— Почему ты мне ничего не говорила? — спросил Белов, покрывая поцелуями ее шею, плечи и голые руки.
— Потому что не была уверена! — ответила Лайза. — Это же у меня — в первый раз. Я думала, что на время беременности месячные прекращаются, но они почему-то продолжались — правда, не такие сильные, как обычно. Вот я и решила наведаться в клинику при американском консульстве. Они сделали все анализы, УЗИ и подтвердили, что плода — два. А небольшие кровотечения в первые два-три месяца беременности бывают. Редко, но бывают. Никакой патологии в этом нет.
— А почему ты не пошла к нашим специалистам?
— Я американская гражданка, не забывай. У меня нет ни российского паспорта, ни полиса — ничего.
Саша нахмурился.
— Получается, и дети будут американцами?
— Это уже зависит только от нас, — ответила Лайза.
Белов взял охапку алых роз, положил ее на руку, согнутую в локте, и встал перед любимой на одно колено.
— Мисс Донахью! — решительно сказал он. — Позвольте, пользуясь как нельзя более удобным случаем, сделать вам одно предложение…
— От которого я не смогу отказаться, — тщательно копируя интонацию неподражаемого Марлона Брандо — «крестного отца», — закончила за него Лайза. — Я — вся внимание, господин Белов!
— Мисс Донахью… — Голос Белова смягчился; он бережно, словно имел дело с национальной святыней, взял край легкого белого платья Лайзы и поднес к губам. — Лайза! Прошу тебя, будь моей женой!
Девушка коварно улыбнулась.
— Я не готова ответить вот так, сразу. Мне нужно трое суток на размышление, — Лайза увидела, что лицо Саши погрустнело. — Однако, учитывая некоторые интересные обстоятельства… — Она погладила себя по животу. Несмотря на срок, поставленный американским акушером, — три месяца — живот еще не начал расти. Врач предупредил Лайзу, что, скорее всего, это произойдет очень быстро, буквально в один день, и тогда уже не останется незамеченным. — Так вот, учитывая кое-какие обстоятельства, я готова сократить раздумья до… Скажем, трех секунд.
— Я жду! — воскликнул Белов. — Один! Два!
Он поднял брови и набрал полную грудь воздуха:
— Три!
— Я согласна! — одновременно с ним вскричала Лайза.
Белов отбросил розы, подхватил любимую на руки и сыграл на губах туш, плавно переходящий в свадебный марш Мендельсона.
Саша с Лайзой на руках кружился по центральному залу митрофановского особняка. Его переполняло ощущение счастья — обыкновенного человеческого счастья, для которого вовсе не обязательно быть губернатором Камчатки. Взгляд его случайно упал на бумагу, лежавшую на столе. Белов аккуратно поставил Лайзу на пол и взял листок с черно-белой распечаткой.
— Что это такое? — спросил он, внезапно становясь серьезным. — Ориентировка? Князя разыскивает милиция?
Лайза пожала плечами.
— Понятия не имею. Я почти целые сутки провела в своей комнате. У меня такое чувство, что Витек меня в чем-то подозревал. Но не в том, в чем следует. Дурачок!
Саша оторвался от печатного портрета.
— Почему же ты не рассеяла его подозрения?
— Потому что об этом, — со значением произнесла она и показала на живот, — в первую очередь должен узнавать отец. А тебя не было, вот я и решила немного подождать. К тому же меня постоянно клонило в сон. Так что от одиночества я не страдала.
— Ну, теперь это уже невозможно, — отозвался Белов. — Вас же — как минимум трое. А если еще и я рядом, так все четверо.
Он улыбнулся, но какое-то тревожное чувство заставило его снова взглянуть на факс. Лицо, изображенное на бумаге, было странно знакомым. Так бывает, когда слышишь шаги за дверью и понимаешь, что знаешь человека, который вот-вот войдет, и силишься вспомнить, но никак не можешь. Это лицо…
Он прочитал подпись. «Журнал "Вестник Камчатки", номер 6 за 1908-й год… Митрофанов Николай Васильевич. Купец первой гильдии».
Белов внезапно услышал легкий мелодичный звон. Все встало на свои места. Полночный убийца Хранителя, похитивший Сэрту. Высокий худой человек с пышной седой шевелюрой. Купец первой гильдии Митрофанов. И Князь, живущий спустя сто лет. Казалось бы, между ними не могло существовать никакой связи, но она была, и причем достаточно очевидная.
