Берта была симпатичной девушкой в полном расцвете сил, вполне подходящей в жены юному викингу. Она была ласковой и работящей, как мне показалось. Я бы с удовольствием взглянул на нее, но не мог придумать предлога. Вдруг я понял, что она — живое доказательство лжи Хастингса. Он не мог овладеть ей во время путешествия, ибо она не оставила бы госпожу ради объятий викинга.
Но это не означало, что Хастингс лгал и о Моргане. Насколько я знал, она кормила Берту беленой во время пути, чтобы та хорошо спала. Она бы скорее выбросила служанку акулам, чем пропустила хоть час встречи со своим любовником.
Я глядел на принцессу, не показывая, что видел ее раньше. Она не обращала внимания на меня и сидела с отсутствующим выражением на лице. Я вспомнил, что назвал ее безобразной и испугался, что боги услышали меня и даже успели кое-что предпринять. Моя рука сама поползла за ворот, нащупала и сжала оберег. Тогда я уловил тихий шепот. Моргана обращалась к Берте: «Он пытается поймать блоху».
Хастингс расчесывал свои золотистые волосы черепаховым гребнем. Я надеялся, что хоть парочка блох выпрыгнет оттуда на глазах у Морганы, но блохи не оказались настолько любезны. Раздумывая о его чистоплотности, я почувствовал, что от него исходит сладкий запах. Без сомнения, он пользовался бесценными арабскими благовониями из Кордовы. В отличие от большинства викингов он не носил усов и, спокойно глядя на него, я впервые понял, почему. Он не желал прятать ни один из девяти шрамов, оставленных Стрелой Одина.
Мы все ждали, пока Хастингс закончит охорашиваться. Вскоре он безразличным взором оглядел нас и обратился к Меере:
— И чего мы ждем? Это твоя затея, а не моя. Начинай.
— Ну что ж, — приветливо начала Меера. — Спроси-ка, Оге, принцессу Моргану, сколько у нее братьев и сестер.
Когда я задал вопрос, взор девушки встретился с моим и застыл. Ее глаза отличались от наших, северных глаз. Никогда я не видел такой синевы.
— У меня четверо братьев и шесть сестер, а еще у моего отца много побочных детей от наложниц, которых от тоже любит, — ответила Моргана.
— Сколько жен и наложниц у Аэлы?
— Он христианин, и у него может быть только одна жена. Я не слышала, что у него есть наложницы.
Меера засмеялась, когда я повторил эти ответы:
— Оге, попроси принцессу не говорить глупостей. Ее второй ответ был правдив. У меня не такие уж маленькие уши, но я никогда не слышала, что Аэла содержит наложниц. Но ее первый ответ ложь. У нее два брата, а не четыре, и нет сестер. У ее отца, может быть, и есть парочка незаконных детей, но никто из них не живет при дворе.
Я повторил, и сперва мне показалось, что выражение лица Морганы не изменилось. Если бы я не приглядывался к лицам всю свою жизнь, как это делают рабы, я бы не заметил, что ее зрачки чуть расширились, а на белой шее забилась жилка.
— Теперь я буду говорить правду.
— Спроси, почему она солгала, — улыбнувшись, сказала Меера.
— Я сказала нарочно, — ответила Моргана.
— Я скажу, почему. Ты хотела заставить нас поверить, что твой отец, король Родри, имеющий столько дочерей, не станет платить большой выкуп за твое благополучное возвращение в Англию. Дочери обычно не очень берегут отцовское золото.
Я сообщил это как можно короче, чтобы добавить и кое-что от себя. Я говорил ровным тоном, дабы меня ни в чем не заподозрили.
— Ты влюблена в Хастингса и хочешь быть его любовницей?
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — проговорила она смущенным тоном, и толкнула меня ногой под столом.
Я повернулся к Меере:
— Она говорит, что не знает, о чем ты ведешь речь.
— Спроси ее снова, почему она солгала.
— Ответь женщине, что я собиралась лгать, сколько смогу, — твердо сказала Моргана.
— Это вполне естественно, Меера, — сказал Хастингс, нарушив затянувшееся молчание. — Не забывай, что она христианская принцесса, пойманная варварами, и к тому же у нее упрямый характер.
— Ты прав, это естественно, но не так уж умно. Оге, спроси, сколько отец заплатит за ее безопасное возвращение в Уэльс.
