А теперь здесь царило полное запустение. Исчезла барышня со своим «ундервудом», исчезли сыщики, исчезли папки с бумагами, а пустые полки успели покрыться толстым слоем пыли.
Не было ни карт Москвы и Московской губернии на стенах, ни протянутой в углу для просушки фотографических снимков веревки, ни приземистого сейфа, одни облезлые канцелярские столы, крытые вытертым зеленым сукном, да старые венские стулья…
— Александр Матвеевич, я не верю своим глазам! Неужели вы ликвидировали свою контору? Я полагала, вы передадите дело в руки какому-нибудь надежному человеку. В Москве ведь не так много частнопрактикующих сыщиков, способных оказать клиентам помощь в конфиденциальных делах, и ваша контора была из лучших.
— Вы правы, я все-таки не рискнул свернуть все дела в Москве и передал их надежному человеку. Угадайте, кто это?
— Сдаюсь сразу. Откуда мне знать, кого вы сочли достаточно надежным человеком, чтобы сделать своим преемником?
— Адель Вишнякову.
— Аду?
Ада Вишнякова была моей приятельницей по Лиге борьбы за женское равноправие и познакомилась с господином Легонтовым в моем доме.
— Сначала она поступила в мою контору на службу в качестве агента для особых поручений, потом так увлеклась частным сыском, что стала младшим компаньоном, вложив в наше дело дядюшкино наследство, потом в ней открылся такой административный дар, что все служащие почувствовали, что именно госпожа Вишнякова и есть их шеф, и принялись выполнять ее задания и распоряжения через мою голову, даже не всегда ставя меня в известность… И теперь я смело передаю Адели все дела. Контора по-прежнему будет действовать от моего имени — даме, увы, в нашей стране не суждено стать помощником присяжного поверенного и заниматься адвокатской практикой. Но, слава Богу, имущественных прав у представительниц прекрасного пола никто не отнимает, и в качестве финансового компаньона она вполне может заправлять всеми делами на любой частной фирме.
— Так куда же в таком случае подевался весь ваш персонал?
— Это тоже штучки Адели. Она нашла, что дальнейшее пребывание нашей конторы в этом флигеле совершенно непрестижно, и подыскала помещение в роскошном новом доме на Полянке. Знаете, такой огромный шестиэтажный дом европейской архитектуры, с мраморными лестницами, с электрическим освещением, со швейцаром у подъезда. В бельэтаже шикарно меблированная контора — ореховые бюро, дубовые резные шкафы, кожаные диваны, бронзовые фигуры Фемиды, шелковые гардины, а также элегантные секретарши и стенографистки с прическами «помпадур»… По замыслу Ады, это поднимет реноме нашего дела на недосягаемую высоту.
— Не буду спорить. Тем более что я всегда была уверена — женщины с успехом могут руководить любым делом, просто мужчины, заняв круговую оборону, не пускают представительниц прекрасного пола на административные посты. Вы же, Александр Матвеевич, всегда были человеком прогрессивных взглядов, и, надеюсь, ваша контора теперь достигнет невиданного процветания. Но мне лично очень нравилось здесь, в вашем патриархальном уголке. Здешняя обстановка так располагает к откровенности.
— Елена Сергеевна, простите, вы напомнили мне, что ваш визит носит деловой характер, а я отвлекся на долгую беседу. Поднимемся в мою старую гостиную, я предложу вам чашечку чаю, пока самовар не остыл, и внимательно выслушаю, какое дело вас привело. Раз уж вы числите меня среди особ, достойных доверия, давайте разбираться в том, что вас терзает.
По старой деревянной лестнице с вытертыми ступенями и широкими перилами мы поднялись в мезонин, где у Легонтова были устроены жилые комнаты.
Здесь, к счастью, все осталось по-прежнему: горшки с геранью на окнах, клетка с кенарем, кресла с вышитыми думочками, столик со старинной, кружевной скатеркой… Патриархальный мирок бабушки-купчихи, оставившей в наследство любимому внучку Сашеньке этот тихий замоскворецкий приют.
Наверное, шикарная контора, устроенная Адой, оказалась столь чужда сердцу одинокого сыщика, что это и привело его к мысли бежать из Москвы. В моей душе шевельнулось нечто вроде укола совести, ведь я тоже некоторым образом приложила руку к воцарению Адели в сыскном бюро господина Легонтова, полагая, что главный плюс в этом деле — помочь еще одной женщине обрести интересное занятие и утвердиться в жизни…
Нам, феминисткам, не стоит забывать, что и у мужчин должны остаться кое-какие права.