Все они были на одно лицо. А если уж быть совсем точным, они выглядели, как листья на дереве, — совершенно одинаково.
— Лайза, — хрипло сказал Белов; у него от волнения пересохло в горле. — Я говорил с Рультетегиным. Уже несколько поколений камчадалов ищут свой священный символ — метеорит, который они называют Сэрту. Когда-то давно его украл один человек. Теперь Сэрту надо вернуть коренным жителям. Я пока не знаю, где его искать, зато знаю, кто его похитил!
— И кто же? — спросила Лайза, подходя к столу.
— Он! — Белов ткнул пальцем в портрет. — Николай Васильевич Митрофанов.
Послышался стук шагов по чугунной лестнице; со второго этажа спускался Ватсон в темно-синем легком костюме, голубой рубашке и бледно-лимонном галстуке, завязанном франтовским узлом. Довершали наряд щегольские ботинки от «Barker» цвета «бургунди».
Доктором невозможно было не залюбоваться. К такому хотелось броситься на грудь и сразу же поведать обо всех своих болячках.
— Хочу выглядеть достойно в глазах американских коллег, — пояснил Ватсон. — Тут уж, как говорится, нельзя «в грязь лицом промахнуться».
Вонсовский заметил, что Саша держит в руках лист с изображением купца Митрофанова.
— Это и есть призрак, о котором говорил Федор, — сказал Ватсон. — Ты заметил, как он похож на Князя? Мы ждали тебя, чтобы разрешить этот вопрос.
— Хорошо. — Белов достал карточку с безымянным номером телефона и набрал на мобильном несколько цифр. — Але? — сказал он.
— Да, слушаю, — раздался в трубке хриплый голос. Князь как будто ждал этого звонка. — Кто это?
— Ты по-прежнему стоишь за моим правым плечом? — спросил Белов.
Послышался скрипучий смех — словно запели несмазанные дверные петли.
— Привет, Белый! — ответил Князь. — Можешь говорить спокойно. Эта линия чистая.
— Наша встреча была очень короткой, — сказал Белов. — Мы не успели обсудить все вопросы.
— Вот как? — удивился Князь. — Ты хочешь что-то спросить?
— Да, — твердо сказал Белов. — Хочу. В частности, хочу спросить, что ты знаешь о своих предках? Например, о купце Митрофанове, бывшем владельце особняка, где я сейчас живу?
Повисло долгое молчание. Белов подумал, что связь нарушилась и собеседник его не слышит. Затем вдруг Князь усмехнулся.
— Ты задел меня за живое, Санек. Приятно, конечно, что ты обо мне такого хорошего мнения, но… — Он снова усмехнулся. — Из всех своих предков я знал только мать, да и то она давно уже умерла… — Голос его стал печальным. — Отца никогда не видел, но, судя по всему, он был честным вором и сгнил где-то на зоне… Дед, наверное, тоже… — Он запнулся, потом голос опять обрел прежнюю жесткость. — А с чего это тебе вздумалось полистать мой семейный альбом?
Белов не знал, что ответить. То, что казалось ему реальной зацепкой, единственной ниточкой, способной привести к желанной разгадке, вдруг обратилось в пыль. В ничто.
Князь либо не хотел говорить, либо действительно ничего не знал о своих предках. В любом случае сути это не меняло. Здесь Белова ожидала неудача. Звонок оказался напрасным.
Саша понимал, что забрался на неприкосновенную территорию, куда камчатский законник не всякого бы еще допустил. Теперь за проявленный интерес надо было отвечать. С таким человеком, как Князь, шутки не проходят — Белов это знал по собственному опыту. Таиться и юлить не было смысла, да и характер у Саши был не тот. Он решил, что лучше сказать всю правду.
— Понимаешь, — Белов старался тщательно контролировать речь; с людьми «в законе» по-другому общаться нельзя — они точно знают цену каждому слову, — у меня в руках снимок из журнала за тысяча девятьсот восьмой год. На фотографии — купец первой гильдии Митрофанов, бывший владелец этого дома. Вы с ним очень похожи. Просто одно лицо. Вот я и подумал, что… Ты сможешь ответить на несколько вопросов. Этот человек был очень богат. Но он взял то, что ему не принадлежит.
