— Все равно я должен был знать обо всем. Где этот Лобанов?
— Ищем.
— Я бы предпочел…
Богданов понял, что хотел сказать Волков: живой Лобанов не нужен был управлению. Раздувать историю о продажности Турчака, значило копать под себя яму. Но играть сейчас на стороне начальника не было смысла.
— Вряд ли здесь что-то можно сделать.
— И все же ты подумай, Андрей Васильевич…
— Хорошо, подумаю.
Волков протянул полковнику руку.
— Ты извини, если был резким. Меня уже с утра успели намагнитить…
Богданов узнал знакомое слово, впервые прозвучавшее в беседе шефа с Марусичем и внутренне усмехнулся: сосклизают планчики, ваше высокопревосходительство. Сосклизают…
* * *
Московские оперативники приехали на место убийство Турчака в Солнечный Бор ранним утром. Их уже ждали Крылов и Тимофеев. Из белого «Мерседеса» с синими полосами раскраски вылезли двое оперов, похожих на двух цирковых медведей: рубленные из дубовых чурбаков здоровяки — тяжелые, косолапые, уверенные в своей немереной силе.
Подошли к Крылову.
Первый протянул ладонь, размерами чуть меньшую нежели совок малой саперной лопатки. Представился.
— Черкесов. — Через правое плечо мотнул головой за спину. — А он — Буров. — И сразу перешел к делу. — С тебя, маер, бутылка. Столица берет дело на себя. Небось доволен?
Крылов хитро сверкнул глазом и глянул на Тимофеева. Тот стоял, отвалив челюсть. Действительно, в шарады с Крыловым лучше не играть, вон он какой кроссворд развалил, даже не зная заранее всех ответов. И не пришлось зря ломаться. Начали бы розыск, стали писать что-то — весь труд ушел бы под хвост отставной козе барабанщика. Единственное, чего Тимофеев не понял — почему гость назвал капитана маером — майором. Скорее всего из столичной высокой вежливости.
Еще больше поразился Тимофеев, когда Крылов стал трясти ладонь, которую пожал ему Черкесов, словно сгонял с пальцев капли воды, и вдруг сказал:
— А вас я знаю. Вы ведь те самые?..
Крылов изобразил нечто похожее на стойку боксера и шевельнул в воздухе кулаками.
Черкесов засветился удовольствием и подставил широченную ладонь щитом, будто отгораживался от Крылова. Тот со звоном пристукнул по ней кулаком.
— Я за вас болел!
— Те самые, майор, можешь не сомневаться. Выше знамя советского спорта, верно?
Столичный десант в Солнечном Бору надолго не задержался. Белый «Мерседес», подняв облако пыли, укатил туда, откуда приехал.
Придя в себя от внезапного и совсем непонятного налета, Тимофеев спросил Крылова:
— Почему он вас называл майором?
— Должно быть они знают то, что нам тут ещё неизвестно. Шлепнули мне шайбу на лапоть и всего делов. За то что не дурак и не лез со своим мнением. Помнишь, что я говорил?
— А кто они сами такие? Откуда вы их знаете?
— Э, милый! Черкесов и Буров — это большие кулаки старого «Динамо». Заслуженные мастера спорта по боксу. Сто боев — сто нокаутов. Как говорится: были люди в наше время, богатыри — не вы… Что касается пузырька — за тобой.
* * *
Поздним вечером Алексею позвонил Крячкин.
— Леша, у меня новость. Дрянь, которая убила твоего брата, называется кетамин. По буквам: Константин, Елена, Тимофей, Анна, Михаил, Иван, Николай. Ке-та-мин.
— Что это такое?
— Новинка. Крутая синтетика. Раньше мы здесь с ней не встречались.
— Спасибо, Денис. Я запомню.
* * *
Серый десятиэтажный дом довоенной постройки стоял в глубине квартала, окруженный тесным кольцом гаражей-ракушек. Со стороны фасада под зеленым крестом размещался вход в аптеку.
Алексей для начала вошел туда на рекогносцировку. Он заведомо знал, что если спросить эластичные бинты, их в продаже не окажется. Зато это даст возможность поболтать с аптекаршей и выяснить интересовавшие его вопросы.