— Отец направлял меня в Нортумбрию с неплохим приданым. Путь туда по морю далек, а по земле опасен. Поэтому он поцеловал и благословил меня так, будто прощался навсегда. Мое место за его столом уже занято. Моя матушка больше не заботится обо мне. Эти заботы он передал Аэле, моему жениху. Богатства, которые остались у моего отца, пойдут на содержание двора, плату воинам и прочие расходы. Вряд ли он откроет свои сундуки, чтобы выкупить меня из плена.
Когда я повторил это Меере, она нахмурилась, и на лице ее появились признаки гнева, хотя черные глаза оставались спокойными и хитрыми.
— Ты когда-нибудь видела Аэлу, принца Нортумбрии? — спросил я по приказу Мееры.
— Нет, но его посол описывал его как человека удачливого и сказал, что таким мужем можно гордиться.
— Ты знаешь, что в его жилах не течет королевская кровь?
— Знаю. Но и мой отец такой же.
— Почему Аэла выбрал жену из Уэльса, когда гораздо ближе есть принцессы с приданым побогаче? Ему рассказывали о твоей поразительной красоте?
Но я передал Моргане эти слова без насмешливой интонации. Не знаю, почему. Ведь я все еще ненавидел ее за распутство с Хастингсом.
— Аэла выбрал меня, чтобы их союз с моим отцом стал еще крепче.
Мне показалось, что она легонько коснулась меня ногой под столом.
— Что за союз?
— Мы торгуем во всем мире и помогаем друг другу во время войны.
— Кто-нибудь из вас собирается воевать с королем Уэльса?
— Нет, но оба готовятся к войне с норманнами. Они договорились охранять побережье и биться до смерти.
Сонное состояние Хастингса было прервано. Его глаза широко открылись, а лицо покраснело от гнева. Ноздри Мееры затрепетали от ярости. Я и сам встрепенулся, услышав, как нежный девичий ротик произносит такие слова. Мне приходилось следить за голосом, чтобы не выдать переполнявших меня чувств, в которых я самому себе боялся признаться. Мое сердце болезненно сжалось, как в тот момент, когда я увидел Китти, решительно и спокойно варившую суп, чтобы противостоять моей злосчастной судьбе и стоявшую с топором в руке, когда Меера говорила со мной.
Другая сцена, вырванная из памяти, встала пред моим мысленным взором: это был предсмертный танец Брата Рагнара, громадного, косматого, пытающегося вырвать из брюха мое копье, его стоны и рев, наполовину заглушаемый хохотом Рагнара. Я не смеялся и не знал тогда, какая сила сдавила мою грудь. Однако я не смог бы объяснить, что за связь между свирепым зверем, умирающим в лесу и нежной девушкой, отвечающей на вопросы Мееры в зале Рагнара. Я знал, что она покинула замок отца для долгого путешествия к жениху. И в самом конце путешествия, когда казалось, будто все опасности позади, и она уже предвкушала приветственную песню скальда, из засады вылетели два морских дракона, стремительные и ужасные, словно чудовища, поднимающиеся из черных глубин. Весла пенили воду, оружие викингов блестело, и их победный рев несся над водой.
«Твои воины стояли насмерть?» — вопрос бился у меня в горле, но я не задал его: мне-то что за дело?
Если да, то викинги получили двойное удовольствие.
Когда пал твой последний защитник, рыдала ли ты?
Да, ты плакала, если только ты не злая ведьма, как говорил гонец. Ведьма может обладать неземной красотой: я слышал, такие встречаются. Они заманивают странников и обрекают их на ужасную смерть. Но губы земной женщины не могут быть столь сладкими, у них не бывает таких ясных глаз, если только они не коварнее черного оборотня в глухом лесу в полнолуние.
Если мое готовое разорваться сердце говорит правду, то тогда Хастингс лжет.
— Что с тобой, Оге? — прервал мои мысли резкий и нетерпеливый голос Мееры. — Уже дважды я прошу тебя задать вопрос. Какой выкуп заплатит Аэла за свою пропавшую невесту, а ты сидишь с таким видом, словно перед тобой дух.
Мозг напрягся, будто тело воина в момент опасности, и я подумал, что смогу помочь Моргане.
— Но я в самом деле вижу духа.
— Что?
— Она стоит за креслом Морганы.
Меера вцепилась в край стола так, что побелели костяшки.
