Реакция лорда Гренвилла ничем не отличалась от той, какую выказали его друзья. Все эти «боже мой» и «не могу поверить», «какой кошмар» и «что же теперь будет» Уильям повторял с должным энтузиазмом, однако же его супруга не сомневалась – узнай он обо всем до похищения Лори, его высказывания носили бы отпечаток большего чувства.
Как и лорд Мернейт, Уильям засомневался, удастся ли доказать хотя бы половину вины доктора Вуда. Чарльз пожал плечами, как будто его это нимало не волновало, и Эмили встревоженно прикусила губу. Что задумал Мернейт? Какое правосудие кажется ему приемлемым, как далеко он готов зайти в своем стремлении к справедливости, даже там, где бессилен суд?
Измученное лицо Джейн не позволило леди Гренвилл повторить вопрос. Будь что будет, пока доктор Вуд не знает, что разоблачен, он не опасен для них. Лори спасен, его похитительница ожидает кары в тюрьме, а последователь Монте-Кристо, молодой человек, чью надежду на счастье разрушили, за что он в отместку едва не погубил семью Эмили, мертв. В данных обстоятельствах это можно было счесть благом, как бы ужасно это ни звучало. Леди Гренвилл решила, что порассуждает обо всем этом на страницах своего дневника, как только вернется в Гренвилл-парк, а пока ей захотелось еще раз подняться в комнату Лори и полюбоваться спящим ребенком.
Друзья нашли разумным предложение подарить себе несколько часов покоя, ведь на следующий день им вновь придется столкнуться с последствиями дня сегодняшнего, и только Уильям захотел пойти вместе с женой в детскую.
Они вместе сидели у постели Лоренса до тех пор, пока не убедились, что сон мальчика – спокойный и безмятежный, кошмары не мучают его. А затем прошли по коридору и остановились у окна, сквозь которое пробивался свет далекого фонаря.
– Надеюсь, это страшное приключение не оставит следа на его здоровье, – после того что мальчику пришлось пережить за эти три дня, Эмили беспокоилась о его душевном состоянии.
– Уверен, через некоторое время он и вправду будет воспринимать все это как приключение и еще станет хвалиться перед Люси и маленькими Кастлтонами, – Уильям улыбнулся и осторожно сомкнул пальцы вокруг маленьких ладоней жены. – Я должен попросить у тебя прощения, и я прошу. Пусть я и не виновен в том, в чем ты молча обвиняла меня последние месяцы, я все же вел себя непростительно…
– Так я должна простить тебя или не прощать? – за шуткой она надеялась скрыть смущение.
– Знаю, в моих словах, как и в моих мыслях, царит хаос, – лорд Гренвилл оставался серьезным. – Но это от того, что я взволнован, как будто никогда прежде не говорил с женщиной о своих чувствах…
Эмили вздрогнула, и муж сильнее сжал ее руки, как будто она собиралась вырваться и сбежать от него.
– Мы с тобой столько лет были хорошими друзьями, и эта дружба очень долго казалась мне достаточной…
– Десять лет я мечтала услышать от тебя что-то подобное, и вот теперь, когда я убедила себя, что твое равнодушие меня не ранит, ты говоришь это… – в ее голосе как будто прозвучал упрек.
– Десять лет? Эмили, но тебе тогда было… – в сумраке не было видно, как от печального удивления потемнели его глаза.
– Пятнадцать.
– Но… как же… я и подумать не мог…
– Ты замечал только Луизу, и тебе не стоит обвинять себя в том, что ты полюбил ее, а я – тебя. Сердце не выбирает.
– Теперь я знаю, что она-то не любила меня, так что мое сердце сделало неправильный выбор, – кто знает, каких усилий стоило лорду Гренвиллу отказаться от невнятного бормотания, которым он смог ответить на поразительное признание Эмили, но сейчас он заговорил решительнее. В конце концов, его жена вполне владела собой, не мог же он упасть в ее глазах еще ниже, чем, как он подозревал, уже упал после стольких лет своей слепоты и ограниченности.
