Кейт выглядела так, словно разлетится на миллион хрупких осколков, если он посмеет дотронуться до нее.
Гром сотряс комнату, и Кейт вздрогнула, как от удара. Удара, который остро ощутил Энтони.
– О, Кейт, – прошептал он с сочувствием.
Немного подумав, он очень осторожно потянулся к ней, не уверенный, что она знает о его присутствии. Испугать ее все равно, что разбудить лунатика.
Он нежно положил руку ей на плечо и слегка сжал:
– Я здесь, Кейт. Все будет хорошо.
Молния снова разорвала ночь, осветив комнату резкой белой вспышкой. Кейт снова сжалась в еще более тугой комочек. До него вдруг дошло, что она не поднимает головы, потому что пытается спрятать глаза.
Он взял ее холодную как лед ладонь. Сведенные пальцы не гнулись. Труднее всего было оторвать ее руки, обнимавшие колени, но наконец Энтони сумел поднести их к губам и попытался согреть поцелуями.
– Я здесь, Кейт, – повторил он, не зная, что еще сказать. – Я здесь. Все будет хорошо.
В конце концов он умудрился тоже забраться под стол и теперь сидел на полу подле Кейт, обнимая ее вздрагивающие плечи. Она, похоже, немного расслабилась от его прикосновения, что пробудило в нем страннейшее ощущение: почти чувство гордости тем, что именно он сумел ей помочь. И еще глубочайшее облегчение, потому что он не мог вынести ее мук.
Он шептал ей на ухо утешения и нежно гладил по спине, пытаясь ободрить самим своим присутствием.
Медленно, очень медленно – он не знал, сколько времени просидел с ней под столом, – мышцы Кейт стали расслабляться. Руки немного потеплели, а дыхание, хоть и учащенное, уже не было таким хриплым.
Поняв, что ей легче, он чуть приподнял ее подбородок.
– Взгляни на меня, Кейт, – нежно, но властно приказал он. – Взгляни, и поймешь, что ты в безопасности.
Кейт попыталась открыть глаза, но ничего не получалось.
Энтони в жизни не сталкивался с подобным ужасом. Но ему казалось вполне естественным, что глаза не хотят открываться. Не хотят видеть то, что так ее пугало.
Однако через несколько секунд ей удалось открыть глаза и встретить его взгляд.
Энтони невольно отшатнулся.
Если глаза действительно зеркало души, что-то в Кейт Шеффилд разбилось в эту ночь. Она казалась измученной, потерянной и совершенно сбитой с толку.
– Не помню, – прошептала она едва слышно.
Он сжал ее руку, которую так и не выпустил, снова поднес к губам и бережно, почти по-отечески поцеловал ладонь.
– Не знаю, – покачала она головой.
– Помните, как пришли в библиотеку?
Кейт кивнула.
– Помните грозу?
Она на мгновение прикрыла глаза, словно старания держать их открытыми требовали больше энергии, чем у нее осталось.
– Гроза все еще не кончилась.
– Верно, – согласился Энтони.
Дождь по-прежнему бил по стеклу с такой же яростью, как и раньше, но прошло несколько минут с последнего громового раската.
Кейт посмотрела на него полным отчаяния взглядом:
– Я не могу… я не…
Энтони снова сжал ее руку:
– Ничего не говорите. Говорить буду я.
Он увидел, как Кейт содрогнулась и тут же расслабилась:
– Спасибо.
Он улыбнулся, хотя знал, что в темноте она ничего не увидит. Но может, почувствует? Может, расслышит улыбку в его голосе?
– Посмотрим, – вслух размышлял он, – о чем бы мне вам рассказать…
– Расскажите о доме.
– Об этом доме? – уточнил он.
– Да.
– Хорошо, – согласился Энтони, довольный тем, что она интересуется грудой камней и извести, так много для него значившей. – Как вам известно, я здесь вырос.
– Да, ваша матушка говорила.
При этих словах что-то теплое и мощное загорелось в его груди. Он сказал, что ей совсем не обязательно говорить, и она, очевидно, была благодарна за это, но теперь, как могла, участвовала в беседе!
Это, несомненно, означает, что ей уже лучше. Открой она глаза… не сиди они под столом, все казалось бы почти нормальным.
Его поражало собственное стремление сделать все, чтобы она пришла в себя.
