— Какие, например?
— Преступник, укравший миллиард, сегодня вправе открыто вложить его в нашу промышленность. Считается, что инвестиции — благо для государства, для общества. Значит, если вор перелетает из тени на свет, он становится социально близким по духу и по идеалам нашей демократии. Раз так, его трогать нельзя…
Волков с интересом слушал откровения Богданова. Часто неприкрытая истина, которую тот высказывал, была ему неприятна, больно задевала его самолюбие, но он умел слушать и извлекать для себя пользу из чужих мыслей, а потому терпеливо сносил даже те уколы, которые были наиболее болезненны для его начальственного самочувствия.
— А ты в состоянии кого-то из таких тронуть?
— Нет, но говорить вслух о том. Что собираемся и даже делаем это вам придется…
Чибисов улыбался. Мудрая мысль, которую он мог подкинуть сенаторам, уже имелась.
Выйдя от министра, Богданов по мобильному телефону связался с Жетвиным. Как всегда, они встретились на явочной квартире в Лялином переулке.
— Только что от министра, — сообщил Богданов.
— Что такое?
Жетвин явно встревожился.
— Пойми, Евгений, я уважаю принципы и мнение Грибова. Потому говорю с тобой. Вот, прочитай.
Жетвин взял в руки листок ксерокопии.
Постановление о возбуждении уголовного дела г. Москва 11 июня 1997 г.
Заместитель Генерального прокурора РФ старший советник юстиции Катков П. А. рассмотрел материалы в отношении Марусича В. В., поступившие из МВД.
Принимая во внимание, что в действиях Марусича В. В. содержатся признаки преступлений, предусмотренных статьями УК РФ — 174, часть 2 («Легализация (отмывание) денежных средств»), 204, часть 3 («Коммерческий подкуп») и 291, часть 2 («Дача взятки»), руководствуясь статьями 108, 109, 112, 115, 211 УПК РСФСР
Постановил:
1. Возбудить уголовное дело по статьям 174, 204 и 291 УК РФ.
2. Уголовное дело принять к производству и приступить к расследованию.
3. Обратиться в Федеральное Собрание за разрешением…
Жетвин положил ладонь на документ и поднял глаза на Богданова.
— Почему нет даты?
— Мне сняли ксерокс до подписания документа.
— Дело пахнет керосином. Что делать?
— Об этом я и решил с тобой посоветоваться.
— Володя знает о происходящем?
— Нет. — Богданов был честен. — В этом вопросе я его обошел.
— Почему?
— Разговор о Марусиче у нас заходил при первых встречах. Ваш брат твердо сказал, что его не отдаст. Их пути где-то пересекались?
Жетвин кивнул.
— Было такое.
— Именно поэтому во второй раз к Грибову я решил не обращаться.
— Вообще-то Марусич мужик крепкий. Он может устоять.
— Может. — Богданов не стал противиться. — Однако мы не знаем, что известно прокуратуре. Если материала много, самые крепкие плечи могут не выдержать такого груза.
— Есть возможность узнать, что на него имеет следствие?
— Разве этой бумаги недостаточно? — Богданов взял постановление, тряхнул им и кинул на стол. — Пытаться выяснять детали чревато опасностями. Статьи, которые шьют Марусичу, не касаются моей епархии.
— Понятно.
— Я уверен, Федеральное Собрание своего человека прокуратуре не отдаст. Но есть пресса. Можно заткнуть рот одной, двум газетенкам, но другие поднимут вой. Поведут, как это сейчас принято, журналистское расследование. Дерьмо полетит во все стороны. Поэтому нам надо решать проблему хирургически. Конечно, это больно, зато гарантирует сохранение всей Системы. Разве ради целого не стоит пожертвовать частью?
Жетвин просмотрел на Богданова с пониманием. Он сам всегда был сторонником крутых решительных действий.
— Это так, но хорошую операцию надо серьезно готовить.
— Понимаю.
— Сколько у нас будет времени?
— Не так много. Думаю, в пределах семи-десяти дней.
Жетвин задумался. С минуту он сидел молча и разглядывал ногти левой руки. Молчал и Богданов. Он отпасовал меч партнеру и теперь ждал, как тот им распорядится.
Наконец Жетвин принял решение.