В аптеке было пусто и тихо. Пахло чем-то незнакомым, но приятным, совсем не лекарственным.
Провизором оказалась молодая рано располневшая блондинка в модных очках. Из-под стекол поблескивали усталые глаза с покрасневшими веками.
Бинтов, как и предполагал Алексей, не оказалось. Он спросил, когда они могут появиться.
Аптекарша пожала плечами.
— В последний год не поступали вообще.
— А если я поговорю с заведующей?
Обиженная таким недоверием, блондинка надула губы.
— Изольда Максимовна скажет вам то же.
Возникло желание спросить нельзя ли приобрести без рецепта несколько упаковок димедрола, но Алексей сдержался. Вопрос мог насторожить аптекаршу, а вызывать сейчас какое-либо подозрение к себе не хотелось.
Весь день Алексей просидел на скамеечке перед аптекой, ожидая, когда окончит работу госпожа Изольда.
Она вышла из здания в семнадцать тридцать. На мгновение задержалась на ступеньках, бросила быстрый взгляд на часы и развинченной походкой, виляя бедрами, двинулась в сторону метро.
Алексей догнал её у пролома в бетонном заборе за гаражами. Местные жители молчаливо бунтовали против властей, которые соорудили этот забор. Он удлинял путь к ближайшей станции метро на целых двести метров и потому нарушал права граждан на свободу передвижения.
Энтузиасты сопротивления с применением тяжелых технических средств (благо гаражи с инструментами под боком) продолбали в железобетоне дыру, выпилили арматуру, открыв тем самым путь согражданам к свободе.
Изольда Михайловна уже подхватила юбку, чтобы перенести ногу через невысокий порожек, как Алексей тронул её за плечо.
— Госпожа Шарпило?
— Кто вы?
— Давайте познакомимся. Я из милиции. Майор Карпенко.
Почему Алексей назвался этой фамилией он никогда ни себе ни другим объяснить бы не смог. Скорее всего окончание «ко» в сочетании со словом «майор» как ему показалось, внушало одновременно и страх и доверие.
— В чем дело? Я ничего не знаю!
«Ну, народ, — подумал Алексей. — Что задрыга Козлик, что вальяжная госпожа-фармацевт при неожиданном обращении выдают отказ и первым делом заявляют о том, что ничего не знают».
Голос Изольды внезапно осип, как у человека в телевизионном рекламном ролике, который старается втереть в чужие мозги веру в новое чудесное средство от простуды.
— Попрошу вас в машину. Мы проедем в отделение. Я должен взять у вас показания.
— У вас есть ордер на арест?
Боже, какие слова знает интеллигенция века криминальных романов и телевизионных триллеров!
Алексей изобразил располагавшую к доверию улыбку.
— Давайте по порядку, Изольда Михайловна. Ни об аресте, даже о задержании речи не идет. Вы мне нужны как свидетельница. Если не хотите, можете со мной не ехать. — Алексей подумал и решил, что если лесного ежа сунуть в холеные руки дамы, она обязательно испугается. — Но тогда завтра в аптеку принесут повестку. — Он хитровато улыбнулся. — Но я в неё впишу, что вызываетесь вы для дачи показаний по статье двести сороковой. Это, к вашему сведению, организация или содержание притонов для занятий проституцией. Вот будет разговоров в аптеке…
Алексей помолчал и добавил:
— Шучу.
Но она подумала, что за шуткой скрыта серьезная угроза. Ее лицо пошло красными пятнами.
— В чем я провинилась?
— Вы?! — Алексей посмотрел на неё с показным удивлением. — Ни в чем. Я хочу побеседовать с вами о ваших соседях…
— Я своих соседей не знаю. Они недавно купили в нашем доме квартиру, и мы не общались…
— Вот видите, все хорошо. Мы зафиксируем это под протокол, и я отвезу вас домой.
— Хорошо, я поеду.
— Тогда пошли.
Изольда покорно двинулась за ним к его синему «Москвичу».
Проскочив по Алтуфьевскому шоссе, Алексей пересек Кольцевую дорогу и оказался за городской чертой. Только теперь аптекарша сообразила, что происходит нечто неладное.
