— А… Э-э… Вы миссис Фигби? — проблеял я.
Стальные глаза гневно сверкнули.
— Я миссис Дигби, — процедила она жестким, как наждак, голосом.
— Отлично. То есть я хотел сказать… — В моем горле разыгралась настоящая баталия, а язык упорно не желал ворочаться. — Видите ли, нам нужен номер.
— Да?
— У вас есть свободный номер?
— Да.
Я уже нервничал, как мускусная крыса, — мы дошли до той стадии, которую я столько репетировал, уединясь в своей комнате. В дешевых книжках и воскресных газетах все это выглядело проще пареной репы: главная сложность заключалась в том, чтобы уговорить девушку, а остальное всегда шло как по маслу. Теперь же, глядя на эту мымру, взиравшую на меня с откровенной ненавистью, мне казалось, что легче соблазнить сотню монашенок во главе с матерью-настоятельницей, нежели убедить цербера в юбке, что мы с Нэн — муж и жена.
— Фамилия? — рявкнула она, раскрывая огромный журнал.
— Филлимор, — заявил я, заранее решив, что такой псевдоним ни у кого подозрений не вызовет.
— Распишитесь здесь.
Она вручила мне ручку, и я принялся лихорадочно вписывать в журнал фамилию, имя и адрес, второпях разбрызгивая чернила и разрывая пером бумагу. Последняя графа, которую я заполнять не стал, предназначалась для особых отметок.
Свирепая хозяйка гостиницы промокнула мои каракули. Брови ее поползли на лоб.
— А кто из вас Фремли? — процедила она.
— А? Что вы сказали, миссис Регби? — встрепенулся я.
— Дигби! — прошипела она.
— Ах да! Извините. Фремли — это я. Я! Мистер Фремли. А Филлимор — вот эта дама. Мисс Филлимор.
Я был готов оторвать себе голову. Фремли было моим вторым выбором после Филлимора, но, охваченный волнением, я перепутал. Миссис Дигби смотрела на меня, как Гамлет на своего дядю Клавдия.
Я попытался улыбнуться и прохрипел:
— Нам нужны два номера.
— Еще бы! — зловеще фыркнула мегера.
Я засунул руки в карманы, потом вытащил наружу и поскреб в затылке.
— Мисс должна зарегистрироваться.
Хозяйка вручила ручку сестре Макферсон, которая хладнокровно нацарапала: «Гортензия Филлимор, Парк-лейн, Лондон».
Считая себя обязанным пояснить столь странное прибытие не состоящей в браке парочки в загородную гостиную, я заговорил:
— Мы просто едем на север. Она, знаете ли, моя кузина. Мы направляемся на похороны нашего дяди. Замечательный был джентльмен, богатый промышленник. Вы, возможно, слыхали о нем. Работаем мы оба в Лондоне, вот и решили, чтобы сберечь средства, поехать вдвоем. По дороге спросили, есть ли в этих местах хорошая гостиница, и нам подсказали…
— Эр-нест! — оглушительно завопила мегера. — Эр-нест! Где ты, Эрнест?
Из кофейного зала снова вынырнула плешивая голова.
— Че?
— Возьми багаж.
Старичок, с виду неспособный нести что-либо тяжелее почтовой открытки, заковылял к нам.
— Дама будет жить в номере три, — проскрипела миссис Дигби, снимая с доски увесистый ключ. — А джентльмен… — Она прошагала к самому концу стойки. — В номере девяносто четыре.
— Угу, — прошамкал Эрнест, подхватывая наши саквояжи. — Ступайте за мной.
— Мы брат и сестра, — пояснил я, следуя за ним по пятам. — Двоюродные. Едем на похороны дяди. Он был промышленником, бедняга. А работаем мы в Лондоне, вот и решили поехать вместе. По дороге нам посоветовали завернуть на ночлег к вам, вот мы и…
— Номер три! — прервал меня Эрнест, словно провозглашая победителя дерби.
Распахнув дверь, он зажег свет. Мы оказались в огромном зале размером с бильярдную. В номере были два стола с мраморными крышками, украшенных вазочками с искусственными фруктами, старинное трюмо с херувимчиками, мраморный же умывальник и массивные платяные шкафы, в которых можно было запереть целую шайку грабителей. Посередине зала возвышалась исполинская кровать с балдахином.
