Лариса, кстати, несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, выглядела максимум на сорок, и то не все бабы в сорок так выглядят. Не замужем и никогда не была, детей нет. Подтянутая фигура, упругий зад почти без целюлита, высокая грудь - явно без пластики не обошлось. Над лицом тоже хирурги потрудились основательно. Короче - мечта, бешеная смесь красоты и опыта. Через два месяца я решился - принес в жертву себя. Демонстративно и открыто подставился. То, что она поняла намеренность моих действий - факт. Распятие меня любимого она устроила поздним вечером, без свидетелей. И тут я смог ее удивить: трусливо огрызался, тонко язвил - злил её играя роль непокорного раба.
Через пять минут Лариса была в ярости, еще через три залепила мне пощечину, я ударил в ответ. Она опешила и я ударил снова. Пощечина, обычная легкая пощечина, шлепок расслабленной кистью с целью лишь обозначить позицию, не сделать больно, нет, но сколько в ней унижения. По мне, так лучше кулаком в зубы, чтоб сразу понятно - отвечай, бей в ответ, ломая и выбивая. Но пощечина, мерзкая, обидная пощечина - другое. От такого шлепка легко можно прийти в ярость и начать лупить вовсе не задумываясь о сопоставимости ответа. Обида и унижение перевесят и сломанный нос и отправившиеся гулять зубы. Лариса ответила. Вернее попыталась ответить, я легко перехватил её руку, кувырок, подсечка и вот я уже восседаю на прижатой к полу женщине.
-Вторая попытка пожалуйста. - Вежливо предложил я начиная вставать, что оказалось роковой ошибкой. Мгновение и мы катались по полу как два сцепившихся в смертельной схватке дракона, она рвала одежду на мне, я на ней, она впивалась мне в губы, сильно, до боли, я оттаскивал её за волосы, бил и сам голодным демоном впивался в её рот. Я кусал её в шею, она царапала мне спину, что-то сыпалось со стола и одежда летела во все стороны.
Я не входил в неё, нет - она взяла меня. Ловко оказавшись сверху насадилась на перевозбужденный член, вобрала его весь и сдавила вагинальными мышцами так, что я взвыл от боли и оставляя синяки вцепился в её ягодицы силясь оторвать от себя её адское влагалище. Она неожиданно весело, по детски, засмеялась, чуть отпустила, но её ногти до крови вонзились мне в грудь - рывок, я сверху и завладев инициативой паровым молотом засаживаю все естество в её истекающее соком лоно.
Новая вспышка боли, рывок и смена позиции. И опять: вспышка, рывок, смена, вспышка, рывок, смена, вспышка, рывок, смена. Сколько продолжалось это безумие - не знаю, мы очнулись на полу напрочь разгромленного кабинета. Она лежала у меня на исцарапанной груди и пальчиком, нежно, размазывала по моему животу капельку крови. Молча. Тихо.
Из моей одежды уцелели галстук и брюки, от гардероба Ларисы чудом сохранился только пиджак. Если бы не должности обязывающие хранить на работе по паре-тройке комплектов сменной одежды, ситуация была бы весьма щекотливой. Потом был ресторан, не менее бешеный секс в её загородном доме, и последовавшая веселая игра под названием «подставь первого зама» в которую мы вместе увлеченно играли целых полгода.
Хорошо получилось, если бы не его высокие покровители, сел бы, причем крепко сел, лет на пять. При этом никто так и не понял откуда уши растут, даже он считал себя виноватым и откровенно раскаивался. Я стал первым замом, вовремя подстраховавшему в игре Сергею перепала синекура вице чего-то там. И опять застой, тишина и скука.
Я закончил доклад, поблагодарил присутствующих за внимание, сел и приготовился ко второй части спектакля, моей любимой. Сейчас, немного успокоившаяся пока я бубнил Лариса, будет доводить жертву до прединфарктного состояния. Началось.
Она поднялась со своего места. Валькирия, бешеный зверь, демон с самых нижних уровней ада, богиня ярости и смерти. Кали. Грациозно обошла стол. Она - Оспазия, первая и единственная настоящая феменистка, не кричащая о нарушаемых правах и двойных стандартах, но ежедневно доказывающая свое «право сильного». Про неё можно было бы сказать - баба с яйцами, но это не так - она Женщина с большой буквы. Феменистка до конца.