— Десять дней — мало, но я постараюсь. Гробить наше дело я не позволю.
— Значит, забито? О кей.
Богданов собрал бумаги. Протянул ладонь Жетвину. Тот звучно шлепнул по ней пальцами.
— Забито.
Они распрощались.
Жетвин, пожимая руку гостю, выглядел озабоченно и встревоженно одновременно. Богданов за показной сосредоточенностью скрывал удовлетворение — дело было сделано и оставалось ждать результатов.
Когда Жетвин ушел, он долго сидел за столом опустошенный и вымотанный. Не так-то просто замыслить и разыграть выигрышную многоходовую комбинацию. Такую, когда на кону не только карьера, но и собственная голова.
* * *
С военными специалистами работать одно удовольствие. Распространенное мнение, что они недоучки — плод завистливого остроумия младших научных сотрудников научно-исследовательского института парикмахерского искусства. Жетвин об этом знал давно.
Отставной майор Нечипоренко, которого ему для деликатного дела порекомендовали старые соратники по Афгану, внешне особого впечатления не производил. Плешивый, с носом, свернутым набок, в потертом армейском кителе, в сапогах, давно не чищенных, со сбитыми каблуками, он выглядел колхозным бригадиром, явившимся в город прямо с картофелеуборочной страды. Не будь у майора рекомендаций от людей, которым Жетвин доверял безраздельно, он бы и разговаривать с ним не стал. Но здесь протянул руку, пожал её, ощутив ответную реакцию крепкой крабьей клешни.
— Прежде, чем говорить о деле, давайте условимся о режиме секретности.
Майор улыбнулся, отчего его нос окончательно съехал в сторону уха.
— Сэр, я даже родился в обстановке секретности и потому до сих пор не знаю, кем были мои родители.
Жетвину нравились мужики, умевшие отвечать без раздумий, не лазая по карманам в поисках нужных слов. Об условиях оплаты работы (а это для майора оказалось главным) они договорились без большого труда. Затем перешли к делу. Майор долго изучал чертежи новой дачи депутата Марусича, которые Жетвин выложил перед ним. Водил заскорузлым пальцем с большим корявым ногтем по синькам и твердил одно слово, но с разными интонациями:
— Так… так… так…
Жетвин терпеливо ожидал решения. Наконец майор отодвинул бумаги. Пошевелил носом. Сказал уверенно:
— Все не так и сложно, как кажется. Дачка крепкая, взлетит и рассыплется с одного удара.
— Доложите подробно. Я должен представлять операцию в деталях.
Майор прищурившись посмотрел на Жетвина, будто старался запомнить его получше.
— Вы слыхали что-либо о термобарическом эффекте? О так называемой «вакуумной бомбе»?
— Майор, я просил объяснять, а не задавать вопросы.
— Понял. — Майор достал блокнот, раскрыл и на чистой странице нарисовал круг. — Допустим, это некоторый объем. Если его заполнить горючим газом и затем выдать искровой импульс, произойдет мощный взрыв.
— Как вы думаете заполнить газом объем объекта, о котором мы говорим?
— Я познакомился с планом здания. Оно имеет три этажа выше нулевого цикла. Подземная часть заключает в себе гараж, большое складское помещение и несколько мелких выгородок. Если заполнить весь этот объем бытовым газом, взрыв будет сокрушающим…
— Как вы сделаете это в нужном месте в нужное время?
— Дело техники. — Майор говорил как специалист с дилетантом. — Важно будет получить вашу команду.
— Майор, — Жетвин встал, поправил галстук. — Я сказал: доложите свои соображения в деталях. Вы не поняли меня или на вас так сильно повлиял армейский разброд?
— Я-я…
— Помолчите! И прошу запомнить: я не потребую от вас щелкать каблуками или отдавать мне честь, но мои просьбы надо воспринимать как приказ. Иного я не потерплю.
Майор понял. Он также встал, вытянулся и щелкнул каблуками. Должно быть это уже сидело у него в крови. Он и раньше догадывался, а теперь окончательно убедился, что у людей, к которым пришел служить, порядки строгие. Здесь не объявляют выговоров в случае неудачи. Просто нерадивого исполнителя больше никто не увидит, а будут искать — не найдут.
— Так точно.
Жетвин разрешающе махнул рукой и сел.
— Продолжайте.
