— Это сам пророк тебя привел, троекратный тебе поклон!
— Здравствуй и ты, салам!
После таких радостных приветствий, изумивших молчаливого Вильмовского, последовала церемония взаимных представлений, после чего все трое направились в ближайшую кофейню. Хотя она и находилась в европейской части города, а, может, именно поэтому, кофейня была чисто арабской. Разумеется, за столиками сидели одни мужчины, в основном европейцы, но были и местные жители, в белых галабиях и в тюрбанах. Самый экзотичный вид имели те из них, которые европейскую одежду сочетали с красными фесками. Большинство курили наргиле[47]. Абер достал одну из стоящих в ряду длинных трубок, жестом предложил гостям последовать его примеру. Смуга отказался и вынул свою трубку, однако Вильмовский поддался искушению. В огонек, тлеющий в чашечке трубки, насыпали пахучего порошка. Благовонный дым, проходя через гибкий, почти метровой длины чубук и сосуд с водой, достигал мундштука, а потом проникал в рот и легкие. При затяжке в трубке забавно булькало.
«Будет мне чем похвалиться перед Тадеком», — подумал Вильмовский, затянувшись несколько раз. Когда они отложили трубки, Смуга начал беседу:
— Я всегда восхищался, Абер, твоей любовью к Египту.
— Клянусь бородой пророка! Ты любишь свою отчизну также, как я свет моих очей, родной город, Аль-Искандерия, — добавил он и в голосе его чувствовалось особое тепло.
— Любишь больше, чем жену и детей, — улыбнулся Смуга. — Я знаю кое-кого, кто так сильно любит море, что не хочет жениться.
— То иная любовь, брат.
Вильмовский был искренне поражен. Абер обратился к Смуге, называя его «братом», чего мусульмане никогда не делали по отношению к гяурам.
— Однако Александрия — это не Египет, — закончил спою мысль Абер. — И в древности, и сейчас говорят, что это Египет при Александрии.
— Ты любишь Александрию, как жену, но Египет — что мать, — образно выразился Смуга. И сразу добавил:
— Я тоже люблю Египет.
Последовало молчание, которое снова прервал Смуга:
— Мне нужна помощь, брат.
Абер прилежно слушал.
— Да, именно так! Я люблю Египет и знаю, что его разворовывают. Я ищу преступников, что растаскивают гробницы в Долине царей.
— Так поезжай в Долину, — ответил александриец.
— И поеду. Но мне нужен совет.
— Помощь… Совет… Я не хочу сотрудничать с англичанами, — Абер перестал пользоваться цветистым языком Востока, незаметно для себя переняв суровый стиль Смуги.
— Египту от этого только хуже. Если уж вывозить, то официальным путем. Во всяком случае известно кому, куда. Надо искать правовые решения. Государство не может терпеть преступления таких масштабов.
Вильмовский помалкивал. Это была затея Смуги. Но его удивил контраст между прежней открытостью и внезапным недоверием, проявленным египтянином. В конце концов поляк не выдержал, схватил Абера за руку и, глядя ему прямо в глаза, произнес, выделяя каждое слово:
— Мы порядочные люди.
— Клянусь бородой пророка, — усмехнулся тот, — ваши слова, как язык колокола, чей звон не дает уснуть.
Друзья были приглашены на завтрак в дом Абера, откуда вышли, держа в руках рекомендательное письмо к Аль-Хабиши, известному александрийскому торговцу, владельцу антикварного магазина. Тот через несколько часов прислал посыльным весточку: «Нахожусь не в Александрии. Ищите меня в Каире».
— И то ладно, — подвел итог Смуга. — Поищем в Каире. Абер говорил, этот Аль-Хабиши весьма благородный человек. Мы и так немалого достигли, переломив недоверие Абера.
Они выслали собранные деньги и письмо матери Патрика — телеграмму Смуга дал еще с корабля — сообщая, что они возьмут мальчика с собой на каникулы. И на этом простились с Александрией.
