- Тогда ты Мардж! Ты нудный и правильный, как она.
- Тогда Химка - Лиза. Он у нас, по-моему, самый умный. Погоди. Кто нудный? Я? Ну держись! - он начинает меня душить примерно так же, как это делает Гомер с этим желтоголовым пацаном, имя которого я забыл.
Иногда, чтобы повысить свою самооценку и дать Женьке понять, что в доме два хозяина, я мечу территорию. А-а-а… Не-е-е… Не так, как вы подумали! Я пытаюсь вести себя, как настоящий мужик.
- Же-е-ень! Женька! Молока мне принеси! С печенькой! - ору я ему из комнаты, возлежа на диване.
- Подогреть? - орет он мне в ответ из кухни.
- Не-е-е! Я не люблю подогретые печенья.
- Мудило, я про молоко! - засовывает голову в дверь комнаты Женька.
- Молоко грей. До температуры тела: 36,6!
- Если ты сейчас не заткнешься, я тебе это молоко на голову вылью и печенье сверху натолку, - шипит Женька, и его голова исчезает.
Через пять минут он заходит в комнату с подносом, на котором стоит стакан молока и блюдце с печеньем.
- И чё так долго? - ворчу я.
- Мне пришлось два раза остужать молоко и два раза подогревать, чтобы добиться нужной температуры, - огрызается Женька.
Он ставит поднос на прикроватную тумбочку и поворачивается, чтобы уйти. И тут я по-хозяйски шлепаю его по попе, за что моментально получаю подзатыльник. Резко качнувшись вперед и клацнув зубами, я делаю вывод:
- Бля! У тебя рука тяжелая, - и потираю ушибленное место.
- Ты на этой мысли сфокусируйся в следующий раз, когда вздумаешь выебываться! - вот за что люблю его, так за понятные объяснения.
Приехав с дачи, мы решили навестить бабушку Любу. Бабушка Люба - это Женькина тетя. Она старенькая и очень добрая. Мы часто ездим к ней. Иногда помогаем убираться, иногда продукты привозим, а иногда заезжаем просто так, как сейчас.
Мы заходим в маленькую прихожую, и я чувствую запах бабушкиных печенек.
- Баб Люб, а чем это пахнет? Печеньками? - спрашиваю я, переобуваясь.
- Да, маленький. Я знаю, как ты их любишь, - кричит мне бабушка из кухни.
Бабушка Люба думает, что я сын какой-то ее дальней родственницы Нины. Бабушка совсем старенькая и плохо помнит эту самую Нину. В общем, я получается ее какой-то внучатый внук, а Женьке, как обычно, племянник.
Мы проходим на кухню, и я медленно охуеваю: на кухне сидят две бабы Любы.
- Жаргал, сынок! Какой взрослый стал! - говорит бабушка номер два. - Какой знатный жених! Не зря я, значит, приехала.
Я с ужасом делаю вывод, что бабушки размножаются почкованием.
- Тетя Гетта! Какими судьбами? - радостно лезет обниматься к старушке Женька.
- А это кто с тобой такой мелкий? - Гетта подозрительно щурит на меня глазки.
- Это Нинкин сынок. Ты Нинку Крылову помнишь? - отвечает баба Люба номер один.
- Помню, - кивает Гетта и злобно ухмыляется. Мы с Женькой нервно переглядываемся. - Ну, иди к бабушке Генриетте, малой! Знакомиться будем.
Генриетта? Жесть!!! Эта бабулька явно из глухой деревни. И кто ж, интересно, наградил ее таким викинговым именем? Мне она как-то сразу не понравилась. Во-первых, она помнила мою «маму», о которой я мало что знал. Во-вторых, она постоянно щипала меня за щеки и за ляжки. А в-третьих, мне тупо не нравилось ее имя. Меня так и подмывало назвать ее Брунгильдой.
- Да-а-а… жалко Нинку, - вздыхает Генриетта, когда мы садимся пить чай, - тебе, малой, досталось в жизни, - я стал тихо подозревать, что я сирота, и вопросительно посмотрел на Женьку.
- Это вы про то, что от тети Нины муж ушел? - уточнил он у Брунгильды.
- Да! Как там его звали? Серафим? - о, бля… Я Максимилиан Серафимыч, что ли?
- Сергеем его звали, - поправляет ее Женька.
Фу! Слава богу!
- А как тебя зовут, малой? - спрашивает меня Брунгильда, как мент на допросе. Я открываю рот, громко чавкнув, но за меня отвечает Женька.
- Максимилиан.
- Ой! Какое красивое! Мак-си-ми-ли-ан, - смакует мое имя беззубым ртом Брунгильда. На тот момент мне был не очень понятен ее восторг. - Любк, а Нинкиного сынка не Фтором звали? - вдруг выдает бабка.
