Александр Розов
ОБВИНЕНИЕ
1. Процесс. Предъявление обвинений
Остин Морн, окружной судья, постучал молоточком по столу, требуя тишины в зале.
— Подсудимый Лейв Ледфилд, известно ли вам, в чем вас обвиняют?
— Да, ваша честь. В преднамеренном убийстве 38 человек и в причинении увечий разной степени тяжести некоторым другим людям, как я понял из материалов дела.
— Совершенно верно. Нет ли у вас ходатайств перед началом процесса, возражений против состава присяжных, отводов другим участникам процесса?
— Нет, ваша честь.
— Вы подтверждаете, что отказываетесь от услуг адвоката, и будете защищать себя сами?
— Да, ваша честь.
— Несмотря на то, что вам может быть вынесен смертный приговор?
— Именно поэтому, ваша честь. В серьезном деле предпочитаю рассчитывать только на себя.
— Что ж, это ваше право. В таком случае, суд будет обращаться к вам и как к обвиняемому, и как к защите. Теперь принесите присягу. Клянетесь ли вы говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды?
— Клянусь.
— Так. Есть ли еще у кого-либо ходатайства перед началом процесса?
Поднялся с места Ханс Стилмайер государственный прокурор.
— Да, ваша честь. Обвинение просит рассмотреть дело в закрытом заседании. По причинам морального порядка. Некоторые из рассматриваемых материалов носят шокирующий характер, поскольку содержат сцены жестокого насилия и извращенного секса.
— Каково мнение защиты?
— Я возражаю, ваша честь. В материалах дела нет ничего такого, что любой гражданин страны не мог бы увидеть на общедоступных сетевых ресурсах, и я намерен доказать это в ходе процесса. Кроме того, открытый характер процесса позволит присяжным избежать давления со стороны и проявить ту рассудительность и объективность, которая, я уверен, свойственна этим достойным людям.
— Мнение защиты понятно. Обвинитель, есть ли у вас еще причины, по которым вы настаиваете на закрытом процессе?
— Да, ваша честь. Дело в том, что эти материалы касаются частной жизни ряда людей, включая тех, которые не являются участниками процесса.
— Простите, ваша честь, но это неправда, — возразил Ледфилд, — все живые люди, которые представлены в видеоматериалах, привлечены защитой в качестве свидетелей. Это можно проверить по списку.
— Обращаю внимание суда на то, что даже имена многих из людей на этих видеозаписях нам не известны, — заметил прокурор.
— Те люди, имена которых пока не известны, обозначены в заявлении защиты, как «не установленные лица с такого-то фрагмента записи», — парировал Ледфилд, — защита надеется, что они проявят добрую волю и явятся для участия в процессе. Но они смогут сделать это, лишь увидев себя в репортажах, т. е. лишь если процесс будет открытым.
— Суд находит доводы защиты убедительными. Процесс слушается открыто, репортеры могут оставаться в зале. Но предупреждаю этих джентльменов, чтобы они вели себя тихо и не мешали суду работать. Здесь не ток-шоу, и кто этого не понимает, быстро окажется за дверью… Теперь слово имеет государственный обвинитель.
