Только поводом для встречи пусть будет поминовение вашей погибшей сотрудницы… Ну, выдумайте, Кристина, решайте, работайте. Передайте Янису Раймондовичу мое искреннее соболезнование. Я сама найду дорогу.
Она шла по коридору, а в голове уже не было вопросов, одни ответы. Сплетались и ткались нити происходящего, не хватало лишь нескольких отдельных узлов. Она наконец вспомнила имя бывшего пациента: Борислав Голосов. Вот он откуда взялся — из «Океанимпэкса». Все происходившее в последние дни в компании разворачивалось в ее воображении, как в видеоролике. Правда, у пленки ролика были обрывы, ямы какие-то. Но основные события и факты нанизывались бисеринками на тонкую логическую нить. Это было так захватывающе — осмысливать целиком то, что еще совсем недавно казалось лоскутным одеялом не связанных между собой отдельных происшествий.
У самого выхода, уже за вертушкой, проснулся мобильный телефон с мелодией «Щелкунчика», нежные минорные колокольчики требовали ответа. И Вера торопливо ответила, она предчувствовала, что звонивший был сейчас необходим ей для завершения грандиозного тканого полотна.
— Беспокоит капитан милиции Прудников, — бесстрастно сообщил сухой голос.
— Слушаю вас внимательно, Валентин, — отозвалась Лученко. — Ждала вашего звонка.
Пауза. Лученко почти слышала мысли собеседника, не видя его самого. Откуда она знает имя? Почему ждала? У него была заготовлена фраза: «Прошу прощения за неожиданный звонок», и теперь пришлось проглотить ее. Что ты молчишь, капитан.
— Как вы могли ждать моего звонка, — спросил наконец капитан с характерными милицейскими интонациями. — Мы же незнакомы.
— Я с вами знакома заочно, — сказала Лученко. — Янис Пылдмаа порекомендовал мне встретиться с вами по делам «Океанимпэкса».
«Вот черт!» — подумал Прудников. Оказывается, та самая гадалка-экстрасенсиха, которую он хотел слегка припугнуть, которая столько всего наговорила Славе, — знакомая Пылдмаа. Сам голос ее, спокойный, уверенный, раздражал. Он не знал сейчас, быть ли ему строгим. Если Слава рассердится за то, что он на психотерапевта наехал, — еще ничего, а вот если Янис…
— Э-э… Вера Алексеевна, — все же попытался смягчить раздражение Валентин, называя ее по имени-отчеству, — раз надо встретиться, я готов. Где вы предлагаете? Может, в «Океанимпэксе»?
— Нет. Это неразумно. Не нужно, чтобы нас с вами видели вместе в этой организации. Давайте встретимся на нейтральной территории.
«Умная, стерва!» — мысленно одобрил милиционер.
— Тогда выбирайте место. Отдаю инициативу даме, — хмыкнул он в трубку.
— Значит, отдаете? Как это мило с вашей стороны, — не отказала себе в легкой иронии Вера. — В таком случае, в баре «У Густава». Знаете?
— Где, где? — Прудникову показалось, что он ослышался.
— «У Густава». На Красноармейской, — ответила Вера Алексеевна таким тоном, будто приглашала его в самое заурядное городское кафе. — И вот еще что, — добавила она через паузу. — Когда будете ехать на встречу со мной, возьмите карточки нескольких матерых преступников, ну, из тех, что у вас в альбомах, которые вы обычно показываете потерпевшим. Я расскажу зачем. До встречи, капитан Прудников!
Она решительно вышла на улицу. Теперь словно кто-то мудрый отодвинул невидимый занавес, скрывавший истину, и ее глазам открылась цепочка событий. Ей стал понятен ответ на самый главный вопрос: почему? Оставалось прояснить второстепенные вопросы.
Дарья Николаевна Сотникова вспомнила услышанный в супермаркете разговор двух молоденьких девчушек. «Собственно говоря, зачем хрупкой женщине делать карьеру, работать? Пусть мужчины вкалывают, они для того и созданы. А лично я выйду замуж. Удачно, само собой. Буду сидеть дома, заниматься хозяйством, рожать детей. Пусть меня муж обеспечивает», — прощебетало субтильное юное создание.