— Пока дом не заселен, мы смонтируем свое устройство на газовом вводе внутри подвала. Это будет очень нежный хомутик, который по радиокоманде откроет небольшой свищ в магистральной трубе. Кроме того в помещении в патрон освещения мы ввернем другое устройство — искровой разрядник. По второй команде он выдаст импульс. Произойдет взрыв…
— Вы гарантируете результат?
— Так точно — Майор вновь прищелкнул каблуками. — На все сто процентов. В заданное время в указанном месте.
— Каким образом вы сумеете сделать незаметным свой «нежный» хомутик?
— Мы вырежем часть газовой трубы и вварим на это место небольшую вставку.
— Хорошо, когда сумеете приступить?
— Как прикажете.
— Считайте, что уже приказал.
Майор встал, суровый и сосредоточенный. Кивнул, почти коснувшись груди подбородком.
— Есть!
Новая дача депутата Марусича ждала заселения. В тот день с утра здесь работали только два маляра. Перед тем, как вывести архитектурную красотку в свет, они кое-где наложили последние штрихи косметики — подпудрили щечки, подкрасили губки. К обеду маляры собрали свое имущество, переоделись и отправились на электричку, чтобы уехать в город.
Трехэтажный терем — новенький бастион торжествующего богатства с остроконечной крышей, с большими светлыми окнами, окруженный забором с чуткой сигнализацией, с будкой сторожевой охраны у парадного въезда, ждал приезда хозяев.
В третьем часу дня из ближайшего леска вышли два парня. Пересекли поле. на котором когда-то выращивали колхозную картошку, а теперь нахально заселенное конским щавелем и полынью. Когда стало очевидно, что они прямиком направляются к даче, дверь сторожки открылась, и в проеме появился огромный мужик в камуфляже серого милицейского цвета. На вид за пятьдесят. Лысая голова, обвислые щеки, огромные почти слоновьи уши. Он скорее всего был офицером-отставником и с большой вероятностью выходцем из конвойных войск МВД. Такой взгляд, каким сторож окинул шедшего впереди парня, вырабатывает далеко не всякая профессия.
— Отец, — парень добродушно осклабился. — Понимаешь, какое дело… Стаканы ищем…
Охранник, только что приготовившийся пугануть незваного гостя не очень приветливыми словами, замер в охотничьей стойке. Подобную услугу, о которой его просили, на Руси принято оплачивать жидкой валютой, от которой у нормального мужика не бывает сил отказаться.
— Сколько?
— Три.
Парень поднял руку с тремя растопыренными пальцами. Лицо охранника помрачнело. Парень сразу понял причину такого огорчения и добродушно пояснил:
— Три нам с корешами. А уж себе, папаша, поищите четвертый.
— Тоже мне сынок нашелся. — Охранник ворчал, но в глазах светилось вожделение. Он вошел в бытовку, погремел там посудой и вернулся, держа в руках четыре стакана.
— Ой, отец, уважил! Ой, уважил! — парень повернулся в сторону кустов, махнул рукой и крикнул. — Леха, давайте.
Перепрыгнув через кювет, на поле выскочил тощий парень — в чем душа держится. Они расположились за деревянным столом, который для себя поставили под березками строители. Леха открыл бутылку. Достал из черной большой сумки продолговатый судочек из пенопласта. Выложил на него толсто нарезанные шматки сала, стрелки зеленого лука, две головки свежего чеснока. Раскладывая закусь, то и дело всхлипывал:
— Ой, благодать! Ой, хорошо!
Вид выпивки и аппетитной снеди, которую раскладывал Леха, разжег питейный зуд в душе охранника, и ему стало трудно сохранять равнодушный вид. А парень подогревал нетерпение разговорами.
— Эх, батя, люблю витаминчики. Особенно Ц. Винце, сальце, бабце…
Охранник сделал судорожное глотательное движение и вытер рукой губы, готовясь к пиршеству. Парень тем временем продолжал травить:
— Ехал хохол в Москву. На границе таможенник спрашивает: «Наркотики есть?» Хохол отвечает: «Е». «Откройте чемодан». Открывает. А тот до верха забит салом. Таможенник офонарел. — «Какие ж это наркотики?» — «А я с цего сала дуже балдею», — ответил хохол…
Леха, стоявший рядом засмеялся и стал разливать водку. Охранник торопливо протянул руку к стакану. Дольше терпеть он не мог.
