По дороге сержантик травил байки о своем питомце: на работе – зверь и чужих не любит, но добр и мягкосердечен с каждой бродячей кошкой. Не было случая, чтобы какую облаял или порвал. Сейчас живет в питомнике. У кинолога на квартире, где пес жил с самого рождения, – прибавление семейства, у сестры родился ребенок. Родители считают младенца и собаку несовместимыми. И зря. Имеет медали, весной выиграл областные соревнования. Один только есть крупный недостаток – пьет.
– То есть как? – опешил Колосов.
Кинолог пояснил: девять лет уже псу, а это зрелость, а потом, нагрузки на работе большие, кормежка не ахти, хоть и кормит его он из своей зарплаты. Сердце начало пошаливать. Ветеринар приказал добавлять ему в воду несколько капель валокордина. Пес сначала воду эту не пил, а потом пристрастился. Сейчас так втянулся, что прямо требует несколько капель чистого допинга себе на язык. Колосов не поверил: дудки, загибаешь, сержант. Кинолог достал из нагрудного кармана форменной куртки пузырек с валокордином. Пес тут же заволновался, заскулил, умоляюще затявкал. – Потом, после работы, – кинолог погрозил ему пальцем. – Я ж говорю – алкаш.
К мосту подъехали, когда уже сгущались сумерки. На дороге ни единой машины. Внизу у речки звонко квакали лягушки, тучей роились комары.
Они спустились. Никита указал кинологу на поломанные кусты, за которыми скрывался предполагаемый вход в каменоломни. Кинолог отстегнул поводок. Собака настороженно обнюхивала влажную землю. Кинолог скомандовал «вперед» и вслед за собакой полез в кустарник.
– Никита Михайлович, а тут, и правда, нора… нет, берлога целая!
Собака злобно и глухо залаяла.
– Ну что там? – спросил нетерпеливо Колосов.
– Ход ведет вниз, кажется, там глубоко, я говорил, что фонарь потребуется.
Никита протянул ему карманный фонарь: имел привычку всегда возить с собой в машине. Он тоже попытался продраться через кусты за кинологом. Ветки цеплялись за джинсы, куртку, норовили ткнуть в лицо. Пятно света от фонаря выхватило желтые глинистые своды подземного хода. Собака возбужденно ворчала, но в «нору» не шла. Когда кинолог за ошейник попытался пропихнуть пса дальше внутрь, он заупрямился еще сильнее. Было ясно: без надежной, крепкой веревки вглубь лучше не соваться.
Они вылезли, отряхивая глину. Кинолог снова взял собаку на поводок и скомандовал «ищи». Овчарка засуетилась, затем, держа морду низко к земле, выбралась из зарослей и затрусила рысцой по берегу ручья. Описала восьмерку вокруг места, где нашли труп Клыкова. Заворчала злобно. Шерсть у нее на загривке поднялась дыбом. Она резко рванула поводок и повела их по кромке берега.
Они бежали следом за собакой минут десять, и все в одном направлении. Вдруг собака метнулась вправо, к хвойным зарослям. За ними на полянке оказалось нечто вроде придорожной свалки: железки, коробки, пластиковые бутылки, мешки. Овчарка заметалась по поляне, затем нырнула в густой подлесок. По тому, как уверенно она шла, было ясно: она взяла какой-то след. Но что это был за след, они понятия не имели. Однако брал он свое начало в подземном участке катакомб, проходил через место убийства и вел…
Кругом был лес, лес, лес. Машина осталась на шоссе, их разделяло с ней уже около километра. Вдруг посреди леса перед ними вырос высокий бетонный забор. Собака пробежала вдоль него и остановилась, вернулась, залаяла.
Было уже почти совсем темно. Никита посветил фонарем.
– Перемахнешь? – спросил он кинолога.
– Угу, легко. И его подсажу, – он кивнул на пса. – А вы страхуйте. Не волнуйтесь, он не кусается. А что это за место?
Колосов посветил вокруг – лес. В Спас-Испольске полно огороженных участков. Это могла быть территория чьей-то виллы, коттеджа, дома отдыха, но скорее всего это был…
– Кажется, мы у «Соснового бора». Давай посмотрим, что за забором.
Преодоление препятствия оказалось делом непростым. Собака, в принципе, понимала, что от нее требуется. Но совершенно не хотела оправдывать унизительную поговорку: «как собака на заборе». Наконец, с грехом пополам, с глухим рычанием, лаем, чертыханием, руганью, они все же перелезли.