Тишина. Тишина что слышно бешеный стук сердца жертвы - Виталия Петровича. Встала у него за спиной, что-то говорит, он потеет и истерично кивает головой. Мне не интересны его оправдания, он виноват и несет наказание, а я наслаждаюсь. Наслаждаюсь его унижением, его отчаянием, его страхом. Нет, уже не страхом - ужасом. Я пью его ужас как нектар, купаюсь в нем ненасытно глотая и захлебываясь. Какой же он трус, мелкий, ничтожный человечишко. И как прекрасна сейчас она - я восхищен ею, восхищен филигранностью её работы. Наслаждаюсь ее триумфом. Она уничтожает его, давит, тонко, красиво, с удовольствием. Так и хочется добавить - земля ему пухом.
Ну же, Ларисочка, наддай еще чуть-чуть, самую малость и его увезут отсюда с инфарктом. Ловлю себя на том, что правя рука стискивает промежность с рвущейся от напряжения плотью. Она замечает - еще одна тайная улыбка. Жертва зеленеет. Невовремя вспоминаю прошлую жертву: всего пятьдесят лет, но слабоват оказался, мы только после работы к Ларисе приехали, звонок - инсульт, не спасли. Пытаюсь взят себя в руки - что мы с ней тогда вытворяли... Это был не секс - бой, почти как в первый раз.
Нет. Все. Выдержал, совещание закончено, народ поправляя промокшие кальсоны поспешно встает из-за стола, а как иначе - только поспешно, дела! Тьфу - стадо, хоть бы один посмел возмутиться, напомнить о человеческом достоинстве, осадить, попытаться отстоять свое мнение. Нет, все дружно обоссались и побежали сушиться, никто не хочет рисковать работой ради... Ради чего? Самоуважения? Чести? Достоинства? - я вас умоляю, откуда в жопе алмазы, все вышеперечисленное на корню куплено и ежемесячно аккуратно оплачивается, а рисковать кормушкой - ни-ни-ни, что вы - что вы! А хотите мы вас и вот тут лизнем? Нас не затруднит.
-Александр Евгеньевич, - отрывает меня от размышлений голос Ларисы. - Вы приготовили графики работ по департаментам?
-Конечно. - показываю на так и не тронутые папки лежащие перед каждым участником совещания. Она смотрит на меня, в глазах туман. Туман? Она что, кончила? Вот молодец.
-Тогда все свободны, - роняет Царица возвращаясь на свое место, - ознакомитесь за выходные, в понедельник утром жду всех на совещании. Александр Евгеньевич, задержитесь.
Остановленный на полпути процесс вставания возобновляется, тела, преодолев позу «ку», распрямляются, хватают приготовленные папки и еле сдерживаясь, чтоб не побежать, степенно, но с видимым облегчением покидают комнату.
-Тебе понравилось. - Улыбается она как только мы остаемся вдвоем.
-Было так заметно? - Я обнимаю её сзади и кусаю за мочку уха.
-Было. - Поворачивается ко мне и легко, словно перышком, касается моей щеки губами.
-На этом сюрпризы сегодня не заканчиваются. - Интригующе улыбаюсь и подмигиваю. - Дай мне ключи от дома, я поеду раньше, а ты приезжай ровно к десяти.
-Задумал что-то особенное? - Заинтригована.
-Задумал. Тебе понравиться. - Беру её руку, церемонно целую и подхватив протянутые ключи ухожу.
Павел.
Офис что разоренный муравейник, суета совсем не пятничная. Более чем уверен, что половина планктона останется сегодня до ночи. Многие, желая выслужиться, проведут на работе и выходные. Наивные детишки, карьера делается не усердием. С деловым видом прохожу по коридору заставляя клерков за стеклянными стенами кабинетов суетиться в два раза усерднее. Впитанные 15 минут назад флюиды страха сочатся из меня, обволакивают, заставляя в ужасе разбегаться мелкую офисную шушеру. Это хорошо, это правильно.
У меня пусто, Лена уже ушла, вот и славненько, я тоже сегодня задерживаться не планирую. Первым делом разобрать оставшиеся бумаги, потом зайти к Пашке и на сегодня можно сворачиваться.
-Привет Паш. - Бесцеремонно плюхаюсь в кресло напротив насупившегося над бумагами Павла Ивановича. 55 лет, женат, двое взрослых сыновей, крепкий, основательный мужик с сохранившимися замашками «сапога». Уважаю. Человек - принцип. Один сплошной набор непоколебимых ценностей и моральных устоев. Для себя, к другим с ними не лезет, за что и уважаю. Азартен - единственный его недостаток. В банке он глава службы безопасности и одновременно тайный headhunter.