— Она разодета в шелка и на голове у нее обруч желтого золота, а волосы так светлы, что кажутся почти белыми.
Точно такими словами Китти описывала Эдит, мать Хастингса.
— У нее есть еще украшения? — помолчав, спросила Меера.
— Нет, только на груди серебряный крест.
Тем временем я уголком глаз следил за Хастингсом. Он сжал потемневшие губы, шрамы на лице почернели, а глаза заблестели.
— Оге, дух пытается защитить Моргану? — спросил он.
— Да. Похоже на то.
— Боюсь, несколько поздновато. Если бы она и впрямь хотела, чтобы Моргана досталась Аэле, она бы укрыла фризский корабль в густом тумане.
Он помолчал, буравя глазами полумрак за креслом Морганы.
— Она все еще там, Оге?
— Нет, она отступила назад.
— Далеко?
— Шагов на пять.
Из его руки, спокойно висевшей вдоль тела, вырвалось серебристое пламя, рассекло воздух и тускло заблестело на стене. Нож проткнул место, на которое я указывал.
— Если увидишь ее вновь, Оге, — сказал Хастингс, пока Меера ошеломленно молчала, — прикажи ей возвратиться в ее забытую могилу.
— О, Хастингс, ты самый великий викинг! — выкрикнула Меера, спрыгивая с кресла.
Она подбежала, чтобы обнять его, но он изо всех сил оттолкнул ее.
— Убирайся со своим восхищением.
— Зачем ты так со мной? У меня приятные новости. Ты получишь награду, достойную лишь тебя. Не думай о неприкосновенности девушки ради выкупа. Ты получишь ее этой ночью.
Хастингс отложил свой гребень, и его пушистые волосы сияли. Он посмотрел на Моргану долгим взглядом, и его яркие глаза посерьезнели.
— Что ты имела в виду, Меера, отказываясь от выкупа за принцессу? Мой отец Рагнар не согласится с этим, можешь быть уверена.
— Я объясню. Слушай. Она ведь сказала, что Аэла укрепляет побережье против нас. Дурацкая и дорогая затея. Да и трон его не так уж крепок. Ему постоянно нужны большие суммы на содержание воинов и поддержание расположения могущественных эрлов. Много ли он может потратить на выкуп принцессы? Хорошо, коли наскребет фунтов пятьдесят серебра. Это слишком мало за нее. — Меера вытянула руку и коснулась груди Морганы.
— Но и Аэла может думать также.
— Он никогда не видел ее, а то, пожалуй, он мог бы стать мотом. И он не осмелится оскорбить Родри своей скупостью — Уэльс все же не столь отдален от его земель. Но ежели он не заплатит достаточно, то как насчет Родри? Имей в виду, Хастингс, он заплатит и завтра, и через полгода. Для него этот товар не портится со временем.
— С чего ты взяла? У тебя ведь никогда не было детей.
Меера на миг задохнулась. Видно было, что она испытывает боль сильнее, чем от глубокой раны.
— Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?
— Честно говоря, небольшое.
— Я сказала, что ты самый великий викинг. Ты единственный, кто не боится христианского Бога, единственный, кто ничего не делает зря. Ты можешь добыть все, что пожелаешь. Ты сдержал свое слово и привез ее сюда в целости. Больше ты ни в чем не клялся, и твоя ли вина, что Рагнара здесь нет?
Мне хотелось быть слепым и глухим, как дубовая скамья, на которой я сидел, и равнодушным, как камень. И похоже, Хастингс и Меера таковым меня и считали, обсуждая при мне свои дела. Затем я вспомнил, как Стрела Одина вонзила когти в лицо Хастингса и понял, что он никогда не сможет забыть о моем присутствии. Даже если я буду прахом в могиле. Да и Меера, пожалуй, имела на меня зуб. Казалось, оба меня не замечали, но от меня не укрылась их тайная радость. Я понимал, чему радовалась Меера, но явно не тому, чему Хастингс.
— Ты права, я никогда не забываю о себе. Тут я всегда держу слово и не уклоняюсь от цели. С собой я честен и порядочен. Я не боюсь христианского Бога, как многие норманны. Это здорово помогает грабить монастыри и убивать священников.
— А они что, воображают, будто Один станет защищать их? Но прости, я тебя вновь перебила.