– Рассказать вам о том случае, когда мой брат утопил любимую куклу сестры? – спросил он.
Кейт покачала головой и снова съежилась, когда поднявшийся ветер с новой яростью стал бросать пригоршни воды на стекла. Но тут же вскинула подбородок и попросила:
– Лучше расскажите о себе.
– Хорошо, – медленно протянул Энтони, пытаясь проигнорировать смутное неловкое чувство, разливавшееся в душе. Насколько легче повествовать о братьях и сестрах, чем о себе!
– Расскажите о своем отце.
– Об отце? – едва выговорил Энтони.
Кейт улыбнулась, но он был слишком шокирован ее просьбой, чтобы заметить это.
– У вас же был отец, верно?
Горло Энтони перехватило судорогой. Он не часто говорил об отце даже со своими родными. И твердил себе, что это потому, что все в прошлом: Эдмунд мертв уже больше десяти лет. Но, по правде сказать, некоторые вещи слишком сильно бередили старые раны.
А есть раны, которые не заживают даже через столько лет!
– Он… он был великим человеком, – тихо начал Энтони. – И прекрасным отцом. Я очень его любил.
Кейт повернулась, чтобы взглянуть на него.
– Ваша мать с такой любовью говорит о нем. Поэтому я и спросила.
– Мы все любили его, – просто ответил он, глядя в пустоту. Сейчас он не видел ничего, кроме отцовского лица, каким оно было в последние минуты жизни. – Он был лучшим отцом, которого может пожелать себе любой мальчишка.
– Когда он умер?
– Одиннадцать лет назад. Летом. Мне только исполнилось восемнадцать. Как раз перед моим отъездом в Оксфорд.
– Молодому человеку трудно потерять отца, особенно в такое время.
Энтони резко обернулся к ней.
– Отца потерять тяжело в любое время.
– Разумеется, – поспешно согласилась Кейт, – но, думаю, бывают особенно тяжкие времена. И для мальчиков и девочек все бывает по-разному. Мой отец скончался пять лет назад, и мне ужасно его недостает, но, думаю, это не одно и то же.
Он вопросительно посмотрел на нее.
– Мой отец был чудесным человеком, – объяснила Кейт. Глаза ее сразу потеплели. – Добрый и мягкий, однако при необходимости бывал и суровым. Но для мальчика отец значит очень много: именно он должен научить его быть мужчиной. А потерять отца в восемнадцать лет, когда только начинаешь понимать, какая ужасная это потеря… – Она громко вздохнула. – Возможно, я не имею права это обсуждать, тем более что не могу представить себя на месте мужчины, но считаю… – Она помедлила, поджав губы, словно пыталась подобрать слова. – Считаю, что это очень тяжело.
– Моим братьям было шестнадцать, двенадцать и два года, – тихо сказал Энтони.
– Полагаю, им тоже пришлось нелегко, хотя самый младший мальчик, должно быть, совсем его не помнит.
– Верно, – кивнул Энтони. Кейт грустно улыбнулась:
– Я тоже не помню свою мать. И от этого так странно на душе!
– Сколько вам было, когда она умерла?
– Это произошло в мой третий день рождения. Всего несколько месяцев спустя отец женился на Мэри, даже не удосужившись соблюсти общепринятого периода траура. Это весьма шокировало ближайших соседей, хотя, думаю, что нуждалась в матери больше, чем он в соблюдении этикета.
Энтони впервые задался вопросом, что случилось бы, умри его мать молодой, оставив на отца восьмерых детей, среди которых были совсем малыши, а один еще в пеленках. Эдмунду наверняка пришлось бы нелегко. Да им всем пришлось бы нелегко. Что же тогда испытала Вайолет?
Но по крайней мере у нее остался Энтони, который всеми силами старался заменить детям отца. А если бы скончалась Вайолет, в семье не осталось бы женщины, способной заменить детям мать. Когда Эдмунд погиб от укуса пчелы, Дафне, старшей из сестер, было всего десять лет. И Энтони был уверен, что его отец не женился бы во второй раз. Как бы он ни хотел, чтобы у детей была мать, все же не смог бы видеть в доме другую женщину.
– Как умерла ваша мать? – неожиданно для себя спросил Энтони, втайне поражаясь собственному любопытству.
