– Конечно я буду бедным, – заявил он. – Буду сидеть на скамьях в парках, кормить голубей, наблюдать за людьми, изучать их характеры и выплескивать все это на страницы в своеобразной манере со смелой правдивостью.
– Почему бедным? – озадаченно спросил его приятель.
– Потому что писатели всегда бедные, пока их не откроют и не признают.
– Они обычно уже умирают к тому времени, когда их открывают и признают, – напомнил Моргану Кинг и глотнул вина. – Если судить по тому, что я читал, писатели всегда находятся в состоянии депрессии.
– А почему, как ты думаешь? – поинтересовался Морган.
– Потому что они слишком доверяют собственным мечтам, а потом видят, как реальность их разрушает. Полагаю, занятие литературой немного сродни самопожертвованию, Морган. Ты уверен, что хочешь этого?
– Уверен.
– Тогда за твой успех, дорогой друг. Кинг поднял свой бокал и рассмеялся.
Месяц спустя после приезда в Жапуру Рэнди привел Моргана в комнату, в которую тот еще ни разу не заходил. Перед ним была его мечта, исполненная до мельчайших деталей: стол, кресло, перо, чернила, бумага, а вдоль стен тянулись полки с книгами.
Морган закрыл лицо ладонями – не от счастья, а от ярости и огорчения. За щедрость Кинга придется заплатить высокую цену. В жертву приносилась его душа: принятие сексуальных требований Рэнди и согласие терпеть жестокость приятеля. Стоя там и глядя на полки с книгами, Морган увидел, как его мечта сморщивается, словно страницы в пламени.
– Нет, – заявил он и отвернулся от комнаты.
– Прекрасно, – послышался голос Рэнди, дрожащий от злости. – Давай, давай. Сгниешь в безвестности, Морган. Никто никогда не обратит на тебя внимания. Никто никогда не узнает, что ты существовал, когда ты уйдешь. Оставайся со своими высокими идеалами, болезненным чувством справедливости и желанием всегда быть правым. Ты меня утомляешь. Думаешь, тебе когда-нибудь удастся получить все, ничем не пожертвовав?
Морган вернулся к себе в комнату, сел в кресло, закрыл лицо руками и отнял их, когда Рэнди застыл на пороге, засунув руки в карманы и грустно глядя на приятеля.
– Ты монстр, – сказал Морган Кингу.
– Знаю.
– И даже если бы я согласился на то, чего ты ожидал от меня – но на это я никогда не соглашусь – я бы не смог остаться с тобой из-за твоей жестокости к этим людям.
– Очень благородно. И наивно. Морган, твоя невинность иногда удивляет меня. Всегда существовали диктаторы, во власти которых находились жизнь и смерть других. Они контролировали действия, мысли и речи наиболее пылкой части населения. Возьми, например, Юлия Цезаря или вашего Папу. Отойди чуть дальше от его указаний, и окажешься проклятым, отлученным от церкви. Все по его воле. А кто такой Бог, если не верховный диктатор? Споткнись на дороге к его вечной жизни – и обнаружишь себя в аду.
– Бог не творит зла и не убивает.
Рэнди покачал головой. Его волосы заструились по плечам.
– Мой дорогой Морган, ты глуп из-за помешательства на идеях добра и зла. Бог не делает зла и не убивает? Объясни мне тогда, почему дети, какими были мы с тобой, должны страдать? Почему бедные спят у чужих порогов, замерзшие и голодные, а другие нежатся в прекрасных постелях. И его не касаются беды живущих на улицах. Почему люди страдают от сифилиса, рака или ревматизма, который выкручивает суставы?
Он махнул рукой перед лицом Моргана, отвернулся, подошел к окну и долго смотрел на свой рай. Морган глубоко вздохнул.
– Я не стану искать ответы. Но мое сознание говорит мне, что жестокость по отношению к людям недопустима. Ты не можешь заставить их заплатить за безразличие твоей матери или всего мира к нашим судьбам, когда мы были молоды. Ты как-то должен найти другой способ изменить мир к лучшему, уменьшить число жертв, а не увеличивать их.
Кинг повернулся. Солнечный свет падал через окно и придавал Рэнди неземной вид. Как всегда, Морган был ошеломлен его красотой, злясь при этом на себя за то, что поддается чарам приятеля. Самым ужасным было то, что Кинг смотрел на него светящимися глазами и видел его насквозь.
