Кузьма Сорокин в принципе не любил убивать людей, и если делал это, то не для души, а лишь по обязанности. В говночисты люди идут тоже не по призванию: кто-то же должен содержать в чистоте места общественного пользования. Короче, есть много разных профессий, которые, как бы это сказать, ну не очень что ли, уважаются обществом, а ведь пустыми даже самые поганые вакансии не остаются.
Работа — всегда работа…
Не спеша Кузьма отошел от оврага, спустился по склону в долину Москва-реки, медленной походкой отпускника побрел по узкой тропке, обегавший крутояр по береговой полосе.
* * *
Черкес двигался не спеша. Он гулял. Это мог понять каждый, кто случайно встретил бы его в лесочке. Но при этом он все время старался держаться за деревьями и кустами так, чтобы с тропы его было трудно заметить.
В какой-то момент Черкес отвлекся. Когда он вновь осмотрелся, Чепурной и Сорокин уже исчезли из виду.
Прислушавшись, но ничего подозрительного не услышав, Черкес прибавил шагу. В конце-концов при случае он всегда успеет отвернуть в сторону, чтобы не встретиться с ними обоими лицом к лицу.
Впереди засветилась опушка. К ней бугор сбегал крутым склоном, по которому вились несколько тропок.
Бетонный забор, замыкавший северную часть периметра ограды, не доходил до уреза речной воды метров на двадцать. Дожди подмыли бетонные опоры, и три секции рухнули на землю, открыв широкий проход.
Под бугром через ручей, стекавший в реку, лежали два отесанных бревна, образуя удобный переход над овражком.
Дальше тропинка вела к дыре, пробитой в заборе. Тропа, проходившая тут, заметно сокращала путь из Марьино в Агафоново и потому никакая ограда — ни железная, ни бетонная — не могла устоять перед стремлением людей спрямлять свои пути.
Чтобы выдолбить в стене сквозную дыру, больше походившую на калитку, нежели на щель, потребовалось приложить не только немалые физические усилия. Кто-то вынужден был приходить сюда и приносить с собой инструменты — по крайней мере кувалду и зубило. О наличии последнего в арсенале взломщиков свидетельствовали стальные прутья арматуры, перерубленные с удивительной аккуратностью.
За забором уже по вольной не огражденной территории тянулись ряды огромных бугров, явно искусственного происхождения. Их крутые склоны покрывал земляничник, устилавший землю кроваво-красным ковром зреющих ягод.
По траве бродили серые дрозды — любители лесных ягод. Но на кровь под ногами Черкес обратил внимание раньше, чем на землянику. Трава возле ближайшего к забору бугра была залита темной густой жидкостью.
Черкес остановился, вынул из куртки листок бумаги. Осторожно коснулся одного из стеблей конского щавеля. Бумага окрасилась кровью.
— Так. — Он огляделся, тут же опустил руку в карман и плотно сжать рукоять пистолета.
Постоял на месте, приглядываясь. На примятой траве заметил след волочения. Подошел к краю оврага. Вгляделся в глубину, поросшую кустами лесной малины и рябиновым подростом. Среди зелени заметил лежавшее на боку тело. Судя по синему спортивному костюму это был тот самый человек, которого убрал Сорокин. Значит одно дело сделано, и настала пора поставить точку во втором деле, не менее важном.
Черкес прибавил шагу. Сорокин медленно шел вдоль реки, сунув обе руки в карманы. От оружия он уже избавился, это точно.
Вот он присел у обреза воды, что-то разглядывая. Черкес пошел ещё быстрее. Теперь он мог различить лицо Сорокина. С ним он случайно столкнулся нос к носу в день приезда.
Разместившись в отведенном ему номере, Черкес вышел на территорию парка осмотреться. Шагая по дорожке, выбрался к удивительно красивому мрачноватому замку, построенному из красного кирпича, с круглой башней и остроконечной крышей. Остановился, пораженный непривычными формами и видом здания. И тут увидел того, чье лицо ему показали на фотоснимке. Мазнул взглядом, чтобы запомнить получше, и пошел дальше, чтобы избежать ненужного разговора.