Овчарка секунду сновала в замешательстве, потом снова бодро натянула поводок. Лес – сосны, сосны, частый молодой ельник и вдруг – яркий свет мощного уличного фонаря. Хорошо освещенная асфальтовая дорожка. Да, это действительно была территория «Соснового бора». Только теперь они попали сюда с другой, противоположной главным воротам стороны. Колосов снова увидел корты. Они были хорошо освещены, там еще играли. Глухо стукал о гравий мяч.
Однако собака тянула их не к кортам, не к манежу и даже не к ресторану, откуда дразняще веяло ароматом жаренного на мангале мяса.
Они уже порядком выдохлись от этого спринта по пересеченной местности. Колосов скинул куртку, серая футболка под ней промокла на груди и спине. Он вспомнил плакат, виденный им здесь при въезде на территорию. Там говорилось об игре в пейнтбол. Возможно, этот участок парка специально для этого и предназначался. Собака нырнула в ельник и вдруг залаяла.
– Тихо, молчать, – скомандовал кинолог. Никита посветил фонарем.
Перед ними была снова поляна, но без всякого мусора. Под ногами пружинил мох. Никита посветил под ноги – следы конских копыт. Тут недавно прошло сразу несколько лошадей. Они приблизились к елкам, на которые ворчала собака. Колосов раздвинул ветки и увидел некое подобие лежки. Среди зарослей было расчищено место, набросаны ветки. Это напоминало ночевки, которые он не раз видел в подмосковных лесах. Их оставляли бомжи или кочующие цыгане. Но там всегда что-то указывало на присутствие человека – тряпки, пакеты, бутылки. Тут же была лишь примятая трава и куча елового лапника.
Дальше они не пошли. Колосову не улыбалось нарваться на охрану комплекса. Вернулись к забору, снова преодолели его и по шоссе дошли до машины. В отдел вернулись уже за полночь. Ночевать пришлось в тесной комнатушке отдыха при дежурной части. Собака храпела как сапожник, получив в награду шесть капель валокордина.
* * *
Утром на оперативке перед отъездом в главк Никита подробно рассказал Лизунову и о замечаниях патологоанатома, и о результатах осмотра места убийства Клыкова, и о странном следе, выявленном собакой.
– Я еще заключение судмедэкспертизы не читал, – признался Лизунов. – Руки не дошли.
Вопреки опасениям Никиты, ни упрямиться, ни возражать, ни отмахиваться от фактов Пылесос не стал. Спросил только:
– А у тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что ты видел?
Колосов покачал головой: нет.
– Обухов капитально тут у нас обосновался. Кабинет потребовал себе в пристройке, там, где ОВИР, телефон, туда к нему из их команды кое-кто сегодня приедет, – сообщил Лизунов, помолчав. – Спит и видит, как бы наблюдение за Баюном организовать. Только и Баюн не дурак, так он и дался ему под колпак.
– Ты говорил, пацан его чем-то болен? – спросил Никита. – Вроде непохоже. Быстрый такой, подвижный.
– Точно не знаю, что там у него, но в больнице он несколько раз лежал. Не у нас, в Москве, в каком-то институте.
– А владелец этого вашего рая для отдыхающих, Островских, с Баюновым где-нибудь вместе появлялся?
– Никогда никто их вместе не видел. Но это не значит, что они не общаются. У Баюна репутация аховая: три раза судим, черт его знает сколько раз подозревался. А Островских – человек в районе очень уважаемый. И когда в исполкоме работал, управленцем слыл сильным, ну а сейчас, как капитал приобрел, вообще… Он, между прочим, и для города много делает. Школу построил, приют для беспризорных, колледж – молодежь учить, чтобы персонал для отелей и домов отдыха под рукой был. Нам вон вытрезвитель новый отгрохал. – Лизунов невесело усмехнулся. – Поэтому на людях ему с Баюновым появляться не с руки. Зачем краснеть? Но это не значит, что они… Ну, ты понимаешь. Недаром Баюн у него виллу снимает. Вот платит ли – не могу сказать. Однако сейчас у Островских ситуация такая, что ему и не до Баюнова, и вообще ни до чего.
– У него кроме дочери еще дети есть?
– Видишь ли… – Лизунов, казалось, был рад щегольнуть своей осведомленностью. – Вера его единственная родная дочь. Но он год назад женился на женщине с ребенком.