- Ты чего, Генка, белены обожралась? - возмущается моя баба Люба, к которой неожиданно вернулась память, - не Фтором, а Фосфором, - у меня в голове по улицам неизвестного города медленно бредет мой одногодка с ужасным именем «Фосфор».
- Тетя Гетта! Тетя Люба! У тети Нины брат был. И звали его - Федором. Он из армии не пришел, остался жить в Воронеже, - отвечает Женька.
Федор в моей голове весело марширует по улицам Воронежа, напевая песню группа Ундервуд «В бой идут молодые львы».
И вот тут мне стало понятно, почему у Брунгильды пунктик на имена. Короче, она приехала с целью выдать замуж свою внучку. Вот сейчас не ржите. Ее сына зовут Сафокл, внучку - Эсмеральда! А теперь представьте себе эту Эсмеральду Сафокловну! Проще говоря, у всей семьи Генриетты чудные имена.
- Глянь, Жаргалка! Какая девка пропадает, - тычет старушенция в нос Женьке навороченным сенсорным смартфоном. - Смотри, глазищи какие. А фигура! Вся в меня! - я с любопытством смотрю на неожиданно образовавшуюся конкурентку.
Ну-у-у… Так себе! На любителя деваха. Глазки бусинки, нос картохой, волосы, не знающие слова «салон», фигурой точно в Брунгильду. В общем, она скорее не Эсмеральда, а Квазимодо.
- А ничё так! - подъебываю я Женьку.
- О! Малой! А давай мы тебя оженим? - Брунгильда аж встрепенулась.
- Ему рано еще, тетя Гетта. Он на следующий год в институт поступает. Пусть пока выучится, на ноги встанет, а потом я его сам женю, - заявляет мой Женька. После этого моя челюсть надолго зависает параллельно полу.
- Жалко. Уж больно имя у него хорошее. Детишки Максимилиановичами будут. Красота-а-а… - вздыхает баба Гена.
- А типа, Жаргаловичами не так красиво? - встреваю я и ловлю злой взгляд Женьки.
Всю дорогу домой мы с Женькой ржем, подбирая диковинные имена своим детям:
- Лайма Жаргаловна.
- Ариадна Максимилиановна.
- Галактион Жаргалович.
- Леопольд Максимилианович.
- Сильва Жаргаловна.
- Цицилия Максимилиановна.
- Нет такого имени!
- Есть!
- Говорю, нету!
Уже перед сном, лежа в кровати, я все думаю про Женькину женитьбу на Эсмеральде. Не то чтоб я ревную. Просто думаю: а вдруг? Вдруг, он и правда надумает когда-нибудь снова жениться. А как же тогда я?
- Чего такой хмурый? - Женька, приятно пахнущий абрикосовым гелем, падает на кровать рядом со мной.
- Вот думаю… Жень! А ведь тебя женить могут.
- Послушай, родной! Меня никто насильно не женит. И потом, у меня уже была жена и есть ребенок. А вот ты… - я удивленно смотрю на своего Женьку.
- Же-е-ень… Давай не будем об этом. Давай просто будем вместе. А? - он целует меня в лоб и сильно прижимает к себе обеими руками, как будто боится, что я убегу к какой-нибудь Эсмеральде - Глупый! - я трусь о его щеку носом.
Вот так! Ничто, как говорится, человеческое нам не чуждо. Такие вот мы - пидоры!
От автора: не надоело? Может пора заканчивать?)
========== Пи... и вопросы дружбы ==========
Привет, привет, привет! Я, правда, вам очень рад, но сейчас реально не до гостей. Что случилось? Да, ничего особенного. Все как обычно. Мы проспали на работу, а у Женьки назначена встреча, а я постирал его мобильный в стиралке, а мой мобильный не сработал, потому что я поставил будильник на восемнадцать ноль ноль вместо восьми утра, а сейчас девять, а встреча в десять тридцать. Фу-у-у… Вроде, понятно объяснил.
- Сколько можно в ванной сидеть! - это Женька долбится в дверь.
- Уже выхожу!
- Ты офонарел? На часы посмотри, - он вытаскивает меня через приоткрытую дверь и командует. - Кофе и сигарета будут на работе.
- А это самое… ну, которое с сигаретой? - интересуюсь я у двери.
- По-большому сходишь в офисе, - орет мне Женька.
- Чё, прям при всех? - но он не слышит моих возмущений за шипящей водой.
Я все же успеваю глотнуть кофе, пока Женька гладит свою рубашку.
- Мою футболку тоже, - я швыряю в него своей футболкой, и он лихо ловит ее на лету.
