Роже Нимье
Роже Нимье.
Посвящается Мартену
Эта прекрасная юность, когда нам казалось,
что мы вот?вот лопнем от смеха.
Мадам де Севннье
I. ДВА СОБЕСЕДНИКА В ДВУХ ПОСТЕЛЯХ
20 июня 1642 года Тараскон, еще не забывший святую Марту, которая отразила набег зловещей Тараски[1]
Гнев и надежда не давали мушкетеру уснуть.
Гнев против Жюли, которую он никогда более не увидит, разве что король велит ему взять приступом монастырь.
Надежда восстановить свое доброе имя в глазах Мари.
Случай представился ему в то же самое утро, поскольку Роже де Бюсси?Рабютен в обществе двух бретонских дворян ожидал его в Пре?Сен?Жерве.
В девять утра д'Артаньян был уже на месте, сопровождаемый Пелиссоном де Пелиссаром и шотландским капитаном по имени О'Нил, известным своим неподражаемым хладнокровием.
Первым долгом мушкетер счел нужным обнять де Бюсси?Рабютена, попросив у него доверительной беседы с глазу на глаз.
Услыхав такое, де Севинье нахмурился, а д'Оллоре презрительно хрюкнул.
Но Роже их успокоил.
– Господа, недоразумение у нас уже не первое. Так что насчет поединка и всех этих ран можно подождать.
После чего он взял д'Артаньяна под руку.
– Д'Артаньян, мы сходимся с вами в четвертый раз. Первый раз вы схватились с вертопрахом на пляже, предположим, его звали Роже. Во второй – с французским дворянином в окрестностях Рима, не будем называть его по имени. Затем был некто, кого можно назвать Третьим, вы сделались его другом, и это был Бюсси. Но сегодня вы сходитесь с Рабютеном, о котором идет молва, что он ведет свой род от волков, и вы превратились в его врага. Вы обожаете мою кузину, я согласен. Ухаживаете за ней – понимаю. То, что вы в нее влюблены, могу себе представить. Но то, что вы бросаетесь на нее, словно ландскнехт, неприемлемо ни для нее, ни для вас. Вы упали в моих глазах. Я скорблю при мысли об этом и поскольку мне хочется утолить поскорей мою скорбь, лучше всего будет, если вы исчезнете с лица земли.
Д'Артаньян выслушал это молча. Когда Роже кончил, он спросил со всей мягкостью, на какую только был способен:
– Вы кончили, сударь?
– Не зовите меня сударем, черт возьми, как постороннего человека! Не забудьте: мы оба взяли по роли в том спектакле, какой дадим сейчас нашим друзьям. Приступим же весело и без лишних разговоров.
– Но я тоже хотел кое?что вам сказать.
И д'Артаньян поведал Бюсси?Рабютену про ту западню, в которую его поймали. Едва он кончил, Роже, не колеблясь ни минуты, воскликнул:
– Надо предупредить Мари. Что сделать, чтобы предупредить ее? Поговорить с ней. А как с ней поговорить? Для этого необходимо, чтоб глотка не была перерезана.
И он направился к секундантам:
– Господа, важное дело вынуждает нас продолжить объяснение.
– Мне кажется, ваше терпение выше вашей чести, – заявил де Севинье.
– Великое терпение, – уточнил д'Оллоре. – Скорее к столу, господа, мне не терпится увидеть печень по?гасконски и беарнские отбивные.
– С помощью моей машины, – заметил Пелиссон, – мы быстро бы устранили затруднения.
Что же касается капитана О'Нила, то он лишь пожевал свои огромные рыжие усы.
– Господа, хотя ваши доводы убедительны, они не смогут поколебать того решения, к которому мы оба пришли, шевалье д'Артаньян и я. Не беспокойтесь так о чести Рабютенов, господин де Севинье. Господин д'Оллоре, умерьте аппетит. Господин Пелиссонар де Пелиссардон, усовершенствуйте свою машину, пусть она режет на куски дуэлянтов, прежде чем те обнажат шпаги. А вы, капитан О'Нил, с вашей шотландской мудростью и неприязнью к пустым разговорам, будьте скупы, как водится, на слова, скажите, что вы разделяете наши взгляды, произнесите это слово, звучное «yes», которое так служит украшением вашей нации.
– Хгвт! – произнес шотландский капитан. И поднял с земли бутыль.