Черкес, продолжая делать вид будто гуляет, медленно приближался к Сорокину. Он уже наметил точку, с которой сделает выстрел. Берег был пустынным, на крутояре также не виделось ни души. И вдруг из-за зеленого насыпного бугра на берег вышел человек. Черкес выругался и задержал руку в кармане. Незнакомец подошел прямо к нему.
— Здравствуйте. Вы случайно не из Агафонова?
— Нет, — Черкес ответил резко, не сумев сдержать злости, — я…
Что он хотел добавить установить теперь трудно. Выстрел, который сделал Кузьма, заставил его замолчать.
Братья Сорокины посадили Черкеса у огромного розового валуна на самом берегу реки и тут же разошлись. Кузьма двинулся в сторону санатория по низкому берегу. Сергей стал карабкаться на Красный яр, чтобы пройти поверху.
Они гуляли.
Они свое дело сделали…
* * *
Лудилин отыскал Моторина на технической территории «Трансконтиненталя». Алексей только что вернулся из рейса и даже не отошел от автопоезда, который сопровождал от границы с Белоруссией.
— Леша, — Лудилин протянул руку. — Вот, знакомься. Это Женя Жетвин… — Сказал и поправился, — Евгений Жетвин. Мы с ним на Афгане служили… Я ему жизнью обязан. Потолкуй с ним. Хорошо?
Жетвин протянул Алексею руку.
— Слушай, афганец…
— Я не афганец, — Алексей возразил с раздражением, — чего не довелось, так побывать на Афгане. Возрастом не вышел.
— Я знаю, — сказал Жетвин, — только не звать же тебя чеченом. А для меня афганец теперь любой мужик, которого мудрая российская власть вооружила и посадила в говно…
— Это вы уж слишком.
Алексей даже отер ладонью лицо, словно хотел избавиться от ощущения, которое вселили в него слова Жетвина. Тот выплюнул сигарету и вдавил её ботинком в землю. Растер подошвой, чтобы огонь не воскрес.
— Брось! Более дерьмовой войны, чем чеченская, я не знаю.
— Я тоже, — согласился без сопротивления Алексей.
— Ладно, кончили о войне. Поговорим о деле. Как ты уже слыхал, «Трансконтиненталь» будет сокращать штаты. Лудилин рекомендовал тебя, как верного и честного человека. Меня это вполне устраивает. В нашем мире, где все построено на обмане и воровстве для фирмы надежный человек дороже золота. Предлагаю тебе место в охране головного офиса. Что скажешь?
Алексею Жетвин понравился с первого взгляда. Высокий широкоплечий блондин с энергичным лицом, серыми проницательными глазами, строго поджатыми губами. Была хорошо заметна его армейская выправка — прямая спина, приподнятый подбородок, скупые уверенные движения рук, властный голос.
— Я знаю, Моторин, о тебе больше, чем ты думаешь. И эпопею со спасенным миллиардом. И о налете на твою квартиру. И о детской борьбе с наркоторговцами…
Алексею всегда казалось, что он хорошо умел скрывать свои чувства и по его лицу нельзя прочитать ни радости ни тревоги. Однако Жетвин все же поймал легкую тень неудовольствия, мелькнувшую в его глазах.
— Не обижайся, Моторин. Детскую не в том смысле, что эта игра безопасна. Наоборот, ты балансировал на острие шила. А ради чего?
Алексей счел благоразумным не сопротивляться.
— Вы правы, это был просто дурацкий порыв. Если бы милиция работала лучше, мне бы не пришло в голову бороться с ветряками.
— Дело, Моторин, не в том, что милиция стала хуже работать. Куда важнее иметь в виду главное. Причина роста преступности в обнищании большей части народа и в сказочном обогащении меньшей. Если в стране есть люди, которые не в состоянии купить булку хлеба, а другие приобретают за тысячу долларов наручные часы — это говорит о многом. Сегодня тебя могут ухлопать из-за десяти тысяч рублей, рассчитывая взять пятьдесят.
Жетвин достал сигареты. Закурил.
— То ли ещё будет, — мрачно сказал Алексей.
— Звучит зловеще. Что ты имеешь в виду?
— Отмену смертной казни.
— Считаешь, что это повлечет за собой новый рост преступности?
