Потрясённые и взволнованные, мы чокнулись бокалами, и выпили за перемены, поздравили друг друга с Новым годом. Я ещё посидел часик у своих, и стал собираться.
- Пойду-ка я к себе.
- Лёшенька, - мама умоляюще посмотрела на меня, - может, останешься ночевать? Ночь за окном, пьянь всякая шатается.
- Ма-а-а, - протянул я. – Ну что ты вечно за меня беспокоишься, как за маленького? Я уже мужик тридцатилетний. Тут и идти то недалеко.
Я чмокнул маман в щёку. Она вдруг прижалась ко мне, обняла так крепко, что я чуть не поддался её уговорам. Надо было верить маминой интуиции. Но я же упёртый. Подумаешь, прогуляться в новогоднюю ночь по нашему городу.
- Ну, всё, мамуль. До завтра.
Я обнял Таню, и побежал по лестнице. Мама стояла и не закрывала дверь, глядя мне вслед, будто хотела удержать какое-то мгновение. Я помахал ей рукой.
Потом шёл тёмными переулками, слушал весёлый гомон гуляющих компаний и думал о своём. Я успел под бой курантов загадать желание - найти своё счастье, свою половинку. Тут я свернул в небольшой дворик и зашёл в тоннель под домом, такой переход в длинной многоэтажке.
- Эй, парень! Дай закурить.
Меня окружили какие-то пьяные мужики.
- Не курю.
Я попробовал выйти из кольца. Но мужчины придвинулись ближе. Кто-то включил небольшой фонарик.
- О, это же брательник моей бывшей, - произнёс знакомый голос.
Да, это был Витёк, с красной опухшей рожей алкаша и пьянющими глазами.
- Мужики, знакомьтесь, главный пидор нашего района.
Все заржали.
- Что? Правда, пидор?
Какой-то гад придвинулся ко мне ближе и задышал перегаром в лицо.
- Ага. Всем свою жопу подставляет.
- Мужики, пустите, - попросил я. Кольцо из мужских тел сжалось вокруг меня плотнее.
- Научим пидора, что надо девок любить?
Первый удар пришелся мне в живот. Это только в боевиках герой-одиночка раскидывает своих противников. Я пытался защищаться, как учил меня когда-то Володя. Да, он дал мне несколько уроков самообороны. Но что я мог сделать один против пьяной компании? Ничего.
«Только бы не упасть» - думал я, пытаясь вырваться. Чьи-то руки схватили меня сзади.
- Бей пидора!
Кажется, это последнее, что я помню. Ещё помню, что всё же упал и закрыл лицо руками. Помню несколько пинков тяжёлыми ботинками, яркие всполохи перед глазами, вспышки боли. Больше ничего не помню. Вообще.
Иногда я вспоминаю, что слышал какие-то голоса. Мамин. Танюшин. Кажется, даже один раз Володин. Но это видно была галлюцинация.
Потом ясно помню какие-то разноцветные ленты перед глазами. Они переплетались и скользили, словно змеи. Мне казалось, что от меня осталась только голова, в которой жила боль. Затем я полз куда-то через длинный коридор в полной темноте. Почему-то было ощущение, что мне вырезали глаза. И я совсем не чувствовал своего тела.
Со мной говорили голоса. «Лёша, ты слышишь меня?» Вроде слышу, и не слышу. Лечу в какую-то бездну и безмолвно кричу от страха.
Больно. Адская боль. Наверное, я попал к Сатане и медленно горю в огне. Вот и закончилась моя жизнь.
****
- Лёша, ты слышишь меня? Если слышишь, пошевели пальцами руки.
Я попробовал поднять руку. Сколько же пришлось приложить сил!
Тело болит, кажется, что это одна сплошная рана. В голове будто бьёт молот. И почему-то темно. Я не могу открыть глаза. Им что-то мешает. Пытаюсь разжать губы, попросить дать мне попить. И не могу. Потом опять темнота.
****
В следующий раз я слышу разговор.
- Валентина Сергеевна, советую вам отозвать своё заявление. Обвиняемые заявили, что ваш сын – гомосексуалист. Он совершал перед ними развратные действия, и поэтому они его избили. Вы хотите, чтобы на процессе многие узнали кто ваш сын? И ему придётся давать показания. Когда он сможет, конечно.
- О чём вы говорите? Его чуть не убили, - слышу я тихий голос мамы. Она плачет.
- Мамочка, - пытаюсь сказать я. Получается тихое шипение.