–Я принес это сюда. Традиционное семейное лекарство от ран. Рквк! Врачует снаружи и внутри. Арквтхвст!
Он откупорил бутыль и дал понюхать присутствующим.
– Алкоголь… – заметил Пелиссон. – Забавно. Мне запрещен алкоголь как экстрат из плодов. Но ведь это же вытяжки из козьих копыт и рогов барана…
И он протянул шотландцу стакан, с которым не расставался ни во сне, ни наяву.
Выпив, Пелиссон подал стакан соседям.
Отказались лишь д'Артаньян и Бюсси?Рабютен, заявив, что должны сегодня же утром поговорить с девушкой, а девушки не выносят беседовать с мужчинами сквозь пары алкоголя, даже если этот алкоголь – лекарство.
Зато Нога № 1 и Нога № 2 пришли в возбуждение.
Пелиссон обратил на это внимание, но не знал, как ему отнестись к их чувствам. Он повернулся к капитану О'Нилу. Тот спросил с прямотой старого служаки:
– Ваши ноги?
– Да.
– Ваши руки целебный напиток получили?
– Я это ощущаю.
– Значит, ноги тоже имеют право.
И капитан налил два полных стакана суданским принцам.
Меж тем Роже и д'Артаньян достигли Королевской площади.
Было решено, что Роже поднимется первым.
Ожидание д'Артаньяна было непродолжительным.
– Она все поняла.
– Могу ли я ее видеть?
– Она вам напишет.
– Но почему письмо?
– Вы все еще внушаете ей страх.
– Сколько же мне ждать?
– Она уже вынула письменный прибор.
– Значит, мы не станем убивать друг друга?
– Ни за что на свете.
– Что же мы сделаем?
– Обнимемся.
И они обнялись. Роже вскочил в седло. Д'Артаньян вернулся домой пешком. Ему необходимо было спокойно все взвесить.
На Тиктонской улице он встретился с Тюркеном, рука у того была на перевязи.
– Ну как ваша рука?
– Превосходно. У нее, как видите, привычка тянуться к пивной кружке. Я рад, что теперь она капельку отдохнет.
– Значит, вы теперь трезвенник?
– Совсем даже напротив.
– Это почему же?
– Я зову жену в любое время дня и ночи, и она мне прислуживает. Двойная польза.
– То есть?
– Бели вино хорошее, я ее хвалю.
– А если плохое?
– Я его выливаю ей за корсаж.
– Вы забавник худого толка.
– Говорите, говорите, сударь. Я вижу у вас сегодня нет охоты угощать меня добавкой.
– Все еще впереди.
– Я узнаю о вашем настроении по посланцам, которые к вам приходят.
– По посланцам?
– Да, да. Вы то погружаетесь в воду, словно лягушка, то выпрыгиваете оттуда, чтоб схватить письмо, которое вам посылают.
И Тюркен исчез, прежде чем д'Артаньян решил, что лучше на этот раз – носок сапога или кончик шпаги?
XXXVI. ОТ ОХОТЫ ЗА ЗЯТЬЯМИ...
Отворив дверь своей комнаты, д'Артаньян удивился при виде незнакомца, седенького человечка, который, став на табурет, снимал со стены висевшие там шпаги.
Их было всего пять.
Одна из них пригвоздила к земле де Варда, как о том его святейшество Урбан VIII изволил недавно вспомнить.
Другая изгнала англичан из Ла?Рошеля.
Третья сопровождала миледи к месту ее вечного упокоения.
Четвертую, подарок Атоса, носил д'Артаньян лишь при дворе, что не мешало ей, впрочем, быть столь же острой, как остальные ее соседки.
И, наконец, пятая взяла приступом Аррас.
Но даже если оставить в стороне воспоминания, то нужно сказать, что д'Артаньян веема ценил эти изящные клинки, заменявшие ему с давних пор общество женщин. Он хлопнул в ладоши. Человечек обернулся. Физиономия у него была непривлекательная, выражение на ней плакси?
вое, кожа с редкими порами, узкие губы и большой висячий нос. Появилась Мадлен.
– Сударыня, – спросил мушкетер. – Кто это такой?
– Ваш тесть, сударь.
Д'Артаньян нахмурился. Сделал знак Мадлен удалиться. Затем скрестил на груди руки.
