— Принцесса, — конь обошел вокруг дивана и встал передо мной на колени, — медлить нельзя. Скипетр все дальше, а мы сидим и ничего не делаем. С чего мы должны верить этой Лэнанши? А вдруг она держит нас тут, потому что хочет забрать скипетр себе?
— Тсс, — зашипела я, — Тихо.
Конь умолк с самым виноватым видом, на который только было способно его невыразительное лицо.
— Нельзя говорить такие вещи. Она может услышать, или шпионы ей все доложат. Я уверена, что она приставила кого-то за нами следить.
Я огляделась, не увидела ничего подозрительного, но все равно не могла отделаться от чувства, что из щелок и теней за мной тайком наблюдают чьи-то глаза.
— Она и так ненавидит железных фейри. Не зли ее.
— Прости, принцесса, — Железный конь склонил голову. — Я не могу выносить это ожидание. Нужно действовать, а здесь от меня никакого толку.
— Я тебя понимаю, — сказала я, положив руку на его могучее плечо.
Кожа у него была горячая, а сухожилия под ней — твердые как сталь.
— Я тоже хочу отсюда выбраться, но нужно потерпеть. Пак и Грим скажут, если что-то произойдет или нам пора будет уходить.
Конь с несчастным видом кивнул.
Я облегченно вздохнула. Только бы шпионы Лэнанши поскорее что-нибудь разнюхали, пока Железный конь не начал стены крушить.
Дверь распахнулась. Мы оба вздрогнули, но это оказался всего лишь человек, тот самый измученный пианист, которого мы встретили, когда появились в особняке. Мужчина бочком вошел в комнату. Его пустой взгляд скользил по полу, пока не уперся в меня. Музыкант с отрешенной улыбкой двинулся вперед, но замер, увидев, что
рядом
с диваном стоит на коленях огромный железный фейри.
Конь с рычанием поднялся. Я шлепнула его по руке и поморщилась, ободрав костяшки пальцев о твердый, как скала, бицепс.
Фейри недоуменно повернул голову.
— Все в порядке, — сказала я, — Он мне ничего не сделает. По-моему, он совсем безобидный.
Железный конь подозрительно посмотрел на человека и фыркнул.
— Если понадоблюсь...
— Я заору что есть силы.
Он кивнул, бросил еще один взгляд на музыканта и удалился на другой конец комнаты, чтобы оттуда мрачно буравить нас глазами.
Мужчина расслабился. Он подошел к дивану, присел на краешек и начал с любопытством рассматривать меня. Я улыбнулась. Теперь музыкант вел себя намного спокойнее и не казался таким уж безумным. Глаза у него были ясные, правда, он не моргал, и от этого становилось не по себе.
— Привет! — сказала я, смущенная таким пристальным вниманием. — Вас зовут Чарльз? Я слышала, как вы играете. Мне очень понравилось.
Музыкант склонил голову набок и недоуменно нахмурился.
— Ты слышала, как я... играю? — Голос у него оказался низкий и чистый, — Я этого не помню.
Я покивала.
— В холле. Когда мы только пришли сюда. Вы играли для Лэнанши, а мы услышали самый конец.
— Не помню, — повторил Чарльз и поскреб макушку. — Я многое забываю.
Он моргнул и вдруг задумался.
— А вот тебя я помню. Странно.
Я посмотрела на Железного коня. Он топтался в углу, притворяясь, будто нас не замечает.
— Вы здесь давно?
Чарльз нахмурился. Лицо у него было морщинистое и все же какое-то детское.
— Я... Я всегда тут жил.
— Они ничего не помнят.
На спинке дивана возник, помахивая хвостом, Грималкин. От неожиданности я выронила книгу, но Чарльз просто смотрел на кота. Наверное, он и не такое в жизни видел.
— Он тут очень давно, — продолжал Грим, обвив хвос
том
лапы. — Вот что Небывалое делает со смертными.
Этот, например,
абсолютно забыл свою прошлую жизнь. Как и остальные, кто тут бродит.
— Привет, киса, — пробормотал Чарльз и протянул к нему руку.