Дашу этот практицизм и рассмешил, и заставил задуматься. Раньше, во времена беспрерывных проливных вождей, для толкования жизни пользовались исключительно высказываниями классиков, их всегда было трое: дедушки Маркс, Энгельс и Ленин. Цитаты из них здорово выручали. Вот и сегодня три ученых мужа — Павлов, Фрейд и все тот же Маркс — утверждают, что человек полностью, с головы до ног, разъяснен. Оказывается, все мотивы человеческого поведения объясняются всякими там условными и безусловными рефлексами, зависят от количества половых гормонов в крови и стимулируются желанием разбогатеть. «Но не может быть, чтобы это было так примитивно, — размышляла Дарья. — Мы устроены намного сложнее, чем описывают классики, даже классики психоанализа. Нужно будете Веруней об этом подробнее потолковать!»
Сотникова вышла в приемную и обратилась к секретарше с вопросом:
— Вика! Почему вы работаете?
Девушка уставилась на свою начальницу взглядом, в котором читалось целое собрание сочинений на темы: «Что делать, когда у шефини срывает крышу?», «Может, у нас сегодня выходной?», «Если у нее гормональный кризис, что мне делать?»
— То есть… Как это… А что, не нужно?
Директор агентства сообразила, что вопрос задан не самым корректным образом. Тепло улыбнувшись, она соврала:
— Мне для тестирования нашего клиента нужны простые ответы на простые вопросы. Итак. Можете объяснить, почему вы работаете?
— А разве можно жить, не работая?
— Ну хорошо, — терпеливо вздохнула мучительница. — Предположим, у вас любовник — олигарх и вам не нужно работать. Что вы станете делать?
— Я? — неуверенно протянула Вика.
— Да. Вы. — Сотникова уже не понимала, почему ей так важно узнать мнение собственной секретарши о проблемах работы и карьеры. И готова была рассердиться на саму себя.
И тут Виктория отчебучила такое, чего бизнес-леди никак от нее не ожидала.
— Если честно, Дарья Николаевна, я работаю у вас из-за стимула. У нас в универе, на курсе западной литературы, препад рассказывал, что по-латыни слово «stimulus» означает остроконечную палку. Ею кололи зверей на арене и гладиаторов, чтобы не ленились и лучше дрались. Другими словами, стимул — это вид издевательства или пытки…
— Вика!.. — в полном недоумении воскликнула начальница, присаживаясь на гостевой диванчик.
— Не пугайтесь вы так, Дарья Николаевна, ничего страшного! — Безмятежный взгляд девичьих глаз был устремлен прямо на Сотникову. — Вы спросили, я ответила.
— Так вы работаете у меня по принуждению? Для вас работа — пытка?..
— Вначале, когда я только пришла, так и было. Представьте, что вы попали на работу к китайцам или голландцам: вы сидите, что-то делаете, но толком ничего не понимаете. Не соображаете, чего от вас хотят и что должно в результате получиться. Потому что вы ни китайского, ни голландского языка не знаете!
— То есть… — начала догадываться директриса.
— То есть вы впервые слышите, что ваш профессиональный рекламный язык не всем понятен. По глазам вижу, впервые. Правильно?
— Да, — созналась Даша. Ей действительно и в голову не приходило, что кто-то может не понимать такого простого языка рекламы.
— Вот. А теперь, представьте себя на моем месте! Приходит девчонка после филфака и получает задания в такой форме. Цитирую дословно: «Сбрось мыло в ладошки». Или: «Позвони юзеру Юрику, пусть кинет сеть». Или самый главный шедевр, который я даже записала, чтобы не забыть: «Впихни в макет реквизиты заказчика, даже если они туда не впихиваются»… Во как! Что я должна была делать? Как можно сразу понять, что «мыло в ладошки» означает отправить электронное письмо в газету «На ладонях»? А Юрик, наш системный администратор, должен связать по сети офисные компьютеры? Про последнюю фразу я вес же догадалась, что требуется не забыть поставить телефон клиента в рекламный блок, иначе в нем нет смысла.
— Бедная вы моя, несчастная! — расхохоталась Даша, и Вика звонко, с подвизгиванием поддержала ее.
— Но почему вы мне ничего не сказали? Мы бы ликбез устроили, — улыбнулась своей помощнице Дарья.
— Боялась, что выгоните. Найдете более компетентную. Мне у вас атмосфера очень понравилась. Вот и появился тот самый стимул, который заставлял все время что-то узнавать, ребят расспрашивать, книжки по рекламе читать… Ну что, я подробно ответила на ваш вопрос?