— Леди и джентльмены, отнята жизнь у 38 людей, — начал Стилмайер, — Это был не какой-то несчастный случай, и не единичный антиобщественный акт. Каждое убийство было спланировано, рассчитано и исполнено в соответствии с преступным планом. Преступник применял новейшие технические средства, чтобы находить все новые жертвы, и чтобы потом жестоко расправляться с ними, искусно заметая следы. Кто же жертвы? Простые наши сограждане, мужчины и женщины, достойные члены общества, никогда не совершившие ничего преступного. Старшему из убитых было 62 года, младшему — всего 17. Каждая смерть приносила убийце не менее 10 тысяч талеров, но чаще его добыча составляла несколько сот тысяч, а со счета одной из жертв он снял более трех миллионов. Следуя своей чудовищной логике, он убивал не всех. Некоторых он подвергал увечьям и присваивал их деньги, но сохранял им жизнь. Число таких жертв составляет 6829 человек, но это только те, кто подал соответствующие заявления. По данным следствия, пострадавших в 10–15 раз больше, но многие молчат, поскольку любое воспоминание о перенесенных страданиях, мучительно для них. Они хотят забыть этот кошмар, и, клянусь богом, их можно понять, зная, что они пережили. На смертях и страданиях невинных людей убийца сколотил целое состояние — не меньше 80 миллионов талеров. Кто преступник? Кто это хладнокровное чудовище? Я утверждаю, и я намерен доказать, что это чудовище перед вами, на скамье подсудимых. Его зовут Лейв Ледфилд, он владелец частной адвокатской конторы «X-Friendly», ведущей конфиденциальные дела различных коммерческих компаний. В какой-то момент он решил, что законный бизнес не приносит достаточно прибыли, и встал на путь преступления. Вместо легальных услуг он начал продавать клиентам услуги совсем иного рода. Услуги, удовлетворяющие те постыдные потребности, которые лежат не только за рамками общественных приличий, но и за рамками закона. Вовлекая жертву в порочный круг все более гнусных извращений, реализуемых с помощью новейших компьютерных технологий, он выманивал все больше денег. Когда платежные возможности жертвы исчерпывались, преступник жестоко и хладнокровно избавлялся от нее. Он не доверял никому из нормальных людей, так что у него не было сообщников, кроме одного молодого человека, страдающего шизофренией. Местонахождение этого несчастного юноши еще не установлено, возможно, преступник избавился от него так же, как избавлялся от других своих жертв. Я заканчиваю и желаю присяжным присутствия духа, поскольку им предстоит узнать и увидеть ужасающие вещи, невообразимые для нормального человека… Я закончил, ваша честь.
Судья кивнул и обратился к Ледфилду:
— Подсудимый, вы признаете свою вину?
— Нет, ваша честь.
— Что вы можете ответить на предъявленные вам обвинения?
— Позвольте, ваша честь, я сначала задам несколько вопросов прокурору, поскольку он изложил позицию обвинения юридически некорректно.
— Задавайте вопросы, — разрешил судья.
— Благодарю ваша честь… — Ледфилд поклонился судье и повернулся к прокурору, — Сэр, скажите пожалуйста, кто именно по версии обвинения продавал некие услуги, которые описаны в вашей речи путем длинных иносказаний? Эти услуги продавал я лично, или моя контора «X-Friendly», или еще какое-то лицо?
Ханс Стилмайер кивнул в знак понимания, и ответил.
— Формально, эти услуги продавала некая компания «CESAR», зарегистрированная в маленькой тихоокеанской островной автономии Токелау. Однако, в торговом реестре Токелау указано: единственным владельцем и управляющим этой компании является ваша личная адвокатская контора «X-Friendly», и обвинение предъявлено лично вам.
— Лично мне, за преступления, совершенные компанией «CESAR»?
— Да, поскольку эта компания принадлежит вам и находится под вашим управлением.
— Так, — Ледфилд кивнул, — и вы, господин прокурор, утверждаете, что фирма «CESAR» продавала потребителям услуги, выходящие за рамки закона?
— Да. За рамки закона и за рамки приличий, охраняемых законом.
— И какие же это услуги, господин прокурор?
— Эти услуги, обвиняемый, указаны в самом названии компании «CESAR». Ее полное официальное название: «Crazy Extreme Sex Adventure as Real». В ассортименте услуг компании есть и сексуальное насилие, в частности, по отношению к малолетним. Как нетрудно заключить из комплекса материалов дела, компания «CESAR» специально зарегистрирована в регионе Океании, известном, как Меганезия, где к власти пришел экстремистский анархизм, и правосудие и правопорядок практически отсутствуют.
Ледфилд резко поднял вверх правую ладонь.