За первым стаканом залпом ахнули по второму. Бравый сторож ждать себя не заставил. Он отключился сразу, даже не дотянувшись до закуси. Заботливые парни положили на топчан тело, оказавшееся неимоверно тяжелым, закрыли дверь в сторожку и отправились к дому.
Команду мастеров в помощь майору Жетвин подбирал самолично. Это были специалисты высокого класса — взломщик Квас, газосварщик Ляга и Тупак — опытный боевик, выделенный для прикрытия группы. Они обошли дачу со всех сторон и собрались у двери, которая вела в подвал. Квас склонился над мудреным замком, достал отмычки.
— Сигнализация не забазлает? — Тупак не скрыл тревоги. — Ты обдумал?
Квас растянул толстые мокрые губы в улыбке.
— Я вопще рубильник дернул. Можешь в розетки пальцы совать.
— А-а…
Квас звякнул отмычками. Долго возился. Замок уступил мастеру. Дверь открылась.
Подвал, куда они спустились, выглядел темной пещерой. Вспыхнули фонарики. Их лучи помотались по сторонам, рассекая темень ножами света.
— Вона! — Квас указал на толстую трубу, которая тянулась по дальней от входа стене.
Погромыхивая инструментом, в подвале появился Ляга. Нашел стояк с большим магистральным вентилем. Поднатужившись перекрыл газ. Достал труборез.
— Работаем.
Он вырезал кусок трубы, втолкнул в разрез вставку со спецустройством. Оно заметно выступало над поверхностью магистрали, но Ляга нашел такое положение, когда пусковой коробочки не стало видно снаружи. Включил переносный сварочный аппарат. Горелка пукнула, зашипела. Пламя жарким белым пламенем лизнуло трубу…
Ляга работал мастерски, руки у него золотые — на оборонном заводе крячил, космические корабли строил. Фамилию имел и отчество — Лягин Степан Сергеевич. Фотография на Доске Почета. На груди медаль за трудовое отличие. Одно слово — рабочий класс. Даже народным заседателем в районном суде ему однажды выпало отбарабанить срок. Мастер — фигура уважаемая. Швы он клал ровные, красивые. Радиологический контроль не показывал в них ни трещин, ни раковин.
Когда на заводе перестали платить, Ляга не стал просить милостыни у природы. Не пошел к Белому дому с плакатиком на груди. Мастер такого класса как он крутые бабки способен заработать не только в заводском цеху. Если башкой шевелить, то легко понять интересный закон человеческой жизни. Настоящее хлебное поле совсем не на хлебном поле. Мед собирают пчелы, а харчатся им люди.
Ляга не дурак, он тонкости общественного бытия просекал легко. Конечно, и другие пролетарии не дураки, многое знают не хуже, но у большинства из них понимание не влечет за собой действий. У Ляги действия следовали сразу, едва возникала мысль, которая требовала решений. Через корешей, знавших цену золотым рукам мастера, он получил крышу и работал по специальности в организации. Дело шло быстро и делалось с высоким качеством. Хотя Ляга не брал социалистических обязательств варить трубу ударными темпами, работал он споро, без перекура и расслабления.
Сделал — включил газ, промазал шов мыльной пеной. Внимательно проверил не дует ли где-то газ пузырей. Дефектов не обнаружилось. Тогда Ляга достал аэрозольный баллончик с нитрокраской и окрасил врезанный в магистраль кусок трубы в желтый цыплячий цвет. Теперь газовый ввод по всей длине выглядел новеньким, готовым к работе.
Квас притащил из дальнего угла подвала хозяйскую стремянку. Поставил под одной из ламп дневного света.
Окончив трубу, Ляга полез к потолку. Подключать искровой разрядник к сети не требовалось. Он работал от батарейки. Его пришлось только закрепить…
* * *
Виктор Васильевич Марусич к российской истории — прошлой и настоящей — относился с изрядной долей презрения.
Царь Николай, который обозначен вторым номером? Пустота. Нет, хуже того — моллюск. Виноградная улитка, которая объедала листья российского виноградника лишь потому, что кто-то из её предков набрел на заповедую кущу и остался в ней.