– И еще скажи мне, – тихо произнес он. – Если я выполню одно твое желание, дорогой Морган, только одно желание, каким оно будет? Ты хочешь, чтобы я покончил со старыми привычками, преодолел свой гедонизм и страсть к убийствам, или же просто отпустил тебя? Выбирай то или другое.
Глава восемнадцатая
За тридцать лет своей жизни один или два раза он был на волосок от смерти. Но именно в этот момент жизнь показалась ему дорогой, как никогда. Такой трепещущей, полной света, красок и звуков. Морган, стоящий на веранде с рюмкой коньяка, наслаждался многоцветием красок, раскинувшихся перед его глазами от бледно-розовых гибискусов до темно-багровых орхидей, переливавшихся всеми мыслимыми оттенками зеленого. Манго, папайи и бананы тяжело свисали с веток деревьев. Возвышающаяся гевея бразильская сформировала из сцепленных веток целый кафедральный собор – своеобразный насест для пронзительно кричащих птиц – туканов, попугаев и зонтичных птиц, чьи разноцветные хохолки развевались от каждого дуновения ветерка.
Странно, что в последние дни он старательно боролся за то, чтобы стать сильнее, хотя в душе все еще намеревался умереть. Он заставлял себя есть пищу, которую ему давали, хотя большей частью тайком выкидывал те лекарства, которые ему присылал патрон для того, чтобы он быстрее выздоровел. Он не хотел быть полностью здоровым. Он хотел оставаться в своеобразном оцепенении.
Проснувшись в это утро, он почувствовал, что время настало. У него был маленький выбор. С тех пор, как его здоровье, казалось, пошло на поправку и он несколько окреп, патрон жаждал «выяснить отношения». Морган просто не мог откладывать это дальше. Затягивая с этим, он подвергал опасности ту атмосферу незначительного доверия, которая на его взгляд начала устанавливаться между ним и Кингом.
В этот день он вместе с Рэнди рано выехал на прииск, а потом на плантацию, рассеянно слушая объяснения о тех изменениях, которые произведены в коллекции и о лечении массажем. Затем Кинг взял его в хижины Чико и Теобальдо с тем, чтобы Морган мог убедиться, что они все еще живы и безвредны. Со стороны Кинга это была хоть и случайная, но грубая ошибка, поскольку это дало возможность Моргану передать Теобальдо кивком головы, что сегодняшняя ночь должна стать решающей.
Он вернулся в «каса бланка» и начал претворять план в действие. Он достал револьвер, что оказалось довольно легко. Дом патрона был обеспечен таким количеством оружия, что в течение недели можно было обороняться от всей Британской армии. Когда Морган впервые прибыл на «каса бланка», Рэнди объяснил ему, что среди людей, окружающих каждого диктатора всегда найдется мученик, готовый умереть за дело, вот почему он окружил себя людьми, в любое время держащими оружие под рукой.
Морган нашел то, чем собирался убить Кинга и себя, это был револьвер – кольт 44 калибра, лежавший в потайной нижней нише библиотечного стола. Теперь он находился под задней планкой пояса его брюк, скрываемый полой пальто. Это заставляло его чувствовать себя несколько дискомфортно – все время помнить о том, что в любую минуту его жизнь может оборваться.
Допив свой коньяк, он повернулся, чтобы идти искать патрона. Но тот, оказалось, стоял сзади, опираясь на дверной косяк и засунув руки в карманы. Морган хранил молчание. Кинг произнес:
– Костюм превосходно сидит на тебе, не так ли? Он кивнул и отставил в сторону свой стакан.
– Его особенность в том, что он сделан в Италии. Ты знаешь итальянцев. У них есть нюх на моделирование одежды. Я думаю, что он у них – от очень тонкого ощущения человеческого тела. Поскольку они считают его настолько… совершенным, они уверены, что каждая его часть должна быть выгодно подчеркнута. Думаю, что все свои костюмы мы будем шить там. Тебе это нравится?
– Конечно.
– Хорошо, – он улыбнулся, распрямляясь и произнес:
– Обед будет готов через полчаса. Думаю, что для начала мы можем расслабиться, пропустив в библиотеке по несколько рюмок. Пошли, Морган. И без колебаний, не то я могу заподозрить, что у тебя какие-то подспудные планы в голове на сегодняшний вечер.