— Люди так и становятся богатыми — они берут то, что им не принадлежит, — вкрадчиво сказал Князь.
— Я не имел в виду конкретно тебя, — поспешил заверить Белов.
— Уж не потому ли твой бородатый открыл на меня сезон охоты? — Князь очень точно ухватил суть дела.
— Да, — подтвердил Саша. — Он перепутал тебя с другим человеком, но… — «если бы еще знать, с каким?» — добавил он про себя.
Белов ожидал услышать что угодно, но вовсе не то, что услышал.
— Санек, я все знаю, — сказал Князь. — После того случая на рынке я отдал своим ребятам команду навести кое-какие справки. А я — не последний человек на Камчатке. Так вот, я нашел его — того самого, с кем меня перепутал твой бородатый.
— Нашел? — Белов был ошеломлен. — И ничего не сказал?
— Ты забываешь — я стою за правым плечом. И никогда не лезу вперед. У тебя возник вопрос — я его решил. Обещай мне, что никому не сделаешь зла, и через пару часов я приведу его к тебе. Я проверил — он не при делах.
— Конечно, обещаю. Я и не собирался кому бы то ни было причинять зло. Наоборот. Я хочу только узнать…
— Про метеорит, — спокойно сказал Князь. — Ты узнаешь. Готовься к встрече. Мы скоро будем.
Белов стоял, не зная, что сказать. События развивались столь стремительно, что он отказывался в это поверить. Но поверить приходилось.
— Знаешь, — честно признался Белов. — Кажется, я недооценивал тебя.
— Нельзя недооценивать того, кто стоит за твоим правым плечом, — веско сказал Князь. — Однажды он может спасти тебе жизнь.
Раздались короткие гудки, — Князь повесил трубку. Белов огляделся. Весь центральный зал был завален охапками цветов. Посреди помещения стоял Ватсон; если кто-то здесь и напоминал жениха, так это был он.
— Ну что? — нетерпеливо спросил доктор. — Что он сказал?
— Скоро все узнаем, — ответил Белов. — Поторопи Федора с пловом. У нас будут гости.
Похоже, сумасшедшая суета последних двух суток близилась к завершению. События, внешне никак не связанные друг с другом, складывались в одну стройную цепь. И кто бы мог подумать, что именно Князь найдет недостающее звено в этой цепи. Сбывалось пророчество Рультетегина — «пройдет время, и ответы найдутся сами собой». Саша не знал, что вместо ответов он столкнется с еще одним, быть может, самым главным вопросом.
XVIII
Без четверти шесть утра Шмидт подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. Мужественное лицо, покрытое загаром кирпичного цвета. На висках — седина. На лбу и у крыльев носа — глубокие складки. Глаза блестят азартным стальным блеском.
— Ну, вылитый орел Зевесов… Нет, не орел — сам Зевс! — пробормотал Шмидт и посмотрел на свой хронометр. — Итак, господа офицеры, сверим часы! — Встреча с Ольгой была назначена через сорок пять минут, в половине седьмого.
Он как раз успеет доехать от квартиры до клиники, провести рекогносцировку на месте, организовать отвлекающий маневр и акцию прикрытия… Словом, все идет по плану. Есть еще несколько минут. Шмидт взял ручку, лист бумаги, сел за стол и стал писать записку. Надо же было как-то объяснить свои действия, а то доктор Наршак может не понять его дурацкую выходку.
Приходилось признать: в глазах окружающих то, что он собирался сделать, должно было выглядеть по-дурацки… Наверное, и даже — наверняка, но для Шмидта это было неважно. Куда важнее было то, что Ольга сама так хотела.
Вчерашний день, по мнению Дмитрия, выдался на редкость удачным. Ольга снова стала сама собой. Она вернулась.
Хозяин клиники Яков Наршак, посмотрев утренние анализы крови и восстановившийся диурез, принял решение прервать медикаментозный сон.
— Довольно ей спать под капельницей, пусть привыкает к нормальной жизни.
Пришел врач, удалил катетер и убрал капельницу. Все это произошло за тот час, когда Шмидт был в Ленинской библиотеке. Выполнить поручение Ватсона оказалось совсем несложно — номер журнала нашелся в необъятном хранилище, а уговорить девушку разрешить сделать с него ксерокс не составило особого труда. Шмидт отправил факс на Камчатку и помчался обратно в клинику, где застал Ольгу — посвежевшую и бодрую. Она только что приняла душ и была одета в белый махровый халат; мокрые волосы рассыпались по плечам, на лице блестели капельки холодной воды.