-Опять? - Смотрит без осуждения, просто хмурый взгляд из под сдвинутых кустистых бровей с проседью.
-От тебя ничего не скроется. - Открыто улыбаюсь. - Опять.
-Вы с Сергеем уже затрахали своими спорами, четвертую секретаршу меняешь. - Бурчит он.
-Тебе жалко?
-Мне девчонок жалко.
-Не злись, я же не виноват, что они в меня втрескиваются как последние дуры. Подтрахивались бы, получали удовольствие и жили себе спокойно с не пыльной работой при внимательном и добром начальнике. Так нет, обязательно надо все испортить, придумать себе любовь, измену и душевные терзания.
-И какую тебе теперь? - Еще больше хмурится Паша. - Влюбленная невеста была, в синих чулках была, с мужем ребенком и ипотекой теперь тоже была. Дальше что?
-Поднимем ставки? - Заговорщицки прищуриваюсь.
-С двумя детьми? Так старовата будет. - Он пожимает плечами.
-Бери выше.
-Монашку? Так было уже похожее.
-Еще выше, - довольный произведенным эффектом прекращаю держать его в неведении, - найди мне лесбиянку, причем такую, чтоб уже жила устоявшейся парой.
-Не круто махнул? - Без эмоций спрашивает он и снимает с телефона трубку.
-А может мне надоело выигрывать. - Парирую я, Паша хмыкает.
-Серега, привет, у меня Сашка сидит, зайдешь? - Он перестает хмуриться, чему-то улыбается. - Давай. - Кладет трубку. - Сейчас явится.
-Так что? Найдешь?
-Найду. - Кивает. - Решил заняться перевоспитанием молодежи?
-Еще чего! - Аж фыркаю. - Перевоспитанием пусть ГУИН занимается и социальная реклама, а мне просто интересно.
-Думаешь у лесбиянок поперек? - С самым серьезным видом спрашивает он и сам смеется своей шутке.
-Почти. - Павел перестает смеяться и смотрит на меня ожидая продолжения. - Понимаешь ли, Паша, все бабы - извращенки в масках. На публике они примерные жены аккуратно исполняющие супружеский долг, верные мужьям и мило краснеющие обсуждая с подругами редких любовников. А для себя, внутри, раздвигая ноги под мужем, представляют загорелого мароканца жестко трахающего их в задницу. А то и не одного.
-Всё ёбаный бардак. - Вздыхает он.
-Ага. - Я усмехаюсь. - При эсэсэсэрии все было проще и понятней. Слушай, Паш, а ты в детском саду в доктора играл?
-Да или ты на хуй! - Возмущается он, я смеюсь. - Распустились совсем.
-Ладно, не злись, - я примирительно поднимаю руки. - Я в прошлом году, осенью, картинку трогательную наблюдал. Мальчик учил девочку кататься на скейтборде, обеим лет по 10. У неё не получалось, она падала, доска у нее убегала, он подавал ей доску, помогал забраться бережно поддерживая за руку, оба смеялись, толкались и подтрунивали друг над другом.
-Ты это к чему? - Спросил Пашка и закашлялся.
-Да так, - я пожал плечами, - просто в аналогичном возрасте у нас было не то что не принято дружить с девочками, стрёмно было даже обращаться к ним по имени. И девочонки, если что, обращались к парням по фамилии.
-Мороки ты много нагнал. - Скептически заметил он. - По крайней мере в мои школьные годы все было проще и с дамами общались будь здоров.
-Я не говорю, что общения не было вовсе, но оно было весьма своеобразным и вовсе не дружеским, а в твои годы вообще не было мальчиков и девочек, были пионеры и комсомольцы - существа бесполые. Ты кстати вообще мог раздельное обучение застать.
-Но-но! - Засмеялся Паша, - я не настолько стар, пусть в «совке» секса и не было, но у нас он был! Как и уважительное отношение к девушкам, а сейчас, это ж просто пиздец какой-то, что ни баба - блядь, причем такая, что пробу ставить негде. И юбка трусы не закрыает. - Буркнул он под конец спича и насупился.