Сестра Макферсон, которая за последние пять минут не произнесла ни слова, громко ахнула.
— Господи, я просто глазам своим не верю! — изумленно промолвила она.
— Ступайте за мной, — прошамкал Эрнест.
— Надеюсь, здесь тебе будет удобно, — сказал я. — Встретимся через пять минут внизу. Выпьем что-нибудь.
— Мне-то уж точно будет удобно, — усмехнулась Нэн. — Мне не привыкать ночевать посреди собора Святого Павла.
— Ступайте за мной, — настойчиво повторил Эрнест.
Номер Нэн был на втором этаже, а вот моя комната располагалась в самом конце запутанного лабиринта, причем добраться до нее можно было, только несколько раз поочередно поднявшись, спустившись и преодолев несколько длиннющих, похожих на кишки коридоров.
— Ума не приложу, почему она вас здесь поселила, — проворчал Эрнест, останавливаясь перевести дух на ступеньках узкой и крутой лестницы. — В вашем номере со времен Вильгельма Завоевателя[17] никто не останавливался.
Мой номер располагался под самой крышей. Это была узкая и мрачная неотапливаемая келья с железной кроватью, обшарпанным комодом и цинковым рукомойником, живо напомнившим мне морг. Под потолком громоздилось нечто похожее на ораву летучих мышей. В щелях свистел ветер. Мужественно улыбнувшись Эрнесту, я вручил ему шиллинг. Старик удивленно вылупился на него, зачем-то попробовал на зуб и сгинул, пожелав мне спокойной ночи. Я тяжело плюхнулся на койку, жалобно заскрипевшую под моей тяжестью. Если это была всамделишная любовь, то я больше не удивлялся, что казановы водились только в странах с теплым климатом.
Глава 20
В холл я спустился первым. Поскольку в гостинице стояла та же мертвая тишина, которая встретила нас по прибытии, я решил пока обследовать, что скрывается за дверью с надписью ГОСТИНАЯ. Небольшое помещение было скудно обставлено столами и стульями, напоминавшими одиноких путников, замерзших в горах. По углам были расставлены еще три или четыре чахоточные пальмы, а у противоположной стены притулилась металлическая жаровня с решеткой, в которой стыдливо тлели издыхающие угольки.
Чувствуя себя вконец больным и разбитым, я решил, что нужно срочно выпить чего-нибудь покрепче. Возле жаровни висел еще один колокольчик, но, уже изучив местные обычаи, я звонить не стал, а, высунув голову в холл, несколько раз сипло проорал:
— Эй! Эй там!
Из кофейной вынырнул худощавый низенький человек во фраке, фалды которого едва не волочились по полу. Вблизи я рассмотрел, что он румян, рыжеволос и молод. Хоть один приличный служащий, подумал я. Официант, должно быть.
— Что вы хотели? — осведомился он с дружелюбием уроженца Ирландской республики.
— Выпить, — прогундосил я.
— Пожалуйста, здесь это только приветствуется, — улыбнулся официант.
— Что у вас есть?
— О, все, что душе угодно, — развел руками ирландец. — Джин, виски, ром, «Гиннес», молочный ликер, ментоловый ликер, портвейн, яичный…
— Я хочу виски. Двойную порцию в один бокал. А аспирин у вас есть?
— А что, вам нехорошо? — забеспокоился молодой человек.
— Чертовски даже скверно, — махнул рукой я. — Поторопитесь, пожалуйста.
К тому времени, как сестра Макферсон спустилась в холл, я опорожнил две двойные порции виски и проглотил полтора грамма аспирина. Услужливый официант по моей просьбе не только принес угля, но и раздобыл где-то кочергу.
— Мы предпочитаем не слишком роскошествовать с углем, — сказал он. — А то попадались гости, которые вели себя так, будто «Куин Элизабет» отапливали.
— Садись сюда, Нэн, — пригласил я сестру Макферсон. — Выглядишь ты чудесно.
— Я бы тоже с удовольствием промочила горло, — призналась она. — У меня в номере жуткая холодрыга.
— Вы не в третьем остановились, случайно? — встрял официант. — В этом номере и правда околеть не долго. Просто не понимаю, как там люди выдерживают. По-моему, проще в палатке переночевать.
— Нам бы выпить, — напомнил я.
— Может быть, сбить даме коктейль? — предложил назойливый ирландец. — Вкусно и недорого.