* * *
Экспресс «Александрия — Каир» с особыми отделениями для мужчин и для женщин с детьми мчался с такой скоростью, что все окрестности тонули в облаках пыли. Увлеченные разговором, Вильмовский со Смугой даже не заметили, что через час миновали Дамантур, еще через час — Танту и что после трех с половиной часов пути, покрыв 208 км, экспресс подошел к вокзалу.
— Дядя! — крикнул Смуге взволнованный Патрик. — Каир!
Мальчик всю дорогу держал на коленях котенка, приблудившегося к ним в Александрии. Мусульмане любят кошек — в отличие от собак. Собак никто дома не держит, и они сворами слоняются по улицам. Европейский мальчик с котенком на руках вызывал интерес и доброжелательное отношение окружающих, которые и помогли путешественникам найти извозчика, быстро доставившего их в квартал, где Смуга снял квартиру. И здесь они упали в объятия друзей.
Приветствиям не было конца. Случился однако и небольшой инцидент. Патрика встретило собачье рычание. Динго весь ощетинился, напуганный кот отчаянно замяукал и… только его и было видно. Это разрядило обстановку. Патрик скоро примирился с утратой и тут же подружился с псом.
— Хороший песик, — объяснил ему Патрик. — Это я… я, Патрик. А ты Динго.
И вскоре он уже приносил собаке самые лучшие лакомства с ближайшего базара.
Когда Смуга представил свой план «приятного времяпрепровождения» в Египте, Томек лишь вздохнул, Новицкий же потер руки и многозначительно подмигнул Салли. Та, услышав о Долине царей, захлопала в ладоши, выпрыгнула из кресла и расцеловала Смугу в обе щеки.
— А что я говорил, — рассмеялся Вильмовский. — Салли не даст нам спуску.
— Не мог бы ты, Ян, рассказать все подробнее? — попросил Томаш.
— Попробую… — и Смуга в очередной раз начал свое повествование, добавляя неизвестные другим подробности:
— Как известно, Египет является одной из древнейших мировых цивилизаций. Вот уже сто лет интерес к нему непрерывно растет. Все большее число коллекционеров не всегда законными путями, зачастую у случайных продавцов, приобретают античные реликвии. Как я уже говорил, в Манаусе я познакомился с лордом, который много лет страстно увлекается собирательством всего относящегося к Египту и уже стал считаться в этой области знатоком. По этой причине он не удивился, когда однажды поздним вечером его навестил странный посетитель. Когда его спросили об имени, он ответил: «Я — владыка Долины царей». Вы можете себе представить, какая дрожь прошла по телу нашего египтянина. Он описал мне своего неожиданного гостя примерно так: «Из полумрака появился человек, одетый в темный костюм европейского покроя. Поначалу я не смог его как следует разглядеть, заметил только, что мы с ним одного роста. Потом уже при свете меня поразили острый проницательный взгляд его глаз и нечто от фараонов в чертах его темного лица».
О сходстве его лица с изображениями фараонов лорд повторил несколько раз, а потом продолжил: «Он походил бы на мумию, если бы не живая мимика его лица и эти странные, пронизывающие насквозь глаза… Признаюсь, он произвел на меня огромное впечатление. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я не в своем английском доме, а где-то в Древнем Египте».
— Как видите, дорогие мои, — продолжал далее Смуга, — нежданный гость пробудил в коллекционере живой интерес.
Настолько большой, что, когда Смуга рассказывал, переживания вернулись с новой силой, он даже не мог говорить. И лишь через какое-то время продолжил свой рассказ:
— Гость не захотел сесть. Без обиняков объяснил цель посещения. Говорил он на прекрасном английском языке, с лондонским акцентом. «Может быть, вас это заинтересует, — тут он достал несколько мелких предметов, — прошу проверить их подлинность и приготовить…»
Гость назвал солидную сумму. «Вскоре я вас навещу» — сказал он на прощание, поклонился и ушел.
Смуга прервал рассказ, достал трубку. Он так долго набивал ее, что Салли не выдержала.
— И что же дальше?
— А дальше все пошло обычным путем. Предметы оказались ценными и весьма древними. Древними по мнению специалистов, поскольку лорд не до конца доверял своим знаниям и чутью. Состоялся обмен. Загадочный гость предоставил товар, лорд — деньги. Они особенно и не торговались.