-Ханжа ты, Паша, - засмеялся я, - и на нашу биологичку похож, забавная особа была. В восьмом классе, когда тот самый шестандцатый параграф проходили, придумала наказание для шалунов - вызывала к доске и заставляла перед всем классом его рассказывать. Ха! - Я аж подпрыгнул вспомнив один случай. - Однажды меня с Вадиком вызвала. Застукала за игрой в морской бой на уроке и битте к доске. Вадик что-то проблеял про собачек и пестики с тычинками, и облегченно отправился на свое место с трояком. А я думаю - да иди ты на хуй, спросила - отвечу. И ответил, от души так ответил, без примеров с собачками и, когда она отвернулась, быстро нарисовав на доске мужские и женские половые органы в процессе, так сказать, продолжения рода.
-И? - Заржал Пашка.
-И! Кол поставила и родителей в школу вызвала. Ух и досталось мне от них потом на орехи. До сих пор ту училку помню! - Засмеялся в свою очередь я. - Рината Виленовна, у неё стол на подиуме стоял и у него передней стороны не было, а она вечно сядет и раскорячится так, что её труселя даже с последней парты видно. У нас еще в классе один перец был, Валёк, так он один раз на её урок с морским биноклем приперся и когда она раскорячилась бинокль из портфеля достал и ей туда уставился. Класс не ржал, нет, мы выли от хохота, все, и мальчики и девочки.
-Вот! -Пашка назидательно поднял вверх указательный палец. - Уже ваше поколение, все, повально все - извращенцы.
-Я еще один показательный момент помню, его наша завучиха задвинула, я его случайно около учительской подслушал: «Зашла в десятый класс: мальчики как мальчики, а девочки - шлюхи через одну!». Мразь была редкая, вечно ходила в длинной черной юбке, блузке с большим, под подбородок застегнутым воротником, вечно не чесаная, зато брошка с кошечкой на пудовой сиське из которой всех голодающих Африки накормить можно.
-И что, ты хочешь сказать плохо воспитывали?
-Да нет, не плохо, просто не правильно. Ведь ты понимаешь, тогда считалось нормальным выпороть девочку если она, спрятавшись за верандой какого-нибудь детского сада, показала мальчику «что у неё там». И ведь пороли! А это шрам на всю жизнь и, как результат, анекдот: «Сара, то что мы с тобой тридцать лет принимали за оргазм на самом деле оказалось бронхиальной астмой».
-Ты плохо живешь? - Саркастически заметил Пашка.
-Нет. - Я пожал плечами. - И речь не обо мне.
-А о ком?
-О новом поколении. Поколении, у которого вместо уёбищных воспитателей был интернет и ответы на все вопросы. Поколении, которое проще относится к сексу. Поколение без шор и запретов, за которым даже я не всегда успеваю. 30-40 летняя тетка еще не может без конфет и букетов, даже оставаясь без мужика год и пребывая в состоянии когда «хоть кто хоть где», она все равно будет ломать и жеманиться - я не такая, я жду трамвая. 25-30 лет от роду, уже ломаться не будет и после соблюдения определённых правил конфетно-букетного периода с удовольствием раздвинет ноги. А вот молоденькая, 18-20 летняя соска, сама прийдет, скажет что хочет, и пока ты будешь стоять под душем, разденется и будет ждать в постели. Ты выйдешь, охренеешь, а она - потом покушаем, и вино тоже потом.
-Я и говорю - распущенность. - Бухнул кулаком по столу Паша.
-Нет, - покачал головой я, - они не распущенные. Они просто другие. Они знают чего хотят и пока не видят смысла во всех этих предварительных играх. Потом, попозже, они прийдут к очевидному выводу, что флиртовать, играть, оттягивать кульминацию и растягивать удовольствие намного приятнее чем сразу переходить к делу. Но это будет логичное развитие личности, а не преодоление травм нанесённых в школе или детском саду.
-А ну-ка признавайтесь, кто из вас стоял в углу за то, что в детском саду был замечен за игрой в доктора? - Заржал незаметно вошедший в кабинет Сергей.
-Я стоял. - Честно признался я. - А рыдающая партнёрша по игре стояла в соседнем углу и точно так же не понимала за что её стыдят ущербные воспитатели.
-Не понимала она, - фыркнул Пашка, - все она понимала.
-Может и понимала, - не стал спорить я, - суть не в этом, скрывать от детей интимную сторону жизни, все равно, что не учить их есть или дышать. Ведь все равно научатся, только сделают ли они это без присмотра правильно, не переломает ли их восприятие отсутствие необходимой, поданной своевременно и понятно информации.