— Куда вы меня везете? — В её голосе звучал откровенный страх.
— Сидите спокойно. — Алексей говорил, не повышая голоса. — Сейчас остановимся.
Он свернул с асфальта на лесную дорогу и въехал в кусты. Резко остановил машину. Изольда попыталась открыть дверцу и выскочить из машины. Он схватил её за руку, резко дернул на себя.
— Сидеть!
Страшные мысли заставили женщину замереть от страха. Она увидела глаза Алексея и поняла — это маньяк.
Госпожу Изольду затрясла нервная лихорадка. Она поняла — этот тип её обязательно изнасилует и убьет. Теперь она заметила то как он оглядывал её с ног до груди и с головы до ног и оценивала эти взгляды по-своему.
— Только не убивайте…
Алексей посмотрел на неё пристально, все ещё не выпуская её руки.
— Я понимаю, мадам, вам страшно. И это хорошо. Больше того, это входит в мои планы. Мне нужно узнать от вас правду. А без страха вы её не откроете.
— Я ничего не знаю…
Она твердила одно и то же как заклинание, все ещё не понимая, чего добивается от неё похититель.
— У меня погиб брат. От наркотиков. Кетамин. Вы слыхали такое название?
— Я ничего не знаю…
— Дипломированный фармацевт и не знаете? А вот мне известно, что через вашу аптеку к наркоманам идут димедрол, эфедрин… — он помолчал и наугад добавил, — и тот самый кетамин.
— Я ничего не знаю.
— Хорошо, Построим разговор по-иному… Напомню, у меня погиб брат. Я за него решил отомстить. И теперь каждого, через чьи руки шла к нему смерть я покараю. Смертью.
С каждым словом Алексей все больше заводил себя. В какой-то момент он уже знал — ударить эту женщину, изуродовать ей лицо, заставить корчиться и вопить от боли ля него не составит труда. Может быть потом, когда спадет злость, когда остынут эмоции, ему станет стыдно за себя, но в тот момент он был готов на все.
Его настроение тут же передалось Изольде. Слишком сильные волны зла излучал этот человек, не оравший, не размахивавший руками, а холодно цедивший сквозь зубы слова рассудочные и грозные.
Она сжалась, не зная что делать. Надо было кричать, только вот голос исчез, пропал. Она лишь бессильно просипела:
— Кровная месть не в традициях русских…
— Верно. В традициях русских голосовать на выборах за подонков, а потом размазывать слезы по щекам и проклинать себя за выбор. Я придерживаюсь других традиций.
Она промолчала.
— Итак, вы скажете, откуда у вас неучтенные запасы дури?
— Я ничего не знаю…
Алексей вышел из машины, открыл дверцу и за руку вытащил пассажирку наружу. Завязал ей рот платком. Обмотал бельевым шнуром руки и ноги.
Окончив возиться с веревкой, Алексей оставил Изольду на земле и полез в багажник.
Только теперь, опутанная шнуром, Изольда подумала, что в таком положении её уже не изнасилуешь, но убить стало проще простого. Она задергалась, стала стонать.
От машины Алексей вернулся с лопатой. Ничего не говоря, черенком промерил рост Изольды и почти рядом с ней отложил такое же расстояние на траве. Замер на какое-то мгновение над пленницей.
— Так что, мадам, будем исповедоваться, или умрем без покаяния?
Изольда замотала головой. Она вдруг представила, что будет, когда о случившемся узнает Голиков.
Алексей вздохнул. Демонстративно поплевал на ладони и взялся за лопату. Аккуратно нарубил в траве ровные прямоугольники и начал снимать пласты дерна. На Изольду он не обращал внимания.
Работа шла споро. Под дерном оказался сырой песок. Алексей швырял его из быстро углублявшейся ямы, и груда выброшенного грунта росла. Потребовалось минут двадцать, чтобы глубина могилы дошла до колен.
Не говоря ни слова, Алексей приволок из машины брезент. Расстелил его на траве. Как бревно подтолкнул Изольду и завернул её в ткань с головой. Подтащил по земле и столкнул в яму.
Изольда старалась кричать, но из этого ничего не получалось: рот был завязан с профессиональной ловкостью.