— Принесите два больших виски, — сухо приказал я.
Когда он отчалил, а мы пересели поближе к огню, я почувствовал себя немного лучше.
— Не повезло с комнатами, — сокрушенно покачал головой я, оглянувшись, дабы удостовериться, что ирландец не подслушивает под дверью. — Эта мерзкая гусыня меня совсем с толку сбила.
— Ничего страшного, — великодушно промолвила сестра Макферсон, затягиваясь сигаретой. — Проберешься ко мне ночью, когда все уснут. В конце концов так, может быть, даже и к лучшему.
— Да. Извини, — сказал я и взял ее за руку. — Я, видишь ли, впервые оказался в такой ситуации. И… Мне очень, очень хочется, Нэн, чтобы у нас с тобой все получилось.
Она улыбнулась и стиснула мои пальцы.
— Ты очень милый, Джей… Ричард. Очень.
Официант принес нам виски, но не ушел, а остановился рядом. Я раздраженно приподнял голову.
— Я посмотрел в книгу постояльцев — вы, оказывается, из Лондона, — проговорил он. — А чем, дозвольте спросить, вы занимаетесь?
— Я врач.
Я тут же прикусил губу, но было уже поздно. Вторая идиотская ошибка за короткое время.
Глаза официанта жадно загорелись. В них заплясали голодные огоньки.
— Ах вот как! — произнес он, потирая руки. — Ах, как интересно! — Не дожидаясь приглашения, он уселся рядом. — Я просто восхищаюсь людьми вашей профессии, доктор. Преклоняюсь перед вами. У меня есть брат, который тоже хотел выучиться на врача, но повздорил с властями. Теперь он устрицы раскурочивает в отеле на О'Коннелл-стрит. А жаль, хороший был бы врач. А ваша спутница — конечно, медсестра, да?
— Вообще-то она моя двоюродная сестра, — отрезал я. — Наш дядя, крупный предприниматель, внезапно умер. Мы на его похороны едем. А здесь мы остановились, потому что один человек сказал, что…
— Это просто счастье, доктор, что вы к нам заехали, — перебил он. — Меня, видите ли, ноги беспокоят, а я как раз собирался завтра к врачу ехать. Теперь, поскольку вы здесь, я, разумеется, никуда не поеду. Вот смотрите: когда я ставлю ногу так, то вот здесь начинает болеть…
Официант стащил правый ботинок и собирался уже снять носок, когда я решительно остановил его:
— Если не возражаете, о ваших хворях мы поговорим позднее. А сейчас я бы хотел еще выпить.
— Но вы едва свои рюмки пригубили! — обиженно возопил он.
— Знаю, — жестко сказал я. — Но, пока вы обернетесь, мы уже допьем.
— Доктор, у меня еще и почки шалят, — оживился официант. — Посмотрите?
— Потом, потом, — нетерпеливо отмахнулся я. — Принесите нам выпить.
— Как скажете, доктор. Я могу и подождать.
Мы выпили, и сестра Макферсон заметно оживилась. По счастью, докучливого официанта позвали сервировать столы к ужину.
— Как насчет ужина? — спросил я Нэн.
— Ум-мм, я жутко проголодалась, — сказала она. — К тому же нам предстоит убить еще часа три, прежде чем все разбредутся.
Я пригнулся и поцеловал ее.
— Интересно, как там наша сестра Плюшкиндт? — звонко рассмеялась Нэн.
Хохоча, мы рука об руку направились в кофейную.
Позже я пришел к выводу, что именно злополучный ужин и доконал меня. Стены холодной и мрачной кофейной украшали только офорты с изображением лошадей. Большая часть столов пустовала, а немногочисленные постояльцы сгруппировались у небольшого камина. Две старушки за столом, уставленным пузырьками с лекарствами и микстурами, пожилая чета, краснорожий толстяк с рыжими тараканьими усами и худой как жердь седовласый мужчина, который черпал ложкой суп и одновременно читал газету, подставкой для которой служила бутылка пива. Все молчали, сосредоточенно работая челюстями, словно стремились как можно быстрее разбежаться по своим номерам.
— Проходите, доктор! Сюда, пожалуйста, доктор! — громко позвал официант, подскакивая к нам. — Я усажу вас прямо у самого камина, доктор! Здесь вам будет удобнее, доктор! — Он провел нас к маленькому столику, стоявшему едва ли не в самом камине, и услужливо обмахнул салфеткой стулья. — Пожалуйста, доктор. Прошу вас, мисс. Тепло и уютно, не правда ли?