Кинг смеялся. Морган – нет. Он вышел с веранды и пошел вниз по коридору, тянувшемуся к дому, наслаждаясь сумеречными тенями на улице, думая о том, что никогда не чувствовал себя настолько спокойным. На ум ему пришла мысль, что, возможно, смерть покажется ему такой легкой; возможно, он напрасно ее боялся.
Достигнув конца коридора, он повернул направо, здесь левая стена холла была целиком стеклянной и открывала вид на круглый зеленый газон около самой реки. Там стоял пароход и на его палубе суетились люди, чистя и полируя ее до блеска, стремясь закончить свою работу до того, как спустится ночь. Он завернул за другой угол и вступил еще в один коридор, который выходил на веранду, окруженную низкой стеной из кирпича. Около гладильного стола сидел мужчина с низко опущенной на глаза шляпой, он отламывал кусочки от банана и давал их мартышке.
Морган остановился. Жильберто де Куэйрос взглянул вверх и его рот расплылся в улыбке, которая ужасно исказила его щеку. Внимание Моргана привлекла мартышка. Он едва удержался от искушения постучать по оконному стеклу, чтобы привлечь внимание животного и убедиться, не его ли это мартышка.
Но, конечно, она была не его. Этого не могло быть. Его обезьянка теперь находилась с Генри и Сарой и… Кроме того, окрестности Амазонки были полны животных, а мартышки особенно часто покупались на подачки.
– Что-то не так? – раздался за ним голос Кинга.
– Что он делает здесь? – спросил Морган.
– Жильберто? Работает на меня, конечно.
– Как давно он вернулся?
– Задолго до того, как вернулся ты. – Он положил руку Моргану на плечо и сжал его. – Не беспокойся, – произнес Кинг. – Он больше не доставит тебе хлопот. Если он сделает это, я убью его. Он знает это. Расслабься, Морган. Ты жесткий, как кирпич.
Он отвел глаза от Жильберто и перестал глядеть на мартышку, продолжив путь в библиотеку. Он остановился прямо около двери и подождал, пока Кинг, обогнав его, войдет первым и через всю комнату пройдет к бутылкам с ликером. Глаза человека, сидящего в комнате, были затенены, а его приспущенная на лицо шляпа придавала ему вид спящего часового. Но Морган знал, что он вовсе не спит. Что он может быть очень быстрым и инициативным в своих действиях.
– Садись, – сказал Кинг.
Он так и сделал, выбрав один из двух стульев королевы Анны, расположенных в центре роскошной комнаты. Высокие потолки и широкие стены заставили его почувствовать себя маленьким, и в его памяти воскрес Генри, стоящий перед ним в Джорджтауне и показывающий ему своими распахнутыми короткими руками, как велики английские дома с двадцатифутовыми потолками и огромными столовыми.
«Генри, – подумал он, – Генри».
Если бы он только мог увидеть его снова, он мог бы откровенно рассказать ему, как много значила для него их дружба в последний год. И Сара. О Боже, если бы он только смог удержать ее! Но нет. Лучше не думать об этом. Он уже принял решение, и Сара ушла, вернулась к Норману. Он не хотел задерживаться на этом. Он не мог начинать сейчас…
– Морган?
Он глубоко вздохнул и поднял взгляд, благодаря Кинга за выпивку.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Кинг.
– Достаточно хорошо.
– Ты выглядишь несколько бледным.
– К сожалению.
– Ничего страшного. Как только ты окрепнешь и сможешь больше бывать на воздухе, хороший цвет лица вернется к тебе.
Он сел на стул напротив Моргана и скрестил ноги. Его волосы волной ниспадали с его плеч на белый костюм.
– Ты несколько нервозен, это понятно. Но не стоит. Ты поступил правильно, решив вернуться ко мне. В свое время ты поймешь это.
Морган пил свое виски, чувствуя, как его вновь начинает изнутри грызть злоба. Он не противился этому чувству. Оно заставляло его ощущать себя человеком; он не был в этом состоянии со своей последней ночи с Сарой.
Наклонившись вперед, он оперся на свои колени, губы Кинга тронула мальчишеская улыбка.