— Нет, не считаю. Просто убежден, что это именно так и будет. Милиции быстро разонравится ловить бандитов. Зачем кто-то станет рисковать жизнью и брать вооруженного террориста, если того не ожидает суровое возмездие?
Жетвин снисходительно улыбнулся.
— С тобой интересно говорить, Моторин. И я думаю, мы продолжим беседу, но не сейчас. У меня дела. Ты принят и можешь приступить к работе…
В это время в кармане пиджака Жетвина зазуммерил мобильный телефон. Жетвин вынул трубку.
— Слушаю.
Поскольку он не прижал её к уху плотно, Алексей услыхал часть разговора.
— Жек, «Северокобальт» у нас. Мы купили пакет.
— Сколько в нем?
— Пятьдесят два процента акций. Можешь поздравить.
— Отличная новость. Спасибо, что сообщил. И поздравляю…
* * *
За оградой автопарка фирмы на пустыре, отделенном от магистрального шоссе лесополосой, на взгорке стоял грузовик с синей будкой, которую перечеркивала белая полоса и украшала надпись «Мосводоканал». С этого места прекрасно просматривалась вся техническая территория «Трансконтиненталя». Неожиданно в будке приоткрылось боковое окно.
Ствол винтовки лег на нижнюю рейку рамы. В прицел Кузьма видел Жетвина, который разговаривал по мобильному телефону. Он прижимал к правому уху трубку. Ее черная полоса перечеркивала щеку.
Острый язычок марки прицела удобно улегся в точку, где трубка касалась виска.
Черт возьми, как это погано убивать людей! Не нравилось такое дело Кузьме. Но если ты летишь к земле с большой высоты и единственный шанс спастись заключается в том, чтобы дернуть кольцо парашюта, ты просто обязан это сделать. А если для того же надо нажать на спуск?
Палец слегка напрягся, выбирая свободный ход механизма и медленно потянул крючок…
У насилия нет конца. Оно всегда имеет продолжение…
Кузьма об этом не думал. Далеко не все умеют это делать.
* * *
Пуля ударила Жетвину точно в висок чуть выше уха. Она пробила аккуратное круглое отверстие и взорвалась внутри черепа. Мощный удар расколол голову, оставив вместо лица зиявший кровавой пустотой провал.
Алексей сразу понял в чем дело и что случилось, когда его оплеснуло горячей и липкой кровью. Военный опыт позволяет человеку начинать действовать ещё до того, как он обдумает и решит правильны его действия или бесполезны. Алексей не мог объяснить, кто и почему выстрелил в Жетвина, но то что то тот мертв и ему уже не помочь у него не возникало сомнений.
Быстрым движением руки Алексей отер лицо, размазав по нему чужую соленую и липкую кровь, забрызгавшую глаза и щеки. Ощутил, как по коже царапнули мелкие осколки чужих костей, но значения этому не придал.
Он не видел откуда произведен выстрел, однако интуиция подсказала, откуда могла прилететь пуля, сразившая Жетвина, и где мог засесть выпустивший её стрелок.
В десяти метрах от места, где лежал Жетвин, стоял трейлер, готовый к дальнему рейсу. Водила сидел в кабине, прогревая мотор. Рядом топтался «секьюрити», которому предстояло сопровождать транспорт в путь. Он стоял, широко расставив ноги и держал штатный помповик под мышкой стволом опущенным вниз.
В два прыжка Алексей оказался рядом с охранником. Тот оторопело смотрел на распростертое в луже крови тело Жетвина, к которому через плац бежал Арсений Лудилин, когда Алексей выхватил у него из под руки оружие.
— Ты что?! — Охранник скорее всего принял Алексея за сообщника террориста, оттого посерел лицом и потерял волю к сопротивлению. — Не стреляй! Не надо!
Алексей запрыгнул на бампер тягача, вскочил на капот, направил ствол помповика на водилу, помертвевшего от страха. Заорал, надсаживая голосовые связки:
— Задний ход! Прижмись к забору! Гони!
Трейлер дернулся и покатился назад.
Алексей перескочил аэродинамический обтекатель фургона, взлетел на крышу, безжалостно топая побежал по ней. Когда махина кузова припечаталась к забору, он с его высоты кинулся на пустырь.