Будучи наверняка родом из краев, где почитали только церковь и медицину, официант тут же зачислил нас в свои фавориты. С одной стороны, это, несомненно, повысило качество обслуживания, но с другой — привлекло к нам всеобщее внимание.
— Что прикажете подать, доктор? — спросил официант, изогнувшись дугой.
Я пробежал глазами меню.
— Мне, пожалуйста, «Потаж Дюбарри»[18] — выпалил я, пытаясь не обращать внимания на зрителей, которые таращились на нас во все глаза.
Официант помрачнел:
— Я бы вам не посоветовал брать это блюдо, доктор.
— Хорошо, — кивнул я и посмотрел на сестру Макферсон. — Тогда принесите нам тушеную камбалу с отварным картофелем и капустой.
Официант озабоченно почесал карандашом затылок.
— На вашем месте, доктор, я бы не стал пробовать рыбу, — сказал он наконец. — Всем я, разумеется, это не говорю, но наша кошка от этой камбалы нос воротит.
— А как насчет баранины, запеченной в горшочке? — язвительно осведомился я. — Ваша собака ее ест?
Официант обиженно замолчал, но что-то настрочил в своем блокнотике.
— Еще вина, пожалуйста.
Он сделал вид, что не понимает, и я спросил:
— У вас есть вино?
— О да, вино есть. Я принесу вам бутылку.
— Красного, — твердо сказал я. — Желательно бургундского. Но только в том случае, если оно комнатной температуры.
— Положитесь на меня, доктор, — заверил официант, отправляясь на кухню.
— Я правильно понял, — прогудел наш сосед с рыжими усами, — что вы врач, сэр?
Я скрепя сердце кивнул.
— Майор Глинтвейн, — представился он. — Буду чрезвычайно счастлив познакомиться с вами и с вашей очаровательной супругой…
— Я вовсе не его супруга, — кокетливо хихикнула сестра Макферсон.
— Она моя двоюродная сестра, — заученно пояснил я. — У нас был дядя в Шотландии, который умер, и мы едем на его похороны. Он был предприниматель. А мы живем в Лондоне, — зачем-то добавил я.
— Надеюсь, вы не обидитесь, — пробасил майор Глинтвейн, — но лично я врачам не доверяю. То есть против самих врачей я ничего не имею. Тем более что некоторые мои друзья относятся к вашему же сословию. Но вот в саму медицину я не верю, — глубокомысленно закончил он.
— Я тоже, — неожиданно для меня и окружающих возвестила сестра Макферсон. С пьяной удалью, как мне показалось.
Майор просиял:
— Неужели? Очень, очень любопытно. А вы… простите, имеете отношение к медицинской специальности?
— Да, я из друидической сестринской общины. Мы лечимся только белой омелой, а порой на рассвете устраиваем церемониальные жертвоприношения. Хотите, выведу вам бородавки?
Майор опешил было, но затем взял себя в руки.
— Уверен, доктор, что мой случай заинтересует вас, — подобострастно заговорил он. — Мне даже любопытно было бы услышать ваше мнение. Хотя я вовсе не уверен, что вы одобрите мое лечение. — Он хитро осклабился, откинулся на спинку стула, расстегнул пиджак и выставил на обозрение свое изрядное брюшко. — Представляете, доктор, когда мне исполнилось пять лет, врачи уверяли, что жить мне осталось всего полгода!
К счастью, именно в эту минуту официант принес баранину в горшочках и красное вино, подогретое едва ли не до кипения, и нам не пришлось выслушивать хвастливый рассказ майора о нашептываниях какой-то ведуньи, заговорившей ему сразу все болячки. Когда мы перешли к сыру, майор уже задирал брючины и демонстрировал окружающим зарубцевавшиеся шрамы от застарелого остеомиелита. В беседу вступил и седовласый, оказавшийся, как и майор, коммивояжером. Он поведал всем о том, как мучился геморроем. Тут не выдержал и наш официант. Опершись на камин, он принялся хвастать камнями в почках и больными ступнями.
— Раз у вас камни, — вставила сестра Макферсон, — вам нужно побольше пить. Промывайте почки водой. Чистой водой. Пейте вволю — несколько галлонов в день.