— Да уж. Вы меня озадачили, Вика! Но все равно — спасибо.
Дарья Николаевна вернулась в свой кабинет и решила перейти от теории к практике. Она работала в рекламном бизнесе с самого начала возникновения дикого капитализма. Сама много раз нанимала и увольняла работников, сотрудничала с кадровыми агентствами, знала все плюсы и минусы их работы. Что ж теперь, она не сможет стать агентом по трудоустройству своей лучшей подруги? Еще как! Да и есть для кого постараться. Вера не просто врач, она доктор от Бога, с уникальными способностями и чутким сердцем. И разработаем-ка мы для нее «пошаговую кампанию» по трудоустройству. Первым шагом у нас будет телефонный обзвон, вторым — личная встреча. По телефону многое можно решить, но по-настояшему важное дело — только лично. Только глядя в глаза собеседнику, чтобы понять, кто он: либо «и не друг, и не враг, а так» — по Высоцкому, либо человек благодарный. Тогда он поможет доктору Вере, которая в свое время помогла ему.
Правда, благодарность — вещь непростая. Нет чувства более эфемерного и ненадежного. Кто знает, почему значительно дольше и лучше помнятся неприятности, почему быстро забываются те, кто помог, вылечил, оказал важную услугу. Однажды Даша с мужем шла по улице, и навстречу им попался такой себе импозантный мужчина, образец жизненно успешного человека. Увидев Дашиного супруга Игоря Андриановича, мужчина остолбенел, дернулся и почему-то перешел на другую сторону улицы, где продолжил свое неспешное движение. В ответ на вопросительный взгляд жены нейрохирург по профессии Игорь Сотников сказал:
— Это мой бывший пациент.
— Ты что, плохо его прооперировал? — нахмурилась Дарья.
— Наоборот, — спокойно ответил муж. — Привезли его с тяжелой черепно-мозговой. Я сшил ему черепок по кусочкам. Потом он еще два месяца лежал в санатории, в Пуще-Водице. Меня туда его замы возили, чтобы посмотрел.
— Но он бежит от тебя без оглядки!
— Видимо, не умеет выразить свою признательность, — пожал плечами хирург.
Дарья не понимала, как это кто-то может «не уметь выразить признательность». Она считала чувство благодарности таким же простым и естественным, как желание пить, есть или спать.
— Послушай. Ведь он же не бомж какой-то, чтобы стесняться своего внешнего вида, или не идиот, во всяком случае внешне, а вполне нормальный мужичонка. Чего ему тушеваться?
— Значит, ему трудно сказать «спасибо». Есть такие. Вид доктора напоминает, как ему было плохо, напоминает о прежней беспомощности. А зачем ему это?
— А он кто?
— Да какой-то чиновник, — отмахнулся Игорь.
— Н-да. Чиновники у нас не умеют делать элементарных вещей, — решила тогда Даша.
С психотерапевтами наверняка еще хуже, подумала Сотникова. Ведь тут доктор всегда прав. Особенно такой, как
Лученко. Может, поэтому и опасаются психотерапевтов. К ним обращаются за советом, когда утрачивают радость. А в таком состоянии пользу в полученном совете увидеть трудно… Она достала из сумки взятые у Веры визитки и положила перед собой первую. Так, первым будет главврач частной клиники «Материнство и детство» Олег Семенович Генкин. Он прекрасный специалист и, возможно, даже лучший акушер города. А главное, он несколько раз прибегал к помощи доктора Лученко, стало быть, знает о ее работе не понаслышке. Вера говорила, что его идея-фикс — создать в клинике психотерапевтический кабинет. А что!.. В клинике, где занимаются проблемами бесплодия и регулярно помогают появиться на свет младенцам, порой после осложненной беременности, действительно назрела потребность в таком специалисте.
Дозвониться до Олега Семеновича оказалось непросто: то он па операции, то на приеме. Наконец Сотникова добилась от секретарши внятного ответа: дескать, Олег Семенович пошел обедать в кафе, ну, знаете, наше, в вестибюле клиники. Хорошо, что клиника недалеко! Она вылетела во двор, села в свой «фольксваген» и помчалась в «Материнство и детство» по узким улочкам Лукьяновки. Войдя в небольшое кафе на пять столиков, Даша сразу узнала доктора в крупном мужчине, с аппетитом доедавшем сметану.