— Они так не считают. Вот в чем загадка и насмешка Судьбы. Есть лишь одна мера храбрости — сколь многим ты согласен рискнуть ради желаемого. Меера, есть по крайней мере один человек, которого я боюсь. Ты знаешь, кто он.
К моему изумлению, Меера побледнела.
— Рагнар.
— Он не обрадуется, если я присвою неподеленную добычу. Он, видите ли, считает себя справедливым и придерживается Правды воина. И он не поверит, что Аэла поскупится с выкупом. Ведь ты, Меера, сама убеждала его в обратном. Потому он и послал меня. Ты заставила его поверить, будто Аэла даст двести фунтов серебра — невозможную сумму! Почему?
— Известия об этом пришли слишком поздно и надо было действовать быстро. Не было возможности продумать все как следует.
— Не могу оказать тебе любезность, Меера, выслушивая подобную чушь. Ты знала, что Аэла ненавидит Рагнара больше всех на свете. — Хастингс повернулся, поглядел на меня и промолвил: — Но я окажу любезность тебе, Оге. Твои большие уши интересуются всяким, кто ненавидит Рагнара. Хотя я не понимаю, почему. Опустошив Нант и захватив мою мать, Рагнар поднялся вверх по реке Хамбер в Англии и провел несколько незабываемых часов с леди Энит, женой Йорского эрла и матерью Аэлы, который тогда еще только учился ходить. Эрл поклялся страшно отомстить, правда, я подозреваю, что Энит не слишком возражала против такого развлечения. Возможно, она попала в плен нарочно. Мой огромный косматый отец, пропахший потом и покрытый кровью, всегда нравился самым изнеженным женщинам. — Он поглядел на Мееру: — Ты тоже это заметила?
Меера была похожа на говорящую статую, когда открыла рот:
— Ты самый великий викинг! Зачем снова спрашивать.
— Но если ты спросишь Моргану, она скажет тебе, что я не обладаю подобными достоинствами.
— Я спрошу ее, — влез в разговор я, пытаясь использовать шанс. И затем произнес по-английски: — Моргана, Хастингс хочет, чтобы ты стала его любовницей. Ты рада?
— Я бы охотнее легла с псом или с тобой, на худой конец, — и она толкнула меня ногой под столом.
Когда Хастингс услышал это, он весело рассмеялся. Я никогда не видел его таким довольным.
— И ты смеешься, когда раб ведет себя так нагло? — возмутилась Меера. — Ты же не приказывал ему спрашивать. Почему бы тебе не огреть его мечом?
— Так ведь он даст мне сдачи. Он ведь теперь свободный человек, воин Одина и обладает всеми правами. Скорее всего, я с ним справлюсь, но вдруг нет?
Он повернулся ко мне и кротко продолжал:
— Вернемся к моей истории. Так вот, муж Энит поклялся страшно отомстить, и его сын Аэла унаследовал кровавый долг. Ты можешь представить себе человека, который отсчитает двести фунтов серебра осквернителю матери и похитителю невесты?
Он вновь повернулся к Меере.
— Ты прекрасно знала, что Аэла скорее позволит скормить Моргану акулам, чем хоть на волос обогатит Рагнара. И Рагнар тоже понимал это. Очевидно, ты ведешь большую игру. Тебе нужны сокровища, которые превосходят всякое воображение. Откуда ты хотела их получить, Меера?
— Скажи-ка мне сам.
— Со всей Англии. Из королевских сокровищниц и сундуков эрлов, из подвалов монастырей и с алтарей соборов и храмов. Рагнар получит все, когда Родри позволит вторгнуться в Англию через Уэльс. Ты считала, что именно такую цену заплатит Родри за свою дочь?
— Я не была уверена.
— Но почему ты не сказала об этом Рагнару, а стала выдумывать про Аэлу?
— Потому что он уже решил атаковать из Нортумбрии и не захотел бы менять свои планы так быстро.
— Почему? Разве он не понял бы всей выгоды от покорности Уэльса?
— Потому что иногда он просто глуп. Он ни за что не нарушит обещания Эгберту сделать его королем Нортумбрии и наградить за помощь. Глуп он и в более серьезных делах. Прежде всего он хочет ограбить и сжечь богатое аббатство на Восточном берегу англов, гробницы английских святых и священные места Англии. Почему? Он считает, что они под защитой христианского Бога. В глубине души Рагнар боится его, а значит, он пойдет и схватит этого Бога за бороду на его же земле.