– Я уверен, что прошедшее никогда не повторится. Мы пережили это. Я перестал сердиться.
Морган взял рюмку с ликером и закрыл глаза. Он чувствовал некую эйфорию, словно солдат, выигравший войну, проявивший чудеса героизма и теперь глядящий на заключительное сражение.
– Ты ведь простил меня за твою опрометчивость, не так ли, Морган?
Пальцы Моргана сжали рюмку, когда он взглянул Кингу в глаза и произнес:
– Ты позволил им унизить меня.
– Да.
– Ты заставил меня пресмыкаться на коленях, как животное. Ты понимаешь, насколько тяжело было для меня пережить это? Каждую ночь, когда я пытался заснуть и не мог, я представлял, что я убиваю тебя. Все время я переживаю это унижение. Как мало достоинства осталось у меня, если я пришел сюда. Ты лишил меня даже этого, Рэнди.
Некоторое время они сидели в тишине, чувствуя собственное сердцебиение.
Кинг встал со стула и прошелся по комнате, сжимая одной рукой рюмку с ликером, а другую засунув в карман.
– Вспомни, как мы сидели в этой комнате раньше, когда ты пришел сюда в первый раз и я рассказывал тебе обо всех местах, в которых я бывал, которые я видел.
– Да.
– Ты был как ребенок, Морган. Мне доставляло огромное наслаждение видеть энтузиазм и любопытство на твоем лице. В тебе я видел самого себя, вспоминал те времена, когда я был голодным и наивным, любознательным и стремящимся перевернуть мир. Итак, в те первые ночи я учил тебя. Мы сидели прямо здесь, на этих стульях, до самого восхода солнца, говоря о Руссо, Вальтере и Дидро. Меня изумляли твои способности схватывать на лету, и мне было жаль, что ты не имел возможности получить настоящее образование.
Мы уцелели, ты и я. Победители. Мы посвятили наши жизни достижению того, что мы хотим получить от этого мира. Да. Я учился брать то, что я хочу. А я хочу тебя, Морган, твой ум, твое доверие, твое превосходное тело. Я надеялся, что и ты заинтересуешься мной, почувствуешь, что тебе со мной хорошо. Да, я был в отчаянии. Я думал, что поправ твою гордость, твое достоинство, я заставлю тебя, наконец, согласиться со мной, но сразу же после случившегося я понял, что был не прав. Тебе будет легче, если я признаюсь, что бы не прав? Если я мог бы все это вернуть назад, я сделал бы это. – Он остановился. – Посмотри на меня. Морган.
Морган поставил свою рюмку на стол сбоку от себя и поднял глаза. Казалось, что та близость, которая возникла между ними, вдребезги разбила тишину. Морган видел усмешку понимания в глазах Кинга. Патрон знал, зачем он вернулся.
– Роберто, – позвал мягко Кинг. Караульный повернул голову и ожидании. – Ты отпущен.
Роберто выскользнул из комнаты. Он закрыл за собой дверь, оставив их одних.
Морган встал со стула. Ему не хватало воздуха ни в легких, ни в горле. Оружие давило ему в спину, как кинжал, и он размышлял, будет ли он достаточно проворен, чтобы быстро достать его, когда наступит время. Кинг отставил в сторону рюмку и, пройдя через всю комнату, остановился на расстоянии вытянутой руки от него. Наконец, он поднял руку, коснувшись волос Моргана пальцами, и погладил тяжелые, черные пряди.
«Теперь, – думал Морган, – теперь. Сделай это сейчас. Он может послать пулю в голову Кинга и через некоторое время сюда ворвутся караульные, тогда он повернет оружие на себя и…»
Матерь Божья, почему он не мог двигаться?
– Я единственный человек на земной поверхности, который когда-либо верил в тебя, Морган.
Его рука тряслась.
– Я любил тебя. Он не мог дышать.
– Я люблю тебя.
«Ублюдок», – сказал он сам себе. Он медленно ухватился немеющими пальцами за ствол револьвера.
– Дорогой Морган, я знаю тебя достаточно хорошо, твои идеалы, твои убеждения, твои возможности. Я знаю, ты никогда не смог бы полностью уступить мне, ущемить свое самолюбие. Это слишком много значит для тебя, твоего достоинства.