Лицо закрывал брезент, пропахший бензином. Она ничего не видела, но по звуку лопаты и потому, что на неё начал падать песок, поняла — её будут закапывать.
Изольда забилась, стала выгибать тело и при этом громко мычала.
Алексей отложил лопату, присел на корточки. Отогнул угол брезента, открыл ей лицо.
— Будете говорить?
Она заморгала, показывая согласие.
Алексей развернул брезент, быстро развязал путы и помог ей встать на ноги.
— Пройдем к машине.
Он предупредительно открыл заднюю дверцу.
— Садитесь!
Сам сел рядом. Достал из сумки термос. Отвернул пластмассовую крышку, игравшую роль стаканчика. Налил в него горячий кофе с молоком. Протянул Изольде. Она взяла и стала жадно пить. Испуг ещё не прошел, и зубы постукивали по краю пластмассы.
Алексей потянулся к переднему сидению, взял с него диктофон «Сони». Спросил:
— Начнем беседу?
Изольда кивнула.
Алексей включил запись.
— Откуда у вас столько неучтенного димедрола?
Она поняла — «у вас» не просто вежливое обращение. Спрашивая, он имел в виду не её одну, а всех кто стоял рядом и находился в димедроловом деле.
— Мне его поставляет полковник Голиков…
Дрожа и всхлипывая, она двадцать минут отвечала на вопросы, пока Алексей не сказал:
— Для начала достаточно. Если потребуется еще, я вас найду.
Он вылез из машины и взялся за лопату.
— Зачем вы?! — спросила Изольда испуганно.
Алексей усмехнулся.
— Пейте кофе. Я пока зарою яму. Все же пригородная зона…
* * *
Полковник медицинской службы Игорь Семенович Голиков с ранних лет был человеком предприимчивым. Его инициативу во многом сдерживала только система партийного и государственного контроля, действовавшая при коммунистах.
На медицинских складах армейского резерва, вверенных под командование Голикову, регулярно с удивительной дотошностью проводились ревизии. То наезжали контролеры из управления военного округа, то спецы из центрального военно-медицинского управления, а в довершение всех бед появлялись ищейки из комитета народного контроля. И все старательно рыли запасы, как если бы собирались найти на медицинских складах золото или нефть.
Голиков — человек чуткий на новое. Он мигом понял суть реформ Гайдара, как право разворовывать богатства, созданные общественным трудом, и ворвался в сферу новых экономических отношений яркой искрой, как метеорит врывается в атмосферу. У него было две возможности — сгореть в плотных слоях или благополучно приземлиться и стать богатым. Расчет делалася на второе, и он оправдался.
В условиях, когда началось обвальное сокращение армии, Голиков стал рассматривать медицинские склады, как источник обогащения. Он старательно взвесил и обсчитал все возможности и выбрал оптимальные.
Можно было шарахнуть и увести налево вагон или даже два одноразовых шприцев, а можно обобщить несколько тонн стерильных бинтов, но это казалось Голикову экстенсивным путем. Он предпочитал прогресс и интенсификацию.
Глаз полковника лег на медикаменты. Из них он выбрал димедрол, понтапон, эфедрин. Прежде всего потому, что это лекарства фабричного производства. Во-вторых, товар такого рода предельно портативен, а каждая таблеточка имеет цену. Наконец, в-третьих, сбывать запасы лекарств можно через аптеки. И если даже самая строгая ревизия обнаружит упаковку — две, не проходивших по учету средств, отбрехаться сумеет любой аптекарь.
Чтобы выполнить задуманное, Голикову требовалось отыскать в Москве подходящее складское помещение, куда можно завезти весь товар, который он из армейской собственности перевел в собственность личную. И сразу Голиков вспомнил о Луизе Дрягиной, своей старой подруге, которая заведовала продуктовым магазином.
История их знакомства выглядела довольно странной, хотя и закономерной.
Супруга Голикова Раиса Гавриловна была женщиной своенравной и импульсивной — этакая маленькая обезьянка-мармозетка, со страшненькой мордочкой, резкими ужимками и отвратительным характером. Она без видимых причин то и дело обижалась на мужа, принималась плакать и свое неудовольствие им выражала в отказе Голикову в праве разделить с ней ложе.