— Господин прокурор, вы сейчас оперируете недостоверной информацией! Что такое «Регион Океании, известный, как Меганезия»? Термин «Меганезия» с некоторых пор используется политологами, как собирательный для малых тихоокеанских островных автономий в географических и этнографических областях Полинезии, Микронезии и Меланезии. Приведу пример: есть термин «Индокитай». Это тоже географическая и этнографическая область, включающая ряд суверенных стран: Бангладеш, Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Малайзия, Сингапур, Бирма и Таиланд. Там тоже сильно влияние экстремистских группировок анархистского и ультра-левого толка. Но это не дает юридического основания считать заведомо недобросовестной компанию, которая зарегистрирована в Индокитае. Нашу страну связывают с Таиландом и Сингапуром стабильные экономические и политические отношения…
— Это некорректное сравнение, — ответил Стилмайер, — страны Индокитая не являются политическим объединением, а страны Меганезии объединены Лантонской Хартией.
— Вы снова оперируете недостоверной информацией, — произнес Лейв, — все те страны Индокитая, которые я назвал, вместе с тремя географически близкими к ним странами: Индонезией, Филиппинами и Брунеем, объединены Бангкокской Декларацией 1967 в систему ASEAN — Ассоциацию Стран Юго-Восточной Азии.
— Это другой тип объединения, мистер Ледфилд!
— Не знаю, — Лейв пожал плечами, — Я не политолог. И я хочу напомнить, что мы не на политическом диспуте, а в суде. Я прошу судью определиться: имеет ли значение для правосудия политологическая сущность международных договоров страны, в которой зарегистрирована компания «CESAR», находящаяся под моим управлением?
— Не имеет, — лаконично ответил судья.
Лейв коротко поклонился в его сторону, и продолжил.
— Следовательно, я не обязан был вникать в какие бы то ни было политические нюансы обстановки в неком внутренне ассоциированном регионе Меганезия, и учитывать эти нюансы в своей деятельности. Как законопослушный предприниматель, я действовал в рамках правовых норм автономии Токелау, где зарегистрирована компания «CESAR».
— О каких нормах речь? — возмутился прокурор, — Я уже докладывал суду: во всем этом регионе и, в частности, на Токелау, открыто доминирует анархизм, следовательно, там отсутствует правопорядок. Отсутствует по определению!
— Вы опять смешиваете политику с правом, господин прокурор, — заметил Лейв, — а, как указал судья, политика не относится к делу. Анархизм, это политическая доктрина, не имеющая прямой связи с институциональным правопорядком.
— Но это абсурд, мистер Ледфилд! Институциональный правопорядок есть проявление судебной и исполнительной власти, а анархизм, это отрицание любой власти!
— Тогда, — парировал Лейв, — с абсурда начали вы, сказав, что, я вас цитирую: «к власти пришел экстремистский анархизм». Отрицание власти, пришедшее к власти, это как вегетарианство, монополизировавшее рынок мясных продуктов.
В зале, в секторе публики, послышались смешки. Судья покачал головой и постучал молоточком по столу.
— Суд находит пикировку обвинения и защиты по политическим вопросам абсолютно неуместной. Суд предлагает обвинению заняться вопросами, имеющими отношение к рассматриваемому делу, и не вдаваться в политику.
— Да ваша честь. Я хотел лишь отметить следующее: компания «CESAR» специально зарегистрирована на Токелау, где, из-за специфики местных правил, можно торговать насилием, в частности, сексуальным насилием, включая сюда сексуальное насилие по отношению к малолетним. Этим и пользовалась данная компания.
— Вот, — судья Морн кивнул, — теперь понятно. Мистер Ледфилд, что вы на это скажете?
— Если позволите, ваша честь, я сначала задам вопрос господину прокурору.
— Задавайте.
— Скажите, господин прокурор, верно ли утверждение: чем эффективнее правопорядок в стране, тем меньше там актов криминального насилия на тысячу жителей в год?
— Верно. Это трюизм.
— Прекрасно! — Ледфилд улыбнулся, — А каков этот показатель в нашей стране?
— Чуть более шести. Это очень хороший показатель, если сравнить с нашими северными соседями, или с Евросоюзом.
— Я понял. А что с этим показателем в Токелау? По вашей логике, он должен быть…
— Это некорректно! — перебил Стилмайер, — В Токелау всего две тысячи жителей!
— И все-таки, господин прокурор, вы не могли бы назвать цифру?
— Три, — буркнул тот, — Но в маленькой стране несложно обеспечивать правопорядок.
— Может быть. Но только что вы говорили, что там вовсе нет правопорядка.