– Инфлюэнца. Во всяком случае, так считали врачи. Впрочем, это могла быть какая-то другая легочная инфекция. Все произошло очень быстро. Отец говорил, что я тоже заболела, но быстро поправилась.
Энтони вдруг подумал о сыне, которого надеялся иметь. Он и жениться решил по этой причине.
– И вы тоскуете по матери, которую даже не знали? – прошептал он.
Кейт долго молчала. Хриплые нотки в его голосе подсказывали, что от ее ответа зависит очень многое. Она не могла понять почему, но что-то в ее детстве, несомненно, находило отклик в его сердце.
– Да, – ответила наконец Кейт, – но это не то, что вы подумали. Нельзя тосковать о том, кого не помнишь, однако в жизни остается пустота, огромная пустота, и ты отчетливо сознаешь, кто должен ее заполнить, но совсем забыла, какая она, твоя мать, и каким образом она могла бы заполнить эту пустоту. – Ее губы сложились в печальную усмешку. – Это имеет какой-то смысл?
– И очень большой, – кивнул Энтони.
– Наверное, гораздо мучительнее терять родителей, которых знаешь и любишь, – добавила Кейт. – И мне довелось это пережить, потому что потеряла обоих.
– Мне очень жаль, – тихо ответил Энтони.
– Нет, все в порядке, – заверила она. – Старое изречение о том, что время исцеляет все раны, на редкость правдиво.
Энтони пристально уставился на нее. Судя по его лицу, он с ней не согласен.
– И чем ты старше, тем тебе труднее приходится. Счастье, что у тебя была возможность узнать их, но боль потери становится сильнее.
– У меня словно руку отняли, – прошептал Энтони.
Кейт серьезно кивнула, почему-то ощущая, что он крайне редко и далеко не со всеми говорит о своей скорби. И нервно облизнула пересохшие губы. Забавно, как все бывает в жизни. За окном бушуют гроза и ливень, а у нее губы потрескались!
– Может, для меня лучше, – тихо заметила Кейт, – что я лишилась матери так рано. И Мэри прекрасно со мной обращалась. Любила, как дочь. Честно говоря… – Она неожиданно осеклась, ощутив, как повлажнели глаза. А когда вновь обрела дар речи, горячо прошептала: – Честно говоря, она никогда не относилась ко мне иначе, чем к Эдвине. Не думаю, что свою родную мать я любила бы больше.
Взгляд Энтони положительно обжигал.
– Я очень рад, – улыбнулся он.
И от этой улыбки у Кейт перехватило дыхание.
– Иногда Мэри бывает такой смешной, – продолжала она, обретя дар речи. – Приходит на могилу к моей матери и рассказывает обо всех событиях в моей жизни. Так мило с ее стороны. В детстве она брала меня с собой, и я рассказывала о Мэри все, что знала.
– И вы всегда ее хвалили?
– Всегда.
Несколько минут они провели в дружелюбном молчании, глядя на пламя свечи. Наблюдая, как воск медленно стекает на подсвечник. Когда по свече покатилась четвертая капля воска, Кейт повернулась к Энтони:
– Конечно, я покажусь вам неисправимой оптимисткой, однако думаю, ничего в мире не происходит случайно.
Он вздернул бровь.
– Рано или поздно, но все хорошо кончается, – пояснила Кейт. – Я потеряла мать, но обрела Мэри и сестру, которую горячо люблю. – Кейт немного помолчала. – Думаю, мне пора подняться наверх, – пролепетала Кейт.
Губы Энтони дернулись в мальчишеской улыбке.
– Хотите сказать, что наконец набрались мужества вылезти из-под стола?
– О Господи! – охнула она, смущенно прижимая руку к заалевшей щеке. – Простите меня. Боюсь, я совсем забыла, где мы сидим. Какой трусихой вы, должно быть, меня считаете!
Энтони, все еще улыбаясь, покачал головой:
– Только не трусихой, Кейт! Даже когда я думал о вас, как о самой невыносимой женщине в мире, не сомневался в вашем уме и храбрости!
Кейт, находившаяся в процессе высвобождения из-под стола, остановилась.
– Не знаю, считать ли это комплиментом или оскорблением.
– Скорее всего и тем, и другим, – признался он, – но во имя дружбы решим, что это комплимент.
