросил ее Дюран.
– Ваши, – Аржанова ласково посмотрела на капитана «Хризантемы».
Жан-Жак, оглянувшись на двух великанов, мрачно стоявших у двери, быстро смахнул монеты со стола в его выдвижной ящик и открыл секретер. Письмо, написанное на плотной желтоватой бумаге, лежало среди судовых документов.
– Убедитесь сами, мадемуазель. Вам его ни за что не прочитать, – сказал моряк и протянул Аржановой донесение французского шпиона.
Слова «Le Secret de Roi» были написаны на внешней стороне листа, сложенного вдвое. Внутри же его находилась цифровая тайнопись: восемь рядов чисел, сгруппированных по четыре:
«5784 6769 4321 4297 4356 7845 8612 9713 4545…»
Цифровой код – стандартный способ шифровки конфиденциальной корреспонденции, применявшийся в посольстве Франции в Санкт-Петербурге. Французы пользовались шифровальной машинкой весьма нехитрого устройства, состоявшей из двух дисков, один из которых был неподвижным, другой – вращающимся. Год назад русские нашли ключ к ней и многие донесения королю Людовику XVI прочитали. Видимо, такую машинку, довольно компактную и удобную, граф де Сегюр взял с собой в путешествие с императрицей на юг.
– Это просто возмутительно, капитан, – сказала Анастасия с дрожью в голосе и приложила надушенный платочек к глазам.
– Возмутительно? – Жан-Жак Дюран не любил женских слез и боялся их.
– Вот эта фраза, капитан, – курская дворянка провела пальцем по предпоследней цифровой строчке донесения. – Мой дорогой Луи-Филипп сообщает Мадлен из Арля, что прибудет к ней через полтора месяца. Какими словами он описывает их будущую встречу, я вам пересказывать не буду, дабы не нарушать правила приличий.
– Откуда вы узнали? – спросил Жан-Жак, пристально вглядываясь в лист, испещренный цифрами.
– Это наш с ним старый шифр. Он несложный.
– И что теперь, мадемуазель?
– Я бы хотела снять копию.
– Копию? – тут капитан «Хризантемы» задумался, но появление еще пяти золотых монет заставило моряка отбросить всякие сомнения в добрых намерениях его обворожительной и щедрой гостьи. Влюбленная женщина способна на все, капитан знал это по собственному опыту. Он даже выдал ей чистый лист бумаги и карандаш, а затем наблюдал, как быстро она переносит ряды цифр в свои записи.
Глава шестая
Падающие звезды
Необычно тихо было саду той августовской ночью.
Листья абрикосовых и персиковых деревьев, облитые лунным светом, висели на ветвях совершенно неподвижно и напоминали узорчатые серебряные пластины. Чистое от облаков высокое небо сияло яркими звездами, как волшебная чаша, опрокинутая над всем Божьим миром. Иссиня-черное и словно бы бархатное, оно дарило ощущение бесконечного покоя. Лишь изредка вспыхивали на нем и, оставляя прерывистый жемчужный след, летели вниз и исчезали в космическом пространстве осенние звезды.
Согласно древней примете, надо было загадать желание, пока звезда не погаснет. Князь и княгиня Мещерские сидели в плетеных креслах под большим деревом инжира и сквозь его разлапистые листья следили за падающими звездами. Но желания их уже исполнились. Уезжая из Крыма, самодержица всероссийская дала им краткую аудиенцию. Так князь Мещерский из статской службы коллежского советника был пожалован полковником обратно в военную службу и занял высокую должность в штабе Черноморского флота. Флора получила четыре тысячи рублей на строение дома в Севастополе и царское обещание взять ее дочь княжну Александру Мещерскую в Смольный институт благородных девиц, а ее сына князя Владимира Мещерского – в Сухопутный шляхетский корпус по достижении ими восьмилетнего возраста.
В Севастополе на улице Екатерининской Мещерские начали возводить собственный двухэтажный особняк. Но пока у них был готов лишь фундамент с подвалом, а для стен не хватало камня-известняка, который добывали в каменоломнях в Инкермане и привозили крайне нерегулярно, балок и досок из хорошо просушенного дерева, извести, глины, дранки, черепицы и других материалов, необходимых для строительства.
Севастополь рос стремительно.
Визит императрицы только подстегнул этот процесс, но очереди, например, за камнем нисколько не убавил. Потому Анастасия, глядя на небо и следя за падением новой звезды, загадала, чтоб триста штук камней, заказанных ею на прошлой неделе, привезли бы на стройку завтра, а Михаил – чтобы окна и двери для особняка заготовили бы к следующему четвергу.
Могла ли небесная канцелярия исполнять столь нехитрые, приземленные желания, они не знали и шутили, что это – лишь эксперимент. Просто им не хотелось уходить из сада. Крымские ночи в конце августа, когда нестерпимая жара идет на спад, хороши, свежи, благоуханны. Тем более если море – рядом. Они уже переехали из пыльного Симферополя в свое поместье на Черной речке, в долине, прилегающей к заливу и протянувшейся на несколько километров на восток, к Балаклаве. Сады и виноградники покрывали здесь ровное пространство, защищенное от безжалостного морского ветра горами, на которых произрастал лес.
Правда, обычный сельский дом был маловат для их семьи. Особенно не тратясь, Мещерские сделали к нему пристройку в местном стиле – из так называемого «самана»: стены, сплетенные из орешника и густо промазанные глиной, перемешанной с мелко нарубленной соломой. Все деньги у них уходили на двухэтажный особняк в Севастополе, и, сами не зная почему, они очень торопились и хотели подвести его под крышу уже к декабрю.