Впрочем, что ни говори, а с бегством из Москвы Легонтов не так уж торопится, значит, разногласия с младшим компаньоном госпожой Вишняковой все же не перешли в разряд неразрешимых.
— Прошу вас, садитесь, — гостеприимно предложил Александр Матвеевич и тут же добавил: — Осторожнее с этим стулом, у него одна ножка совсем расшаталась. Лучше вот сюда. Я сейчас сделаю свежую заварку…
Чай у господина Легонтова всегда был великолепным — крепкий, с ароматом жасмина, душицы и еще каких-то травок. Пока хозяин любезно хлопотал у чайного стола, разливая заварку и накладывая в розетки варенье, я задала один тревоживший меня вопрос:
— Александр Матвеевич, моя история такого рода, что фактов мне пока известно мало и приходится оперировать собственными домыслами и логическими выводами. Вы предпочитаете, чтобы я рассказывала вам все подряд или жестко придерживалась сухих фактов? Мои выводы, без сомнения, могут оказаться ошибочными, к тому же, смутные ощущения — это нечто, плохо передаваемое словами, и когда произносишь эти слова вслух, все звучит так абсурдно…
— Елена Сергеевна, было бы жестоко оставлять меня в неведении по поводу изящных полетов вашей фантазии. Не бойтесь, я привык к вашей манере изложения. Вам чай с лимоном?
Принимая из рук Александра Матвеевича чашку, я на секунду задумалась — что он имел в виду под словами о моей манере изложения? Эта фраза прозвучала не слишком-то лестно для меня. Но впрочем, я тоже привыкла к манере Легонтова прятать в словах легкие шпильки, и мне было не до того, чтобы долго обдумывать каждую из них.
— В Москве есть фирма некоего Франца Вернера Крюднера. Господин Крюднер работает, главным образом, с иностранцами…
— Вы имеете в виду шпионаж или контрабанду? — заинтересованно перебил меня Александр Матвеевич.
— Нет, нет, ничего подобного! Просто персонал на фирму набирается из числа иностранцев или лиц иностранного происхождения, преимущественно немцев. Секретарем у этого Крюднера до недавнего времени служила моя протеже Лидия Танненбаум. Она проживает в моем пансионе «Доброе дело», а я считаю своим долгом опекать этих барышень.
Я рассказала Легонтову, по возможности подробно, о загадочном исчезновении Лидии, о шагах, предпринятых мной в деле поиска, о бессмысленных визитах в полицию и в контору Крюднера, об обыске, самочинно устроенном мной в комнате Лидии, и о необъяснимом интересе адвоката Штюрмера к дневникам и письмам пропавшей барышни…
Боюсь, мой рассказ получился сумбурным, но Легонтов слушал внимательно и, похоже, прекрасно все понимал. Перебил он меня лишь однажды, когда услышал фамилию Штюрмера.
— И этот мерзавец к делу приплелся? — непосредственно поинтересовался Легонтов, не особо выбирая выражения. — Не удивлюсь, если он окажется главным злоумышленником. Наглый субъект.
— Мне он тоже не нравится, — призналась я. — Но в данной пьесе, похоже, господину Штюрмеру отведена роль второго плана.
— Итак, молоденькая барышня, которую вы опекаете, бесследно исчезла несколько дней назад, — вернулся к главной теме Легонтов. — У вас есть какое-нибудь рациональное объяснение тому, что случилось?
— Если не считать чего-нибудь сверхъестественного вроде огненных колесниц, похищающих юных красавиц, или отлета на ведьминой метле, то нет. Ей-богу, порой мне и вправду кажется, что Лидию похитили некие таинственные, неподдающиеся определению силы, а все земные существа, способные пролить свет на это дело, просто сговорились и морочат мне голову. Вот только зачем? Совершенно неразрешимая загадка.
— А ждать до тех пор, пока эта разгадка разрешится сама собой, вы, конечно же, не хотите? Зная ваш характер, полагаю, что ответ будет отрицательным.
— У меня не хватает терпения придерживаться тактики пассивного ожидания.