Среди публики снова раздались смешки. Судья постучал молоточком, и повернулся к Ледфилду.
— Зачем был этот экскурс в статистику?
— Ваша честь! Я хотел показать, что в Токелау очень эффективно работает полиция, и объективное насилие быстро и четко пресекается. Я замечу: в этой маленькой стране, кроме двух тысяч жителей, постоянно находятся порядка тысячи приезжих, включая туристов и, тем не менее, показатель криминального насилия крайне низок.
— Мне доводилось читать, — заметил судья Морн, — что этот показатель достигается не совсем гуманными методами, и что полиция там применяет оружие даже с большей легкостью, чем у наших северных соседей, которых тоже критикуют за это.
— Скорее всего, это так, ваша честь, — ответил Ледфилд, — и это означает, что никакая компания не может использовать Токелау, как площадку для безнаказанной торговли объективным насилием. Я полагаю, что тезис обвинения опровергнут.
— Позиция защиты понятна, — констатировал судья, — а что скажет обвинение?
Прокурор Стилмайер поправил галстук и произнес.
— Подсудимый и защита не случайно каждый раз добавляет к слову «насилие» эпитет «объективное». Да, следует согласиться, что на Токелау компания «CESAR» никак не могла торговать объективным, физическим насилием против жителей или гостей этой островной страны. Но, применяя лазейку, содержащейся в эпитете «объективное», она безнаказанно торговала виртуальным насилием, а это тоже криминальное деяние.
— По нашему национальному законодательству, — поправил его Ледфилд, — но не по законодательству Токелау, согласно которому, виртуальная имитация не считается криминалом, поскольку не причиняет объективного вреда ни одному человеку.
— Однако, — возразил прокурор, — ваша адвокатская контора «X-Friendly», взяв на себя управление бизнесом, открыла для компании «CESAR» наш внутренний рынок сферы виртуальных развлечений, а по нашим законам такие развлечения криминальны.
Лейв Ледфилд снова поднял правую ладонь и медленно, спокойно произнес:
— Я обращаю внимание суда на то, что прокурор сейчас искажает действительность, пытаясь представить дело так, будто услуги продавала моя контора «X-Friendly», резидентная в нашей стране. А в действительности, эти услуги продавала компания «CESAR», резидентная в Токелау, и работающая по законам Токелау. Для сведенья глубокоуважаемых присяжных, я приведу один пример. В нашей стране торговля марихуаной это криминал, а в Голландии это легальный бизнес. Если я купил кафе в Амстердаме, и там легально торгую марихуаной, я этим не нарушаю наших законов. Господин прокурор, я правильно изложил принцип национальных юрисдикций?
— Вы правильно изложили. Однако, легитимность самих властей Токелау, принявших нынешнее законодательство этой автономии, находится под вопросом.
— Но, — сказал Ледфилд, — наш Конгресс признал легитимность правительства Токелау.
— Признал, — согласился прокурор, — Однако, есть пределы национальных юрисдикций. Например, в Сомали сейчас разрешена работорговля, но если вы займетесь там этим бизнесом, то вас будет законно преследовать юстиция любой цивилизованной страны.
— Работорговля, — ответил Ледфилд, — это международное преступление. А мы сейчас говорим о нормах, которые являются лишь национальными. Я управлял компанией «CESAR» по нормам Токелау, не нарушая международных норм. Виртуальный секс не регулируется международным правом ни в какой форме.
Стилмайер покачал головой и возразил.
— Все было бы так, но ваши услуги продавались через интернет на территории нашей страны, а это уже вопрос нашей юрисдикции.
— Нет, сэр. Продавалась не услуга, а доступ к ресурсу, юридически размещенному на Токелау, поэтому вы ошибаетесь, приравнивая это к импорту услуги.
— Нет, обвиняемый, я не ошибаюсь, поскольку подключение происходило к ресурсу, оказывающему прямое негативное влияние на жизнь и здоровье наших граждан. Вы причиняли людям увечья, путем сетевого управления периферией их компьютеров.
— Вот теперь, — удовлетворенно произнес Ледфилд, вы выдвигаете обвинения, которое сформулировано юридически корректно.