Ремонтную машину «Мосводоканала» с кузовом синей раскраски Алексей увидел ещё находясь на крыше трейлера и у него теперь не оставалось сомнений где находилась позиция снайпера.
Кузьма, хорошо умевший стрелять, как был по натуре так и оставался винтовым попкой анальных подразделений внутренних войск и не отличался особым талантом планирования операций. Сделав выстрел, он тут же перебрался в кабину, сел за руль и стал разворачивать машину, чтобы как можно быстрее умотать с пустыря. Но его постигла неудача. Левое переднее колесо наехало на канализационный люк. Крышка его давно была сломана и отверстие для проформы когда-то прикрыли куском листового железа. Колесо, продавив металл, крепко влезло в чугунное кольцо и застряло в нем как в капкане. Кузьма газанул раз, другой. Дернул машину вперед-назад, но двигатель заглох и не заводился. В это же время Кузьма увидел как со стороны базы через забор на пустырь перепрыгнул человек. Он летел, раскинув руки в стороны, словно крылья, и в правой Кузьма заметил ружье.
Психология убийцы ущербна. Выстрелить в человека из засады, всадить нож в спину из-за угла далеко не равно умению вести огневой бой. Кузьму охватила паника. Затряслись руки, задрожали колени, вспотела спина. Он схватил свой винтарь, выскочил из машины и побежал в сторону череды деревьев, за которыми гудело шоссе.
Алексея отделяло от убегавшего террориста не более ста метров. Если тот пробежит ещё метров двадцать, то скроется в посадке, тянувшейся вдоль обеих сторон дороги. Решение пришло мгновенно. Алексей будто споткнулся и на ходу припал на правое колено. Передернул цевье, загоняя патрон в ствол и два раза подряд жахнул в сторону убегавшего человека.
Кузьма, который уже видел перед собой кювет и кусты, за которыми его должен ждать с машиной братец, наддал ходу. В момент, когда Кузьма собирался перепрыгнуть канаву, что-то с огромной силой ударило его в поясницу. Ударило так безжалостно, что боль дошла до живота и груди, опалив их крутым кипятком.
Сбитый мощным ударом с ног, Кузьма зацепился носком ботинка за землю и со всего маху вмазался широкоскулым лицом в мокрую от росы крапиву.
Но ни удара ни ожога тысяч стрекалец уже не почувствовал.
* * *
Часто события протекают настолько быстро и вовлекают в водоворот беды человека с такой силой, что потом, когда волны улягутся и появляется возможность попытаться разобраться в происходившем, восстановить последовательность своих и чужих действий, сделать это оказывается невозможно.
Объяснить откуда и когда появилась милиция Алексей не мог даже себе, хотя старался это сделать.
Он помнил лишь несколько автоматов, направленных на него с разных сторон, и нервный крик человека, раздрызганного напрочь нервным стрессом.
— Брось оружие!
Помповик Алексей не бросил. Оружие — вещь, требующая бережного отношения. Он лишь расставил обе руки в стороны, в правой — стволом вверх держал «иж». Присел на полусогнутых ногах и аккуратно положил помповик на землю. Потом выпрямился и поднял руки.
Затем память отчетливо запечатлела то, как с ним обращались стражи закона. Удары дубинками исподтишка по бокам, пинки по голеням — потом долго с них не сходили фиолетовые разводы синяков. Наконец с треском защелкнулись на руках стальные наручники.
Когда Алексей ощутил давление браслетов на запястья, то подумал, что знает только два символа демократии: — избирательные бюллетени, которыми граждане выражают свое доверие власти и наручники, которыми власть дает понять своим подданным кто она есть и для чего её выбирают.
Разобраться в том, что происходило на пустыре сразу после ареста у Алексея возможности не было. Его затолкали в воронок, который долго никуда не уезжал. Гремел сильный поганый, достававший до самых кишок вой сирены санитарной машины. Слышались визгливые писки то и дело подъезжавших милицейских машин. Должно быть прибывало начальство, чтобы продемонстрировать личное участие в расследовании дерзкого преступления.
На воронке Алексея отвезли в специзолятор и заперли в одиночке. Но этому предшествовали некоторые важные, но известные лишь узкому кругу лиц события.
Едва узнав о случившемся, Грибов тут же позвонил по прямому телефону Богданову. Трубку взяла Кира.