— Олег Семеныч? Приятного аппетита. — Сотникова подошла к его столику и сразу приступила к делу. — Помните доктора Лученко Веру Алексеевну?
— Здрасьте, здрасьте! — приветливо заискрился улыбкой женский Гиппократ. — Вы от Верочки Алексеевны? Какие у вас проблемы, солнышко?
— У меня нет проблем/Проблемы у Веры Алексеевны. — Даша нарочно не стала начинать издалека, чтобы с разу посмотреть на реакцию Генкина.
Доктор посерьезнел лицом, пододвинул стул для дамы и впился в нее умными карими глазами. Он был похож на человека-гору, даже когда сидел за столом. Рядом с ним высокая Даша казалась школьницей. Она подумала: «Прямо Хагрид какой-то из Хогвартса. Как он такими-то ручищами роды принимает?» Видимо, эти мысли отразились на ее лице, потому что «Доктор Хагрид» с усмешкой сказал:
— Гадаете, как такой здоровенный дядька столь тонким делом занимается?
Даше стало неловко. Она поскорее перешла к делу, представилась и кратко описала Верину ситуацию, ожидая чего угодно. Но Хагрид отреагировал на услышанное очень по-Хагридски: поднялся из-за стола во весь свой богатырский рост и громогласно объявил:
— Хвалыть Бога!
Немногочисленные посетители кафе, больные и их родственники, с любопытством оглянулись. Доктор сел и вновь засиял, словно никогда не слышал лучшей новости, чем увольнение коллеги-медика.
— Удивляетесь моей радости? Правильно. Я очень рад, что Веру Алексеевну попросят уйти из ее клиники. Я и мечтать не мог о такой удаче!
— Да, но…
— Видите ли, Даша, солнышко! Я ведь давно хотел переманить Веру к себе! Впрочем, давайте поговорим подробнее у меня в кабинете.
Они поднялись лифтом на шестой этаж и вошли в приемную. Генкин ласково скомандовал кому-то: «Нам чаю с лимоном, солнышко!» — и какой-то белый халат метнулся выполнять указание шефа. В кабинете он усадил Дарью за небольшой столик, сам достал из недр шкафа-стенки коробку конфет в золотой упаковке, со вкусом уселся в широкое кожаное кресло напротив — так, словно и rocтья, и это кресло, и конфеты доставляли ему неописуемое наслаждение.
— Так вот, солнышко! Если даже меня, опытного клинициста и старого медицинского зубра ваша подруга заставила в свое время удивляться… Она уникум. Поэтому та клиника, где она согласится работать, получит качественно новое развитие. Я рад предложить ей работу у себя. Давайте прямо сейчас и позвоним!
— Погодите, Олег Семеныч. Мы обязательно позвоним Вере, но… Можно вначале кое-что у вас спросить? Вы знаете Вериного начальника?
— Дружнова? Конечно знаю. Илья Ильич хороший травматолог и администратор очень толковый. Его больница по всем показателям одна из лучших в городе.
— Тогда почему этот ваш «хороший травматолог и толковый администратор» с такой легкостью готов расстаться с Лученко? Из-за подметной жалобы согласен уволить психоаналитика, которого вы называете «уникумом»?
— Видимо, на него оказывают сильное давление.
— А он слабый, маленький и послушненький главный врач? Не может защитить одного из лучших своих сотрудников?
Дашин сарказм не прошел мимо цели. Генкин вздохнул и примирительно поднял руки.
— Сдаюсь, солнышко! Вашу атаку нельзя не признать справедливой. Но порой хороший врач, став главой клиники, не может противодействовать нажиму извне. Ему бы оперировать! Внутри своей структуры порядок наводить! А тут еще министерство! Сил не хватает!
— Или воли. Или порядочности.
— Как бы там ни было, я не могу обсуждать коллегу. Это противоречит врачебной этике. Тем более что теперь благодаря Дружнову я могу получить специалиста экстракласса! За что же мнe его ругать? Да я ему просто в ножки поклонюсь, солнышко! — Главврач посмотрел на часы. — А теперь, Даша, извините, у меня еще консультации. Я сегодня же вечером позвоню Вере Алексеевне с предложением…