- Лёшенька, сыночек! – чувствую её пальцы на своей руке.
Нет никаких сил. Снова куда-то уплываю.
****
- Без операции нельзя. Здесь нужна даже не одна, а несколько. Раздроблена височная кость. Произошло защемление зрительного нерва. Алексей может совсем потерять зрение. Нужны и нейрохирурги, и офтальмологи. Хорошо бы потом сделать и косметическую операцию. Все операции платные.
- У нас нет денег. – Мама сидит рядом и гладит меня по руке.
Я уже знаю, что у меня черепно-мозговая травма, сломанные рёбра, внутренние кровоизлияния, неправильно сросшаяся нога (её надо снова ломать и сращивать), и надвигающаяся слепота. Голова и глаза забинтованы.
- Алексея нужно везти в Москву.
Мама снова плачет. Я это слышу. Я теперь очень многое слышу.
****
- Алёша, дыши глубоко.
Маска на лице. Дышу. Снова перед глазами разноцветные ленты. Голова еле пролезает в какие-то трубы. Ничего не чувствую.
Темно. В правом виске пульсирующая боль.
- Пить…
- Сейчас.
Чувствую мокрую губку на своих губах. Слизываю капельки. Боже, когда это всё закончится?
****
Снова маска на лице. Хочется её содрать. Зачем они меня мучают? На небе мне было бы лучше.
****
- Мама…
- Алёшенька.
Молчу. Вроде немного легче. Если это можно так назвать. Боль не ушла, она притупилась.
- Сыночек, теперь всё хорошо. Надо идти на поправку. Давай. Ты у меня сильный.
Мне вдруг хочется жить. Ради мамы.
- Мама, где мой кулон?
- У меня. Он у меня.
В общей сложности я провёл в больницах полгода. Выкарабкался. Благодаря маме и сестре.
Витьку и тех сволочей посадили. Без моих показаний. На суде дали показания мои родные, которые знали про неприязнь Витьки ко мне, и Володя, который уже видел, как меня пытались избить летом 1997 года. Что-то мне подсказывало, что тот суд состоялся не без его помощи. Ведь мама тогда уже почти отозвала своё заявление.
Зрение мне сохранили. Остался небольшой косметический шрам на правом виске и под глазом. Я чуть прихрамываю. Пока не работаю. Мама забрала меня к себе и усиленно меня откармливает.
Я почти здоров. Думаю, что в скором времени буду искать работу. С прежней меня по-тихому уволили, узнав, что я – гомосексуалист.
Вот так я «весело» дожил до сентября двухтысячного года.
Откуда взялись деньги на мои операции, я не знаю. Мама тоже.
Сказали, что на мой счёт перевели большую сумму денег. Благодетель пожелал остаться неизвестным.
Да, ко мне же один раз в больницу пришёл Саша. Посмотрел на меня в бинтах, ужаснулся и сказал, что мне мою красоту уже никогда не вернуть. Вот так.
========== Глава 26 ==========
Конечно, я погорячился, сказав, что был почти здоров. На восстановление ушло больше четырёх месяцев. В ноябре я попытался искать работу. Что я умел делать, кроме того, как продвигать науку? Тяжёлые работы мне были противопоказаны. Никаких физических нагрузок (моя хромота никуда не ушла), никаких поездок и перелётов (после тяжелого сотрясения мне нельзя было летать самолетами), и ничего того, что было бы связано с вождением автомобиля (правый глаз выдавал всего четыре строчки и меня часто мучили головокружения). Когда я отбывал последние дни в местной больнице, мне дали инвалидность третьей группы. По ней выплачивали небольшие деньги, это были крохи. Моя группа позволяла работать. И тут случилось чудо. Мне позвонили с моего бывшего места работы.
- Алексей Павлович! – проворковала в трубку секретарша нашего директора. – Владимир Михайлович желает Вас видеть завтра у себя в кабинете в десять часов утра.
Хотелось ли мне этой встречи? Нет. Меня уволили без моего ведома и согласия только потому, что я – гей. С другой стороны мне нужна была работа, и я ухватился за это предложение, как за спасительную соломинку.
- Хорошо, я буду.
Я аккуратно положил трубку. Подошёл к зеркалу, вгляделся в своё отражение и подумал, что запустил себя капитально. Из зазеркалья на меня смотрел небритый, не стриженный, лохматый мужик лет сорока.
- Лёша, кто звонил? – мама вышла в коридор.
- Из института. Директор приглашает на беседу. Мама, я возьму денег на стрижку?