У Грималкина шерсть встала дыбом. Он отпрыгнул на другой конец дивана.
— А сколько их тут? — спросила я.
— Смертных? — Грим начал вылизывать лапу, настороженно поглядывая на Чарльза. — Не так уж много. Примерно десяток. Великие актеры, поэты, художники и все такое.
Он фыркнул и стал умываться.
— Это место держится на чарах и творческой энергии. Поэтому даже Красные колпаки людей пальцем не трогают.
— Как же она их тут удерживает? — спросила я, но Грималкин зевнул и свернулся калачиком, закрыв глаза.
Отвечать на вопросы он больше не собирался, а если бы я прикоснулась к нему, оцарапал бы мне руку или просто исчез.
— Вот вы где, мои сладкие.
В библиотеку вошла Лэнанши. За ней тянулся подол черного платья из тонкой, как дымка, ткани. На плечах лежала длинная шаль.
— Я так рада, что нашла вас перед уходом. Чарльз, Душка, мне надо поговорить с гостями. Кыш!
Она помахала руками. Музыкант в последний раз посмотрел на меня, тихонько встал и вышел.
— Вы уходите? — Я посмотрела на ее платье и сумочку — Куда?
— Ты не видела Пака, милочка? — Лэнанши оглядела комнату, будто не слышала вопроса, — У меня к нему разговорчик. Повар жалуется, что у него то и дело пропадает еда, старшая горничная ни с того ни с сего влюбилась в вешалку, а дворецкий весь вечер бегал по холлу за мышами.
Она со вздохом потерла переносицу и закрыла глаза.
— Ладно, душечки. Если встретите Пака, скажите ему, чтобы снял чары с бедняжки горничной и перестал таскать из печки торты, пока у повара не кончилось терпение. Представить страшно, что я увижу, когда вернусь, но остаться я просто не могу.
— А куда вы отправитесь?
— Я? В Нэшвиль, милочка. Нужно вдохновить одного талантливого молодого музыканта. На пути у него столько преград, просто ужас. Но не волнуйтесь. Скоро все будут с ума сходить по его музыке!
Последнее слово она пропела, и я закусила губу, до того захотелось танцевать. Лэнанши как ни в чем не бывало продолжила:
— А еще надо заглянуть к одной ведьме, узнать, нет ли для нас новостей. Я вернусь через день или два по людскому времени. Пока-пока, зайки!
Она махнула нам на прощание и пропала в вихре сверкающих искр.
Я заморгала и едва не расчихалась.
— Выпендреж, — сказал Пак, выходя из-за книжного шкафа, будто нарочно дожидался, когда она покинет комнату.
Он сел на подлокотник дивана и закатил глаза.
— Могла бы и попроще удалиться. Правда, Лэн всегда знала толк в эффектных исчезновениях.
— Главное, что ее тут нет! — Железный конь подбежал к нам и огляделся, будто думал, что Лэнанши сидит за каким-нибудь стулом и подслушивает, — Ее нет. Давайте подумаем, как отсюда выбраться.
— И что потом? — Грималкин поднял голову и насмешливо взглянул на него, — Мы по-прежнему не знаем, где скипетр. Если вылезем, только объявим о себе врагу и усложним задачу.
— Пушистик прав, к несчастью, — вздохнул Пак, — С Лэн бывает трудновато, зато она верна своему миру и сможет отыскать скипетр раньше остальных. Надо подождать, пока не выясним, где он.
— План ясен, — Железный конь скрестил могучие руки, а в глазах у него полыхнуло яростное пламя, — Сидеть и ничего не делать. И это предлагает нам знаменитый Плут Робин!
— А какой план у тебя, жестянка? Идти греметь на весь город и совать нос в штаб-квартиры всех крупных корпораций, пока скипетр не свалится нам на голову?
— Принцесса, — железный конь повернулся ко мне, — это глупо. Зачем ждать? Разве ты не хочешь найти скипетр? Не хочешь найти принца Ясеня...
— Замолчи...
Я понизила голос. Наверное, конь услышал в нем угрозу, потому что быстро захлопнул рот. Я встала, сжав кулаки.