— Так в чем же тогда дело? Лорд должен быть доволен!
В клубах дыма Смуга сам выглядел, как призрак. По крайней мере, в глазах Салли, сильнее всех переживавшей эту историю.
— Он и был доволен! — не спеша улыбнулся Смуга. — И совершенно очарован таинственным ночным посетителем. Пока не убедился, что большая часть приобретенных во время второго визита раритетов мастерски подделана.
Эти слова Смуги спустили всех на землю. Первым заговорил Новицкий:
— Ха-ха! — рассмеялся он. — Чтобы их кит проглотил! Вот это номер!
— Ты мне, Ян, этого не говорил… Значит, твоего лорда обманули, и ему вовсе не до шуток, — вставил Вильмовский.
— Разумеется, он потерял кучу денег… И если бы только дело было в деньгах! Он ведь не упустил случая похвастаться перед друзьями, а тут оказалось, что его, уважаемого, признанного знатока, обвели вокруг пальца. Никак он не мог оправиться после такого удара по самолюбию и думал о мести. А тут как раз подвернулась поездка в Южную Америку… Остальное вам известно. Поскольку вы находитесь в Египте, я согласился заняться этим делом. Салли так хотелось увидеть Долину царей… Вся эта история так внезапно на нас свалилась…
Смуга умолк, устроился поудобнее в кресле, закинул ногу на ногу. Одна лишь Салли еще не могла стряхнуть с себя ощущение нереальности происходящего: в ее воображении Смуга олицетворял собой древнеегипетского жреца, священослужителя религии преклонения.
Мужчины же еще какое-то время обменивались мнениями, выдвигали предположения, догадки, предазались воспоминаниям. Первым, разумеется, зевнул Новицкий, его потянуло в сон. Все поднялись, Томек сладко потянулся, Вильмовский, не спеша, расстегнул рубашку. Патрик давно уже сладко спал в кресле, обняв Динго за шею. Томек наклонился, чтобы перенести ребенка в постель, и в эту минуту Смуга удивил их в очередной раз:
— Пусть спит здесь, Томек, — сказал он. — Это еще не конец истории.
Страшно заинтригованные, все вернулись на свои места.
— Предлагаю вам прогулку в весьма отдаленное прошлое: углубиться на 3300 лет назад. Трон занимает один из самых интересных фараонов, известный в истории под именем Эхнатон[48]…
— Тот самый, что пробовал преобразовать религию, ввести монотеизм, веру в единого бога, — тут же ввернула Салли.
— Совершенно верно, — подтвердил Смуга. — Одни называют его революционером-реформатором, другие — еретиком, третьи — пацифистом и мечтателем. Кое-кто утверждает даже, что он хотел уничтожить всевластие жрецов Амона, а есть и те, кто видит во всем в первую очередь влияние его прекрасной супруги, Нефертити.
— Я всегда говорил, — вырвалось у Новицкого, — что жена для моряка, то есть, я хотел сказать, для фараона, это все равно, что…
— Что руль для корабля, — закончила Салли и погрозила пальцем упрямцу-капитану.
— Одним из преемников Эхнатона, — продолжал Смуга, — был Тутанхатон, вроде бы его зять, и он вернулся в веру отцов, приняв имя Тутанхамон[49].
Новицкий, с первого дня пребывания в Египте вынужденный слушать бесконечные лекции по истории страны, окончательно потерял терпение.
— Господи, я скоро в кита обращусь, — завопил он. — Ничего не понимаю. Неужели все преобразования этого фараона-еретика или революционера заключались в том, что в имени бога заменили одну букву?
— Можно и так это истолковать, — улыбнулась Салли. — Эхнатон порвал с культом Амона, перенес столицу из Фив в Ахетатон — сейчас эта местность носит название Тель аль-Амарна, где он возвел для своего единого бога, Атона, великолепные храмы. В отличие от угрюмых, мрачных, таинственных святилищ Амона, эти храмы были наполнены светом, радостью…
— Гм-гм, — буркнул Новицкий, — в таком случае это была самая значительная в мировой истории замена одной буквы.