– Не перечеркивай несколько счастливых лет! – пылко воскликнула Эмили. – Мы не знаем, насколько Луиза была привязана к Эдмунду, может быть, это было лишь недолгое увлечение. Если б она не чувствовала к тебе расположения, даже твоя бабушка и наша мать не заставили бы ее принять твое предложение! Она могла бы уехать со Стоунвиллем и тетей Розалин, но не сделала этого! Значит, она все же…
– Довольно, Эмили! – Уильям решительно прервал ее. – Мы наконец-то говорим о нашем браке, а ты возвращаешь меня к Луизе! Я был болен ею слишком, непозволительно долго, но теперь я сам захотел поправиться! Я самому себе противен из-за того, что должен говорить это, но моя самоуверенность, подкрепленная одной случайной фразой миссис Рэйвенси, дает мне силы верить, что твоя бесконечная доброта и сострадание не позволят тебе бросить меня теперь, когда я хочу только одного – быть рядом с тобой!
– Боюсь, моя доброта, как и сострадание, сильно поуменьшились после того, как я много лет сперва наблюдала за твоим равнодушным лицом, а затем представляла себе, как ты улыбаешься, глядя на миссис Рэйвенси, – медленно произнесла молодая женщина. – Единственное, что может заставить меня остаться, это моя любовь к тебе. Вот от нее мне оказалось не так просто избавиться, как я ни старалась!
– Как ты могла так долго скрывать ее от меня! – радости и упрека было поровну в голосе лорда Гренвилла. – Разве оставался бы я одиноким и угрюмым, если бы знал, что есть кто-то, кто готов согреть мое сердце? Вспомни Кэролайн, как ее чувство изменило Филиппа! Ты могла сделать то же самое давным-давно…
– После того как ты не уставал твердить, что единственная женщина в твоей жизни – это Луиза? – Эмили начала сердиться, и ее муж заметил это.
– Прости! Конечно же, вся вина лежит на мне, но я не могу не сожалеть о потерянном времени, потерянном счастье!
– Время для счастья у нас еще может быть… – тихо, как вздох, прозвучало в полумраке.
– Если ты этого захочешь…
– И если ты…
– Я, кажется, уже давно хочу этого, год, или два, или пять лет… Почему же я не понял раньше?
– Потому, что ты был слеп…
– И глуп.
Оба неожиданно рассмеялись, разрушив романтический флер, которым вдруг обзавелась их полночная беседа.
– Так ты все еще хотела бы, чтобы у Лори и у Люси появилась сестра? – поинтересовался Уильям после паузы, во время которой… впрочем, было слишком темно, чтобы любопытствующий взгляд смог что-нибудь заметить.
«И у Эйприл», – подумала Эмили, радуясь, что этими словами Уильям дал понять – он признает Люси их ребенком.
– Я никогда не переставала этого хотеть, разве только в те дни, когда собиралась уложить свои вещи и покинуть Гренвилл-парк сразу после Рождества, – честно ответила она.
– Помилуй бог, если бы не телеграмма о смерти Кэролайн, мне бы пришлось разыскивать тебя по всей стране или даже на континенте! – Уильям осознал, как близок был к тому, чтобы потерять Эмили, и пообещал себе поскорее заполучить леди Боффарт в союзницы.
– Так оно и было бы. Или, может быть, я не смогла бы уехать дальше Эппинга… Теперь об этом уже никто не узнает, – не сказать ли ему, что она могла бы выйти замуж за Ричарда Соммерсвиля? Пожалуй, не сейчас, когда Ричард ночует здесь же, в доме, – Уильям вполне способен разбудить лучшего друга, чтобы как следует встряхнуть и спустить с лестницы прямо в ночной рубашке.
– И я этому рад. Теперь-то уж я не только не позволю тебе уехать, но не допущу, чтобы даже мысль о побеге закралась в твою умную голову!
– Ты говорил о том, что в твоей жизни появилась другая женщина, не Луиза, – те слова заставили ее сердце болеть с прежней силой, и она не могла не напомнить ему об этом.
– Я говорил о тебе… Но какая-то нелепая робость не позволила мне высказаться прямо! – Самообвинения лорда Гренвилла грозили затянуться до самого утра, и Эмили со вздохом облегчения предложила ему закончить на сегодня и продолжить позже, когда ему будет угодно покаяться еще в чем-нибудь. Теперь-то у них есть время.
– Что ж, тогда идем в спальню. Я намерен не упускать тебя из виду ни днем ни ночью.
– И как же долго, супруг мой?
– Пока не смогу убедиться, что ты не исчезнешь, стоит мне на мгновение отвернуться.