Она повернула голову в его сторону, прекрасно представляя, какой нелепой кажется сейчас, стоя на четвереньках. Однако теперь было не до приличий: слишком значительным казался этот момент.
– Значит, мы друзья? – прошептала она. Энтони поднялся и кивнул:
– В это трудно поверить, но, думаю, это так.
Кейт с улыбкой оперлась на протянутую руку и встала.
– Я очень рада. Вы… на самом деле, вы не тот дьявол, каким я вас всегда считала.
Выражение его лица внезапно показалось Кейт очень коварным.
– Впрочем, может быть, я ошибалась, – немедленно поправилась она.
Энтони улыбнулся. Искренне и открыто. Не просто скривил губы, как делал на балах, стараясь изобразить улыбку. Горло Кейт вдруг перехватила невидимая тугая петля.
– Боюсь, что не смогу проводить вас в вашу комнату, – извинился он. – Если кто-то наткнется на нас посреди ночи…
Кейт кивнула.
Между ними завязалась странная дружба, но ей вовсе не хотелось попасть в ловушку брака с этим человеком. И без лишних слов ясно, что он не хотел жениться на ней.
– …особенно когда вы так одеты, – продолжал. Энтони.
Кейт опустила глаза и, ахнув, потуже завязала халат. Она совершенно забыла о своем наряде!
– Вы больше не боитесь? – спросил Энтони. – Дождь все еще идет.
Кейт замерла, прислушиваясь к дождю, превратившемуся к этому времени, в легкую морось.
– Думаю, гроза закончилась.
Энтони кивнул и выглянул в холл:
– Никого нет.
– Мне нужно идти.
Он отступил и дал ей пройти.
Кейт шагнула к двери, но на пороге остановилась и обернулась:
– Лорд Бриджертон!
– Энтони. Зовите меня Энтони. По-моему, я уже звал вас по имени.
– Разве?
– Когда нашел вас. Впрочем, вряд ли вы меня слышали.
– Вы, конечно, правы, – нерешительно улыбнулась она. – …Энтони. – Как непривычно прозвучало его имя в ее устах! – Я только хотела поблагодарить вас, – добавила Кейт. – За то, что помогли мне сегодня вечером. – Она неловко откашлялась. – Без вас мне пришлось бы туго.
– Я ничего не сделал, – проворчал он.
– Вы сделали для меня все, что могли, – возразила она и, преодолевая искушение остаться еще ненадолго, поспешила к лестнице.
Глава 13
В Лондоне происходит слишком мало достойных внимания событий, тем более что почти все хоть сколько-нибудь интересные люди находятся сейчас в Кенте, в поместье Бриджертонов. Автор живо представляет, какие пикантные сплетни скоро будут ходить по городу. Мы все ждем скандала! Ибо на вечеринках в провинциальных поместьях непременно бывает хоть один грандиозный скандал!
«Светская хроника леди Уистлдаун». 4 мая 1814 года
Утро выдалось именно таким, какие обычно бывают после сильной грозы, – ясным и солнечным. Но с земли поднимался туман, оседавший на коже прохладной освежающей влагой.
Энтони был совершенно безразличен к погоде, поскольку почти весь остаток ночи провел, глядя в темноту.
Только на рассвете он заснул и проснулся уже после полудня. Но отдохнувшим он себя не чувствовал. Тело налилось странным сочетанием усталости и нервной энергии. Веки отяжелели, глаза потускнели, и все же он непрерывно барабанил пальцами по простыне, словно прислушиваясь к какой-то одному ему слышной мелодии.
Наконец, когда в желудке заурчало так громко, что даже лепнина на потолке, казалось, задрожала, он нехотя встал, накинул халат и, широко зевнув, подошел к окну.
За мгновение до того как выглянуть наружу, он каким-то образом знал, кого сейчас увидит.
Кейт. Медленно идущую по газону.
Лица ее он не видел: она была слишком далеко. Только часть профиля. И все же он не мог оторвать от нее глаз. В этой фигуре было так много магии… столько странной грации в размахе рук, такой артистизм в осанке.
Энтони понял, что она направляется к цветнику. Значит, он просто обязан быть рядом.
После вчерашней грозы общество разделилось на тех, кто собирался прогуляться под солнышком, и тех, кто предпочел мокрую траву и сырой воздух ради более теплого и сухого климата гостиной.