Дмитрий пожалел, что не сообразил купить цветы. Шмидт покраснел и пробурчал: «Я сейчас. Я быстро», но Ольга взяла его за руку и больше не отпустила.
— Не уходи, — сказала она. — Я хочу с тобой познакомиться.
Это заявление слегка озадачило Шмидта. «Она что, не узнает меня?» — подумал Дмитрий и осторожно намекнул, что они вроде как уже знакомы… И достаточно близко. Ну, то есть настолько близко, что ближе уже и некуда.
Ольга рассмеялась. Ее смех снова стал звонким и мелодичным. Он сводил Шмидта с ума.
— Нет, — сказала Ольга. — Все, что было раньше, не считается. Давай начнем заново.
Шмидт подумал и вдруг понял, что именно этого он хотел бы больше всего — начать все заново. Возможно, у них еще есть шанс?
— Расскажи мне о себе, — потребовала Ольга, и Шмидт подчинился.
Он начал излагать свою биографию — сначала скупо и сдержанно, но потом, увидев сияющие Ольгины глаза, разошелся и упомянул факты, знать о которых посторонним людям вовсе не следовало. Но ведь Ольга не была посторонней.
— Как здорово! — воскликнула она и захлопала в ладоши. — А вы — очень интересный человек, Дмитрий Андреевич!
Халат распахнулся — как бы ненароком — и Ольга опять запахнула его, но сделала это несколько небрежно и гораздо медленнее, чем могла бы.
В этот момент Шмидт окончательно понял, что пропал. После стольких лет, проведенных порознь, Ольга показалась ему куда соблазнительней, чем прежде. И в глазах у нее было такое выражение… Не зовущее, но и не отвергающее. Она выглядела, как крепость, приготовившаяся к легкому отпору: ров заполнен водой, и мост поднят, но мы не будем возражать, если вы попробуете преодолеть эти преграды… И мешать не будем.
Шмидт обхватил Ольгу за талию и потащил в ванную: на дверях палаты не было замка, а в ванной имелся — пусть и хлипкий — шпингалет. Через пятнадцать минут, растрепанный и взбудораженный, Шмидт вышел из ванной и наткнулся на медсестру, входившую в палату со шприцем на металлическом подносе. Медсестра, желая скрыть неловкость, остановила взгляд на картине:
— Как самочувствие больной?
— Спасибо, — ответил Шмидт, спешно одергивая пиджак и пытаясь засунуть пуговицу совсем в другую петлю. — Насколько я могу судить, ей уже значительно лучше.
Они с Ольгой целый день провели за болтовней — иначе это и назвать было нельзя. Легкий, ни к чему не обязывающий треп, время от времени прерываемый бурным сексом в ванной. То ли эта комбинация подействовала на Ольгу живительно, то ли инъекции, составленные по рецепту доктора Наршака, но она хорошела прямо на глазах. Шмидт не мог отвести от нее влюбленного взгляда. А Ольга, не отрываясь, смотрела на картину. Дмитрий думал, что ему это только на руку: в конце концов, именно он раздобыл холст. Но Ольга, оказывается, думала о другом.
— Надо же, как бывает… — задумчиво сказала она. — Зевс так сильно влюбился в Европу, что, обратившись в быка, похитил ее. Интересно, способны ли современные мужчины на такие безумства, или это — удел богов?
Шмидт не сразу понял, к чему она клонит, а когда понял, стал что-то бубнить о незавершенном курсе лечения и о том, что нельзя подводить Наршака…
Ольга его не слушала. Она печально покачала головой и сказала:
— Одно из двух: либо я не похожа на Европу, либо ты — не Зевс.
Вот этого Шмидт выдержать уже не мог. Он поднялся со стула, поправил галстук и застегнулся на все пуговицы.
— Сверим часы, — сказал он, переводя взгляд с хронометра, красовавшегося у него на руке, на стенные электронные часы. — Девятнадцать двадцать три. Завтра, в шесть тридцать, я буду у тебя.
— В шесть тридцать? — притворно удивилась Ольга. — Тебя не пустят. В это время клиника еще закрыта для посещений.