– По доброй воле я не уеду, а наш враг, который мог бы похитить меня, как похитил Лори, уничтожен рукой миссис Рэйвенси.
– Завтра же мы вернемся в Гренвилл-парк. И целую вечность не будем принимать гостей! Даже если суперинтендент Миллз будет стоять на коленях у нашей двери и умолять тебя найти очередного вора или убийцу!
– Думаю, вечность не растянется больше, чем на неделю. Мы должны позволить нашим друзьям порадоваться за нас, они ждали этого слишком долго и уже не надеялись…
– Я сообщу им за завтраком, что намерен посвятить всего себя своей семье и умереть, держа тебя за руку, окруженным дюжиной детей и полусотней внуков!
– Ограничимся полудюжиной, я думаю, – Эмили счастливо рассмеялась. – О, как я любила твои шутки прежде и как жалела, что потом ты перестал шутить!
– Так ты любишь только мои шутки? – притвориться обиженным у лорда Гренвилла не получилось.
– Конечно, и тебя самого я тоже люблю!
– А я люблю тебя!
31
Неделю спустя лорд Гренвилл ввалился в гостиную жены, сонно моргая.
– Как тебе каждое утро удается ускользнуть, не разбудив меня? – проворчал он.
Эмили, прилежно трудившаяся над своим дневником, подняла голову.
– Ты же знаешь, я не люблю долго спать по утрам.
Уильям нахмурился.
– Твоя нога… теперь, когда ты не пользуешься снадобьем доктора Вуда, она беспокоит тебя больше обычного?
– Дело не только в этом, – мягко ответила леди Гренвилл. – В это время мне лучше всего думается, и я стараюсь записать в дневнике все то, что кажется мне важным, а иногда еще успеваю перечитать старые записи и поразмыслить…
– О тайнах и преступлениях, без которых в последние несколько лет не обходится наша жизнь? – Уильям улыбнулся, но беспокойство в его глазах говорило, что увлечение жены поисками истины кажется ему слишком опасным.
– Или о том, какими кружевами было отделано платье миссис Блэквелл на прошлой неделе, – улыбнулась Эмили в надежде отвлечь мужа от тревожных мыслей да и отвлечься самой.
Лорд Гренвилл догадался, о чем она думает, по маленькой морщинке, появившейся на ее лбу. Он подошел поцеловать жену, затем успокаивающе погладил ее руку.
– Тебе не стоит волноваться о бале, дорогая. Среди множества гостей ты не будешь сталкиваться с доктором Вудом, достаточно будет поприветствовать его вместе с Говардами, а на это сил у тебя хватит.
– И все же я не могу представить, как загляну ему в глаза. Мне кажется, я увижу там смерть лорда Мортема… или кого-то еще.
– Ты встречалась с моей бабушкой уже после того, как узнала о ее роли в смерти мистера Рассела и гибели бедного Мортема. Справишься и сегодня. А вскоре, я уверен, Мернейт навсегда избавит нас от общества доктора Вуда. – Уильям не стал говорить о том, что недолго осталось ждать и того дня, когда леди Пламсбери покинет этот мир – врач его бабки присылал неутешительные известия. Сам лорд Гренвилл не мог найти в себе силы навестить старуху после всего, что ему пришлось о ней узнать и принять. Сразу же по возвращении в Гренвилл-парк он поведал жене о намерении отказаться от наследства леди Пламсбери, пропитанном кровью как минимум двух жертв. Эмили поддержала его в этом решении и, со своим обычным желанием приносить пользу тем, кто в ней нуждался, тут же представила мужу планы по наилучшему применению этих денег. Больница, два пансиона и отделение для девушек в университете – смелые идеи жены пришлись как нельзя кстати, позволив Уильяму отвлечься от переживаний из-за того, что натворила его бабка.
Блэквеллы устраивали первый весенний бал, отказаться от которого не было никакой возможности. От обитателей Торнвуда удалось скрыть большую часть драматических событий, повлекших за собой смерть мистера Стоунвилля. Лорд Мернейт, который все еще не сбросил маску мистера Риддла, с помощью суперинтендента Миллза распространил в Торнвуде историю о том, как миссис Рэйвенси во время ссоры застрелила своего любовника, мистера Эдмунда Стоунвилля. К этой истории добавили еще один штрих, позволяющий сберечь репутацию лорда Гренвилла – как миссис Рэйвенси придумала свой роман с Уильямом, чтобы отомстить ему за равнодушие и отвести подозрения от Стоунвилля. К счастью, торнвудцы тотчас поверили всему, что узнали, ведь Стоунвилль был для них чужаком, и его презирать было намного приятнее, чем лорда Гренвилла. Бедную вдову миссис Стоунвилль теперь жалели даже те, кто еще недавно от нее отворачивался.