– А с прежней женой развелся?
– Нет, жена его давно умерла. Он с дочерью жил. А год назад взял и женился. На жене своего прежнего начальника службы безопасности Леднева. Его у нас в отделе хорошо знали. Мужик умный, деловой, бывший военный, даже, поговаривали, гэрэушник. Служил в нашей группировке войск в Германии. Жена его, Лариса Дмитриевна, наша местная уроженка. Как в Германии все по швам затрещало, он из армии уволился и приехал сюда. У них тут квартира от тещи осталась. Где-то примерно году в 92-м Островских – он как раз с бизнесом начал разворачиваться – взял Леднева к себе начальником службы безопасности. И с тех пор они не разлучались, он ему доверял, дружили они.
Но Леднев умер – сердце. Он гипертоником был. А молодой еще, до пятидесяти не дотянул. И Островских женился на его вдове Ларисе. Она все эти годы в его компании работала, финансовый отдел возглавляла. Она экономист по образованию. Умная баба. И, по-моему, страшная карьеристка. Сейчас она пост главного управляющего «Соснового бора» занимает и очень неплохо справляется. У нее сын от Леднева остался, мальчишка лет четырнадцати, так что теперь, если Островских его усыновит, будет и у него сын.
Никита слушал.
– Надо бы поговорить с Островских, – сказал он. – Нельзя его вызвать?
– Позвоню. Приедет. Он сейчас, как сейсмограф, на любое наше колебание откликается. Все надеется, что дочь найдем. Я ему пытался объяснить: если они ушли в Съяны и там заблудились, то… – Лизунов махнул рукой. – Ну не располагаю я людьми обученными, чтобы по катакомбам ползать. Там и своих всех в темноте растеряешь. И так делаю что могу.
– А он на нас уже и не надеется, – заметил Никита. – Я слышал – спелеологов нанял.
– Да ну! Ну нанял, а что толку? Месяц там уже, а ничего нет.
– Рубашку, что нашли под землей, родственникам Славина на опознание не предъявляли?
– У него после смерти матери никого. Сирота. Некому за гардеробом глядеть.
Они помолчали. Что тут скажешь?
– Созвонись с Островских, пусть приедет, когда ему удобно. Но лучше – завтра утром. Я приеду, поговорим с ним. – Никита встал. – Кинолога я пока тут оставлю, пусть еще там на месте поработает, может, и еще что-то обнаружится. Дай ему толкового участкового в помощь, чтоб местность хорошо знал.
– Дам, конечно, – Лизунов хмурился, что-то соображал. – Сам поеду, посмотрю, что вы там откопали. Если это еще один неизвестный ход в Съяны, надо его на карту нанести.
– Ты сам-то в Съянах хоть раз бывал? – поинтересовался Никита.
– Ну, с пацанами в детстве лазили в Большой провал. Батя меня за это порол нещадно, говорил – гиблое место. – Лизунов покачал головой: – Лабиринт. А бабуля моя все меня стращала им. Тут у нас разные сказки по деревням до сих пор про Съяны ходят. А до революции бабке моей прабабка рассказывала, что была даже в церкви служба специальная – молебен: нечисть оттуда выгнать пытались, привидения. Ну, суеверия! Это когда было-то! Правда, были случаи, когда люди там бесследно пропадали. Думаю, в основном по пьянке. Нальют глаза и лезут клады искать. А назад выбраться не могут. Но и это давно было. Я справки на всякий случай в архиве навел. Последний несчастный случай зафиксирован в шестьдесят девятом году. С тех пор все тихо было, и вот…
– Эксперт не ошибся. Клыкова убили не на мосту. И произошло это внизу, недалеко от входа в каменоломни, – сказал Колосов.
– Собака же выявила проложенный кем-то след примерно двух-трехдневной давности, который ведет из подземного хода на территорию комплекса «Сосновый бор». Между прочим, я тут краем уха слышал… Несколько дней назад там в «Бору» странный случай произошел. Отдыхающую кто-то сильно напугал на конной прогулке в парке. Если будет время, справься у дежурного, у него шурин есть по фамилии Петухов, так вот он в курсе событий.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Пока не знаю. Излагаю факты. А насчет беседы с Островских буду рассчитывать на тебя.
Глава 14
ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЕ ПОКАЗАНИЯ
– Екатерина Сергеевна, пожалуйста, зайдите. У нас к вам срочное дело.