Из моей чашки торчит попа Химыча, который пьет мой кофе. Я вынимаю его оттуда и со словами: «Тебе, сука, вреден кофеин», - ставлю удивленного крыса на пол и легонько даю пинка. Поняв, что кормить его сегодня никто не собирается, Хим направляется в сторону своих закромов, под шкаф. Там у него много чего заготовлено, и, если к нему вдруг припрется стайка друзей, получится неплохой банкет с маслинкой, вяленой колбаской, печеньками и сушками. Конфетку, которую Хим тоже туда припрятал, я нашел и съел.
- Футболка! - Женька кидает в меня еще теплой футболкой. Я ловлю ее лицом. - Рукожопый, - фыркает Женька и лихо завязывает галстук.
Я, как мне кажется, быстро одеваюсь, но через секунду понимаю, что футболка на мне задом наперед. Ну, в принципе, как обычно. Я вынимаю из рукавов руки и начинаю крутить горловину вокруг шеи.
- Ой-й-й! - Женька, уже при полном параде, начинает мне помогать ее крутить. В результате он явно перестарался, поэтому футболка снова оказывается надета задом наперед. - Бля-а-а… короче, по дороге перевернешь. Марш в машину.
Из подъезда я выхожу в виде забинтованной мумии: в футболке на шее, но без рук.
Ой, не люблю я водить. Вернее, не так. Я люблю ездить на нашем новеньком Сандерике, но не люблю парковаться.
Мы подъехали к офису примерно в девять двадцать. Женька вылетел из машины, как ошпаренный, и кинулся в двери офиса.
- Эй! А парковаться? - крикнул я в никуда. - Бли-и-ин… Ну как там? Ща! Так вперед, руль вправо. А… Не… влево. Ёпт! Бля. Сейчас вправо? Не! Влево. Интересно, как у меня колеса сейчас стоят?
- Паркуемся? - слышу я в приоткрытое окно.
- Борис Моисеич? Драсть! Да жопа вообще! В смысле, зад. В смысле, не могу задом въехать. Машин наставят, нормальным людям в «карман» заехать невозможно!
- Привет! Давай помогу. Смотри на меня в зеркало, а я буду руководить.
- Ага!
Мой спаситель - Моисеич - встает позади машины и крутит невидимый руль влево.
- Давай на меня!
Я даю газку, и машина плавно едет вперед.
- Я это… передачу не переключил, - кричу я Борису.
- Переключи и давай на меня задом.
Я послушно втыкаю заднюю и пытаюсь ехать, но машина глохнет. В общем, парковались мы с Моисеичем минут пять.
- Ничего! Научишься! Только не гоняй. И не пей за рулем, - эта фраза прозвучала так грустно, что я все понял. Это он сына вспомнил.
- Борис Моисеич. Вы это… может, если захотите… можно в кино сходить.
- Все нормально. А в кино сходим. Обязательно. Что любишь смотреть?
- Ужасы! Чтоб кровища! Чтоб зомбики.
- А я наше кино люблю. Смотрел «День радио»?
Не, ну говорю ж - Моисеич наш чувак! В общем, мило беседуя, мы наконец дошли до Женькиного кабинета.
- А помнишь… те… Как этот мелкий такой: «Молодцы! Вы все молодцы!» - когда…
- Борис Моисеивич, добрый день!
- Добрый, Жаргал Бамрович! Извините за опоздание. Помогал вашему родственнику машину припарковать, а потом мы заболтались.
- А сам родственник припарковаться опять не мог? - Женька бросает недобрый взгляд в мою сторону.
- А чего они машин наставили? Ой! - это мне прилетел несильный такой подзатыльник. - Ты чего оху… ох, какой нервный!
- У тебя футболка наизнанку одета! Чтоб другие тебя не побили! Так, родственник! Вот тебе документы! Отксерь все по десять экземпляров, а мы пока с Борисом Моисеевичем дела обсудим.
Ксерокс стоит у нас в коридоре, за дверью в кабинет Леночки. Я воткнул в него документы, нажал на нужную кнопку, выбрал нужную функцию. Хорошо, что он у нас умный, а то я задолбался бы, вкладывая в него по одному листу. Я привалился на него локтем, положил на руку щеку и…
Такой красивый лес. Из бамбука. Где-то в вышине птички поют. Я такой иду по лесу, почему-то в одной футболке. Я себя со стороны не вижу, просто чувствую, как нежный ветерок ласково играет с моими яйцами. Солнце почему-то пригревает только правую руку, а левая затекает. Я пытаюсь повернуться так, чтобы было комфортней идти, и…падаю носом в крышку ксерокса.
- Блин! Надо все-таки иногда спать, - объясняю я ему сложившуюся ситуацию.
Женька с Борисом уже собираются пить кофе.