— Нисколько в этом не сомневался. Кто-кто, а я-то знаю, что вас хоть хлебом не корми, только позволь соприкоснуться с какой-нибудь тайной, — хмыкнул Легонтов.
— Александр Матвеевич, но вы же всегда относились к моей мании снисходительно…
— Да, я воспринимаю друзей такими, какие они есть. Все равно ведь не переделаешь!
— Совершенно справедливое замечание. Я уже несколько дней бегаю по Москве в поисках Лидии, но так и не преуспела. Мне, как вы знаете, и прежде случалось покидать домашний очаг ради сомнительного удовольствия изображать из себя сыщика-дилетанта, но успех в этом деле приходил лишь тогда, когда вы
Из Замоскворечья я возвращалась в прекрасном настроении. Раз Александр Матвеевич взялся за дело Лидии, можно считать, что мы ее уже нашли, и теперь все будет в порядке. Во всяком случае, мне очень хотелось в это верить.
Легонтов относился к тому редкому типу людей, которых, как я часто с горечью замечала, становится все меньше и меньше в наше упадочное время, — людей, на которых можно полностью положиться. Какое счастье, что он еще не уехал в Петербург и мне удалось так легко его разыскать!
Мои губы сами собой расплывались в радостную улыбку, я почти парила над землей, чувствуя себя легкой, как воздушный шарик. Ей-богу, если бы меня подбросили в воздух, я бы полетела над городом…
В свой дом я вошла чуть ли не с песней на устах. Но, увы, радость всегда так скоротечна… Дверь мне открыла горничная Шура с испуганным лицом и прошептала:
— Елена Сергеевна, вам из полиции по телефонному аппарату беспрестанно названивают. Прямо горе. Звонят и звонят бесперечь, небось, уже все телефонные провода пооборвали!
Тут же из комнат в переднюю вышел Михаил (я заметила, что в последнее время под предлогом необходимости оказывать поддержку жене он стал манкировать важными делами и околачивается дома в то время, когда быть тут его вовсе и не должно).
— Леля, тебя разыскивают агенты уголовного сыска. Говорят, что им нужно срочно задать тебе пару вопросов по поводу господина Крюднера и его фирмы. Ты, кажется, хотела, чтобы они заинтересовались этим делом? Твои чаяния начинают сбываться. Скоро ты не будешь знать, куда укрыться от милосердной помощи Сыскного отделения…
— Да уж, как сказано в Писании: «Стучите и отверзется вам, просите и дастся вам». Да только теперь мне помощь господ полицейских не нужна. Я нашла другого милосердного самаритянина в лице господина Легонтова, который тоже заинтересовался делом Лидии Танненбаум. У меня есть основания предпочесть его помощь услугам полиции, так как со стороны Александра Матвеевича она явно будет более действенной, — заявила я, совершенно выпустив из виду, что имя Легонтова в нашем доме следует упоминать более осторожно.
Но Михаил пропустил мой бестактный комплимент Легонтову мимо ушей. Его занимали иные вопросы:
— Боюсь, моя дорогая, что на самом-то деле полиция не столько жаждет предложить свою помощь, сколько получить ее от тебя. Они настаивают на срочной встрече и беседе с тобой. Я предложил им взамен свою собственную кандидатуру, ведь вчера на фирме Крюднера мы были вместе. Я тоже вполне равноценный свидетель. Но полицейские слишком переборчивы. Капризничают и настаивают на беседе именно с тобой. Видимо, побывав у них в Гнездниковском переулке, ты, как всегда, произвела сильное впечатление.
— Ну, судя по тому, как они меня тогда встретили, их не назовешь особо впечатлительными людьми, — не могла не фыркнуть я. — Так, стало быть, в Гнездниковском обо мне вспомнили, и теперь я им понадобилась? Что ж, значит, пришел час моей маленькой мести. Может быть, в другое время визит в управление Сыскной полиции и доставил бы мне некоторое удовольствие, но сейчас мне не до развлечений… Если я снова безропотно побегу в Гнездниковский по первому зову, то буду выглядеть полной дурой, не так ли? А я уже выглядела таковой, когда в первый раз рискнула обратиться в полицию за содействием. Конечно, строить из себя дуру особого труда не составляет, но полагаю, одного раза в неделю вполне достаточно. Так что господам полицейским сыщикам придется подождать моего визита в Гнездниковский, и, боюсь, ожидание это будет долгим!