- Конечно, сынок. Приводи себя в порядок. Пора возвращаться к полноценной жизни.
Я сходил в парикмахерскую, побрился с утра, нашёл в своих вещах приличные джинсы и свитер, и, одевшись, отправился на «свидание» с директором.
По институту я шёл под шепотки за своей спиной. Профсоюзная активистка сделала вид, что меня не узнала. Ко мне подошёл только Сергей из соседнего отдела, поздоровался и пожал руку.
- Алексей, в кабинете директора сидит французская делегация, - шёпотом предупредил он меня.
- Зачем? – так же тихо спросил я человека, единственного, который поддерживал сейчас меня.
- Это связано с твоей работой и конкурсом РФФИ. Иди. И не упускай своего шанса.
Сергей похлопал меня по плечу. И я пошёл навстречу своей судьбе.
Секретарша, увидев меня, подскочила.
- Проходите, Алексей Павлович. Сейчас я доложу о Вас директору.
Дамочка скрылась за дверью. Через пару минут дверь отворилась, и раздался голос Михалыча, так звали нашего директора за глаза.
- Заходи.
Я глубоко вдохнул и робко шагнул в директорский кабинет. Там сидели люди в строгих пиджаках и при галстуках.
- Здравствуйте.
- Проходи, садись. – Михалыч указал мне на стул.
Я присел и оглядел французскую делегацию. Четверо презентабельных и ухоженных мужчин. Сразу видно, что иностранцы.
- Приступим, - произнёс директор и откинулся на спинку стула. – Алексей, это французская делегация. Интересуется твоей работой. Они видели твою заявку в РФФИ. Кстати, в РФФИ поддерживают твои начинания и выделяют деньги для дальнейших исследований.
Я затаил дыхание. Такого, наверное, не бывает. Это просто мой сон.
- Алексей, - один из мужчин говорил по-русски с мягким акцентом. – У нас есть встречное предложение. Мы Вам создаем все условия и приглашаем работать в Марсель, в исследовательский центр Кадараш.
Я открыл рот. Наверное, я был похож на каменное изваяние.
Директор в это время наклонился к переводчику, и что-то зашептал ему на ухо.
- Я не понимаю, каким образом это имеет отношение к делу? – голос мужчины вдруг стал жёстким. Француз с неприязнью посмотрел на Михалыча. Директор поперхнулся и перевёл взгляд на меня.
- Алексей, можно мне с Вами поговорить тет-а-тет? – спросил меня переводчик.
- Да.
Мы встали и вышли из кабинета в коридор.
- Алексей, - начал мужчина. – Я понимаю, что здесь Вам покоя не будет. Ваш начальник только что поставил меня в известность о Ваших сексуальных предпочтениях.
У меня всё ухнуло внутри. Вот гад!
- Для нас же это не проблема. Личная жизнь французского гражданина касается только его самого. Вы сможете получить наше гражданство, если проживёте во Франции пять лет, - предупредил мой вопрос переводчик. – А если Вы продемонстрируете своими способностями и талантом быть полезным нашей стране, то этот срок сократится до двух лет. Подумайте над этим. Нам нужны молодые талантливые учёные.
Я задумался.
- Какой язык Вы изучали в учебных заведениях?
- Французский.
Я втихую обрадовался, что у меня есть начальная база.
- Отлично! – воскликнул француз. – Ваш ответ?
- Да, - резко выдохнул я.
- Давайте договоримся так. Вы сейчас в кабинете директора не будете говорить своё окончательное решение. И очень Вас прошу, заберите все свои наработки со своего рабочего стола. Только Вы в них можете разобраться. Боюсь, что если Вы этого не сделаете сейчас, то они будут уничтожены.
Я кивнул головой. Наши охламоны так и не прибрались на моем бывшем рабочем месте. Черта русских всё оставлять на потом сыграла мне на руку.
- Возвращаемся.
Я направился за французом. Было такое впечатление, что всё, что сейчас происходит, это не со мной. В голове гудело. Дико ломило виски. Я старался не обращать внимания на головную боль. Она пройдет. Лишь бы решилась моя судьба. Мне даётся такой шанс в жизни, который нельзя упустить. Это бывает только один раз.
В кабинете директора я сказал, что подумаю, что я российский гражданин, патриот, любящий Россию, бла-бла-бла и все дела. Переводчик кивал головой и с улыбкой переводил мою горячую речь своим соотечественникам. Михалыч смотрел на меня с удивлением, а после моего выступления встал и пожал мне руку, чуть ли не прослезившись.