Катя сначала и не поняла, кто это с ней беседует по телефону таким замогильным голосом. Они с Варварой Красновой только явились на работу. Краснова вихрем унеслась на оперативку к начальнику следствия. Катя проветрила кабинет, полила цветы и собралась звонить в главк, информировать собственное начальство о ходе расследования событий в Спас-Испольске. Но телефон вдруг ожил. Этот хрипловатый, обиженный на весь свет баритон с неуловимым южным акцентом…
– Рубен Кероян, это вы? – Катя с трудом узнала оперуполномоченного.
Тот глухо, как из погреба, протрубил, что это он, что утро доброе и что «вас просят зайти в розыск в шестой кабинет».
Катя сказала: «Да, да, сейчас», а сама очень даже удивилась. Кероян все эти дни с ней лишь нехотя здоровался, а тут вдруг…
В шестом кабинете розыска было накурено, как в тамбуре дальней электрички. А оперативников набилось как шпрот в банку. На стульях, столах, подоконниках, даже на сейфе расположился весь местный криминальный отдел. Тут тоже шла утренняя оперативка. Вел ее лично капитан Лизунов.
– Здравствуйте, – поздоровался он с Катей. И она уловила в его тоне слабые нотки приязни. – Вот, пожалуйста, ознакомьтесь. Майор Колосов просил, чтобы вас тоже ввели в курс по этим материалам.
Он взял со стола и передал сидевшему ближе всех Керояну тоненькую картонную папку. Кероян протянул ее Кате, причем с таким видом, точно вот-вот не выдержит и выхватит папку назад.
– А что это? – поинтересовалась Катя, хотя отлично уже знала – ей дали материалы ОРД, оперативно-разыскного дела. То-то Керояна едва удар не хватил.
– Там первоначальные показания родственников пропавших без вести. Майор Колосов лично просил, чтобы мы ознакомили вас с ними.
– Огромное спасибо. Я хотела просить вас о том же. – Катя сцапала дело. – Могу я забрать его с собой на время в следственное отделение?
– Можете, только, пожалуйста, верните до обеда вот ему. – Лизунов кивнул на Керояна. При этом весь вид его показывал: если бы не прямое указание начальства из главка, хренушки ты у меня бы эти материалы получила, корреспондентка.
Катя ретировалась, а то не дай бог передумают. По пути в кабинет Красновой она размышляла, как же ей отблагодарить Никиту за такое великодушие к нуждам пресс-центра. Хотя… дело было явно не только в его отзывчивом сердце. Видимо… Катя прикинула: Никита прибыл в Спас-Испольск работать по убийству Клыкова и делом пропавших без вести (как это ни странно, ведь это же настоящая сенсация!) поначалу не слишком интересовался. И вдруг такой поворот, такой жест – он решил ознакомить ее с материалами, причем с теми, с которыми и сам-то особенно знакомиться не собирался. Значит, сейчас ему для чего-то срочно понадобилось, чтобы Катя обладала всей имеющейся у розыска, пусть и скудной, информацией по делу об исчезновении, хотя сам он по-прежнему вроде был занят только убийством. Следует ли из этого, что Никита изменил свое отношение к ЧП месячной давности? Заинтересовался ли он пропавшими без вести в связи с убийством Клыкова? Выходит, что-то где-то кардинально изменилось? За истекшие сутки он столкнулся с какими-то фактами, которые позволили ему посмотреть на два этих совершенно разных дела под каким-то единым углом?
У экспертного отделения Катя столкнулась с участковым, который, как она помнила, вместе с Керояном выезжал «под мост». С ним был молодой сержант в форме, рядом с ним без поводка по коридору вышагивала крупная серая овчарка. Участковый говорил, что они сразу поедут, как только дежурный выделит машину, и что он «это место знает как свои пять пальцев».
В семнадцатом кабинете у вернувшейся с совещания Красновой сидел уже первый вызванный свидетель. Стрекотала пишущая машинка. Катя устроилась за соседним столом (напарник Красновой ушел в отпуск) и открыла дело. Оно было совсем тонким и даже не подшитым: несколько документов на скрепке – заявления, копия телефонограммы, ксерокопия протокола осмотра места происшествия (из которого явствовало, что Кероян осматривал вход в Большой провал и прилегающий к нему участок леса при «сухой и ясной погоде») и протоколы опросов свидетелей.