— Не смей говорить о Ясене! — прошипела я, и фейри попятился. — Я думаю о нем каждый день, но сначала мы должны вернуть скипетр. И даже если забыть о скипетре моему горю ничем не поможешь, потому что Ясень не хочет нас видеть. Особенно меня. Он очень хорошо объяснил это в нашу последнюю встречу.
К горлу подкатил ком, и я судорожно вздохнула.
— Так что ответ на твой вопрос — да. Я хочу найти Ясеня. Но не могу. Потому что нам важнее этот проклятый жезл! Я не допущу, чтобы все пошло к чертям только потому, что ты не в силах и две минуты посидеть спокойно.
Взгляд заволокло слезами, и я зло поморгала. Друзья смотрели так, будто у меня волосы горят. По невыразительному лицу железного фейри невозможно было понять, что у него на уме. Кот скучал, а в глазах Пака смешались жалость и ревность.
Это взбесило меня еще больше.
— Послушай... — начал он.
Я развернулась и вылетела из комнаты от
греха
подальше. Робин окликнул меня, но я не слушала. Если бы он схватил меня за руку или встал на пути, я бы ему врезала.
— Пусть идет, — услышала я голос Грималкина, — Уговаривать без толку. Кроме него, ей никто не нужен.
Дверь хлопнула, и я затопала по коридору, сдерживая рыдания.
Как несправедливо! Мне надоело за все отвечать, надоели жертвы во имя долга Я хотела лишь одного — отыскать Ясеня, уговорить его, чтобы он передумал. Мы будем вместе. Если как следует постараться, все у нас получится. К черту последствия. И к черту скипетр!
Коридоры тянулись без конца. Все они были похожи друг на друга: узкие, черно-красные. Я не представляла, куда иду, но меня это совершенно не заботило. Я только хотела убраться подальше от Пака и Железного коня, немного побыть наедине со своими личными желаниями. Всюду висели картины, стояли статуи и музыкальные инструменты. Когда я проходила мимо, у некоторых еще чуть слышно пели струны, в воздухе таяла мелодия.
Наконец я устало опустилась возле арфы и закрыла лицо руками, не обращая внимания на феечку, следившую за мной с другого конца коридора.
Ясень! Где же ты?
Глаза щипало, и я смахнула слезы. Ни за что не стану плакать! Арфа зазвенела сочувственно, будто спрашивала, что со мной. Я провела пальцем по струнам, и по коридору эхом полетел дрожащий печальный звук.
Ему откликнулся другой, третий. Я подняла голову, вслушиваясь в мелодию далекого фортепьяно. Музыка была мрачная, чарующая и смутно знакомая. Я вытерла глаза и пошла по лабиринту коридоров, мимо инструментов, которые тихонько наигрывали, сплетая голоса.
Она привела меня к дверям с позолоченными ручками. За темно-красными створками бушевала симфония. Я тихонько вошла в просторную круглую комнату.
Музыка накатывала на меня волнами. В комнате было не счесть инструментов: арфы, скрипки, виолончели, несколько гитар, среди них — даже гавайская. В центре комнаты, за кабинетным роялем, сгорбился Чарльз. Он закрыл глаза, пальцы летали по клавишам. Остальные инструменты дрожали струнами, издавали трели и старались изо всех сил, создавая нечто потрясающее. Мелодия, как живая, вихрем носилась по комнате, мрачная, пугающая, тревожная. Захотелось плакать. Я села на диван, обитый красным бархатом, и разревелась.
Я знала этот мотив. Правда, хоть убей не могла вспомнить — откуда. Он дразнил, маячил перед носом и никак не давал себя поймать. В памяти зияла черная дыра, но песня тронула что-то в душе, наполнив ее грустью и чувством потери.
Слезы текли по щекам. Я смотрела, как худые плечи пианиста поднимаются и опускаются в такт музыке. Голову он держал так низко, что едва не касался клавиш. Лица я не видела, но подумала, что он, наверное, тоже плачет.