Мистер Несбитт горячо раскаивался в том, что способствовал браку дочери с Эдмундом, хотя Джейн и пыталась доказать отцу, что он не мог знать о коварных замыслах Стоунвилля.
На этот раз правду решили не рассказывать и леди Боффарт. Ее племянница опасалась, что тетушка не справится с искушением описать эту историю в своем новом романе, а Эмили этого вовсе не желала. Ее друзья не знали, что под именем мистера Мартинса скрывается леди Боффарт, поэтому она объяснила свое намерение сохранить тайну только заботой о родителях. Лорду и особенно леди Уитмен ни к чему знать, что несостоявшийся жених Луизы пытался уничтожить их семью и едва не преуспел в этом – здоровье леди Уитмен так и не восстановилось.
И уж тем более никто не сообщил леди Пламсбери, что ее деньги достались Стоунвиллю и миссис Рэйвенси, благодаря парику и румянам удачно сыгравшей роль супруги одного из компаньонов железнодорожной компании, которая сумела убедить старую даму в несомненной выгоде этого проекта.
Джейн, неожиданно ставшая единственной обладательницей наследства своего супруга, хотела вернуть деньги леди Пламсбери, но Уильям решительно воспротивился этому. Его бабушка уже не оправится от случившегося, а ему самому эти деньги не принесут никакой радости. Миссис Стоунвилль решила последовать примеру лорда Гренвилла и пожертвовать все свое наследство, за исключением стоимости ее приданого, благотворительному комитету, чьим попечителям могла доверять.
Пока Гренвиллам удавалось скрывать от соседей и похищение Лори. Правда, уговорить мальчика хранить тайну даже от Люси было не так-то легко – как и предполагал его отец, Лоренсу хотелось похвастать своим необыкновенным приключением перед другими детьми, да и перед взрослыми джентльменами тоже. Немного утешало мальчика только то, что его историю знал Ричард Соммерсвиль, с которым Лори всегда мог обсудить подробности своего похищения, всякий раз меняя или добавляя что-то.
– Через несколько месяцев он вовсе позабудет, как все было, правда утонет в фантазиях, – рассмеялась Эмили, услышав однажды, как Лори рассказывает Соммерсвилю о трех злых псах, охранявших дверь в его комнату.
– Это и к лучшему, любовь моя. Даже если он проболтается маленьким Пауэллам или Кастлтонам, его поднимут на смех, мальчишки сочтут его историю выдумкой, – улыбнулся лорд Гренвилл. – Пусть все идет, как идет. Что бы ни случилось в тот день, я приобрел больше, нежели потерял.
Словом, по всеобщему мнению, в Гренвилл-парке царила атмосфера спокойствия и благоденствия, и никак нельзя было разрушить это убеждение, отказавшись от посещения бала миссис Блэквелл.
Вечером леди Гренвилл входила в ярко освещенную бальную залу под руку с мужем. Бордовое платье с серебряным кружевом и тонкий слой румян не позволяли ей казаться бледной, но скрыть свою хромоту она не могла. Сегодня она не собиралась танцевать даже с Генри Говардом, своим неизменным кавалером, и просила Уильяма не уговаривать ее на танец. Эмили собиралась тихо просидеть в дальней гостиной вместе с облаченной в траур Джейн и Сьюзен, для которой этот бал должен был стать последним в этом сезоне – позже ее положение будет слишком заметно. Только Дафна могла позволить себе появляться в обществе, когда выглядела уже в два раза полнее себя прежней, Сьюзен же собиралась проводить лето только с близкими друзьями, избегая пышных празднеств.
Увы, едва ли не первым, кого встретили Гренвиллы, оказался доктор Вуд. От его цепкого взгляда не укрылось, с какой осторожностью наступает Эмили на больную ногу, и доктор приветливо осведомился о ее самочувствии. С заботливостью старого друга смотрел он на молодую женщину, она же замерла, едва скрывая охватившие ее ужас и отвращение.