— Мне кажется, — прибавил Томек, — и самая дорогостоящая.
— Давайте дослушаем до конца, — запротестовала Салли. — Мы остановились на правлении Тутанхамона и, хотя я и занимаюсь археологией, об этом правителе слышала мало.
— Совершенно верно, — согласился Смуга. — Действительно, им интересуется лишь горстка любителей Египта, завсегдатаев аристократических салонов и ученых. К ним принадлежит и мой, как вы его называете, лорд[50]. Уже много лет он пытается получить позволение на проведение раскопок в Долине царей[51], поскольку он убежден, что там кроется еще немало тайн и, между прочим, не найдена гробница Тутанхамона.
— Если вера творит чудеса, тогда он прав, — сказа Вильмовский.
— Не одна вера. Найдено немало предметов, указывающих, что гробница действительно может находиться там, в Долине[52].
— А раз так, стоит рискнуть, — задумчиво произнес Вильмовский.
— Точно, — прибавил капитан, — риск — благородное дело.
— И здесь мы подходим к сути дела. Среди реликвий, приобретенных лордом, был круглый золотой поднос, украшенный небольшими фигурками, представляющими одного и того же юношу.
— И этим юношей оказался Тутанхамон?
— Естественно.
— Откуда такая уверенность?
— На подносе иероглифами высечено его имя.
— Но из этого вовсе не следует, что гробница этого фараона находится в Долине царей.
— Согласен, однако все настоящие приобретения моего коллекционера берут происхождение оттуда! Это первое. И второе: одна из фигурок представляет этого юношу после смерти, — объяснил Смуга.
— Как это — после смерти? Мертвого? — спросил Томек.
— Нет, — возразил Смуга. — Живого.
— Ты меня извини, Ян, пусть я стану китом, если хоть что-нибудь понимаю, — вздохнул Новицкий.
— Кроме того, — развел Смуга руками, — во всем виновата борода…
— Ян! Перестань шутить и объясни, наконец, в чем дело, — взволновался Вильмовский. — Поздно уже.
— Фараонов всегда изображали с бородой, поскольку в древности, и не только в Египте, она означала мудрость и власть.
— Но что это имеет общего с живым или мертвым фараоном? — в нетерпении возразил Вильмовский.
— Для знающих предмет имеет много общего, — ответил Смуга. — У живых фараонов борода изображалась со срезанным концом, у умерших же — с загнутым, полукруглым. Борода с полукруглым концом уподобляла фараона божеству мертвых, Озирису.
— Это значит…
— Это значит, дорогая Салли, — не дал перебить себя Смуга, — что поднос был изготовлен и пожертвован после смерти властителя. Может, это сделал тот, кто его любил? Не будем забывать, что Тутанхамон скончался очень молодым.
— Весьма затейливо построенное рассуждение, — заметил Вильмовский, а Новицкий давно уже гладил свою закругленную на конце бородку и усмехался про себя.
— А сколько их было, этих фигур? — допытывалась Салли.
— На подносе должно было быть четыре, но лорд получил его лишь с тремя: золотая представляла молодого владыку как солдата, алебастровая — пастухом, а деревянная — богом Озирисом… У меня есть их фотографии, потом разглядите как следует.
— Значит, одной фигурки не достает… Почему?
— Именно! Кто, когда и для чего оторвал ее от подноса?
— На этот вопрос следует найти ответ. Может, нам улыбнется счастье? Все указывает на то, что поднос был найден в гробнице Тутанхамона, а именно в Долине царей. Мой лорд допускает, что преступники вскрыли гробницу.
— Которой, по мнению других, вообще не существует…
— И это мы должны установить, — закончил свое повествование Смуга.
Наступило молчание.
— Это может быть поединок двух великих фараонов, — как бы сама себе проговорила Салли.
— Что ты сказала? — спросил ближе всех сидящий к ней Новицкий. Салли повторила свои слова.
— Не надо так шутить, синичка, — укорил ее суеверный капитан.