Последние ноты стихли. Мы оба замерли. Чарльз сидел, не убирая рук с клавиш, и тяжело дышал. Мой разум все ходил по кругу. Что же это за мелодия? Однако чем дольше я старалась ее вспомнить, тем дальше она убегала, просачивалась сквозь стены и ковер, пока не осталась только в памяти инструментов.
Наконец Чарльз встал. Я тоже поднялась, немного смущенная тем, что подслушивала.
— Вы великолепно играете, — сказала я, когда он повернулся.
Музыкант удивленно захлопал глазами. Он совсем не ожидал меня увидеть.
— А как называется песня?
Вопрос привел его в замешательство. Чарльз помрачнел, вскинул голову и наморщил лоб, словно не понимал, о чем речь. Наконец он погрустнел и пожал плечами.
— Не помню.
В груди шевельнулось разочарование.
— Понятно.
— Зато... — Он задумчиво пробежал пальцами по клавишам из слоновой кости. — Зато я помню, что очень ее любил. Давным-давно. Кажется.
Он посмотрел на меня.
— А ты знаешь, как она называется?
Я помотала головой.
— Жаль, — обиженно вздохнул он, — Голоса сказали, что ты могла бы вспомнить.
Мне пора было уходить. Не успела я об этом подумать, как дверь скрипнула, и на пороге возник Уоррен.
— Приветик, Меган.
Он облизал губы и тревожно стрельнул глазами по сторонам. Одну руку мальчишка держал в кармане куртки.
— Э-э... я ищу Пака. Его тут нет, случайно?
Вел он себя как-то подозрительно. Я отступила, беспокойно скрестив руки на груди.
— Нет. Скорее всего, он в библиотеке с Железным конем.
— Отлично.
Уоррен вошел в комнату и вынул руку из кармана. В свете ламп блеснул черный ствол пистолета Мальчишка нацелил его прямо на меня. Я замерла, Уоррен оглянулся.
— Давайте! — позвал он, — Все чисто.
Двери распахнулись, и в комнату ворвалась группа Красных колпаков. Кровавый Дэн с крючком в носу вышел вперед и оскалил острые зубки.
— Это точно полукровка?
Подросток усмехнулся.
— Точнее не бывает, — ответил он, не опуская пистолета и не сводя с меня глаз. — Железный король хорошо наградит нас за нее, уж поверьте.
— Гад, — прошипела я.
Гномы захихикали.
— Предатель. Зачем тебе это? Лэнанши все тебе дает.
— Ой, да ладно, — усмехнулся он, качая головой, — А ты что, думала, мне ничего больше не надо?
Уоррен обвел рукой комнату.
— У меня в жизни есть цели получше, чем поклоняться Лэнанши. Так что я немного разочарован. А вот Железный король предлагает изгнанникам и полукровкам часть Небывалого и возможность пнуть под зад всех этих чистокровных мерзавцев, которые нас притесняли. За это он хочет лишь одну малюсенькую услугу — найти тебя. Как это мило с твоей стороны — свалиться прямо мне в руки.
— Ты еще за это поплатишься, — в отчаянии предупредила я. — Пак и Железный конь придут за мной. А Лэнанши...
— Когда она вернется, мы будем уже далеко, — перебил Уоррен, — А остальные ребята Дэна позаботятся о Плуте и железяке. Так что твои друзья сейчас немного заняты. Боюсь, помощи тебе ждать неоткуда, принцесса.
— Уоррен! — оборвал Кровавый Дэн, нетерпеливо таращась на него, — Хватит болтать, придурок! Стреляй в чокнутого и бежим, пока Лэнанши нет.
Я вся похолодела. Уоррен закатил глаза и нацелил пистолет на Чарльза. Тот застыл. Видимо, понял, что происходит. Мальчишка-сатир криво усмехнулся.
— Ты уж прости. Ничего личного. Ты нам просто мешаешь.
Для меня исчезло все, кроме этого куска холодной черной стали. Дуло пистолета было похоже на кольцо Терния. По коже побежали мурашки.
Сожмись, подумала я как раз в тот момент, когда Уоррен спустил курок.