– Сударь, мне известно, что мой отец был лучшим стрелком из пистолета в наших местах, что мой дед был лучшим игроком в мяч в округе, но я никак не предполагал, что на роль моего тестя будет претендовать похититель моих шпаг.
– Позвольте, сударь, позвольте. Я сяду. Такая жарища. Я весь мокрый. Мое имя Эварист дю Колино дю Валь.
В манере было нечто приторное, в речи – нечто гнусавое, так зазывают покупателей торговцы рыбой. Казалось, даже пахнуло, как от прилавка.
– Вы намеревались жениться на моей дочери, да, я знаю, вы даже взяли ее ночную рубашку, вы вернете ее мне, этот подарок моей покойной жены. А шпаги… Я беру их в свою коллекцию, поскольку мы теперь родственники. У меня уже есть шпиговальная игла от дядюшки по материнской линии и охотничий кинжал, по?видимому, от прадедушки. Кое?что еще. Если у вас есть какие?либо вещи – брильянты, документы, – их лучше доверить мне, я буду хранить все под ключом.
– Господин тесть, почему вы думаете, что я собираюсь жениться на вашей дочери?
– Я согласен, сударь.
– А я?
– Позвольте два слова. Я знаю, вы бедны. Бедность – это болезнь. А я богат. Но желаю счастья. Вы – человек военный, пулька фьють… и все. Раз вы берете Жюли без приданого, я рассчитываю получить ее вскоре обратно, столь же нежную и прелестную, как прежде. Вы, видите, я откровенен. По моему плану дочка даст мне самых разных зятьев, но мне б хотелось для разнообразия солдата, финансиста, члена городского магистрата, быть может, даже духовное лицо.
– Весьма похвально.
– Мы будем друзьями, особенно если вы дадите мне выпить. Во избежание недоразумений я никогда не пью дома. Я беру ваши шпаги. Нет ли у вас библиотеки или картинной галереи? Меня интересуют в особенности мифологические сюжеты и охотничьи сцены. Нет ли у вас фермы на родине? Лесов, пусть даже с порубками? Может, какой прудок?
Крохотные алчные глазки дю Колино дю Валя метали искры.
– Нет, сударь, но все же кое?какая коллекция у меня есть.
– Так, так.
– Специально для вас.
– О!..
– Это коллекция окон.
– Окон?
– Вот именно, окон, – повторил мушкетер, приблизившись к гному. Как видите, в этой комнате их три, но есть у меня еще полторы дюжины окон в Гаскони.
– Поговорим о Гаскони.
– Нет. Потому что я предлагаю вам выбрать немедленно. Я помогу прийти к решению.
И, схватив каминные щипцы и зажав в них Колино дю Валя, д'Артаньян высунулся вместе с ним в окошко и подержал его на весу, сделав это с такой легкостью, что Портос несомненно его б одобрил.
– Нет! – закричал будущий тесть. – Прекратите! Я человек пугливый.
– Оно и видно, дружок.
Д'Артаньян втянул крохотного старикашку обратно в комнату и опустил на пол.
– А я, представьте, – заявил он, – готов стерпеть тестя?стервеца с запахом прокисшего сидра – папашу той девки, на которую не польстится ни одна сводня. Да, представьте, готов. Но как могу я снести труса в собственной семье? Итак…
– Итак?
– На очереди второе окно.
Карлик вывернулся из рук мушкетера.
– Я чувствую, мы не понимаем друг друга. Вы меня напугали. Насчет дочки мы еще потолкуем. Мне хотелось бы взять шпаги. Я потребую их через нотариуса.
Едва он выскочил из комнаты, как появилась прекрасная Мадлен.
– Господин лейтенант.
– Да, дитя мое.
– Господину Пелиссону де Пелиссару плохо. Он ждет, чтоб вы его посетили.
Кандидат в тести всунул в приоткрытые двери свою истощенную алчностью физиономию.
– Еще одно. Я уже ухожу. Мы подумаем… Верните только мне ночную рубашку моей дочери.
– Ночную рубашку?
– Я ж вам объяснял, это памятка. Драгоценная вещица.
– Вот не Думал, сударь, что ночная рубашка может быть семейной реликвией. Я полагал, такое бывает скорее у ирокезцев или у неаполитанцев. Прочь!
И гнусавый карлик испарился, бормоча что?то о смертельном номере с нотариусом, о ночных рубашках и дневной страже.
XXXVII. … ДО ОХОТЫ ЗА ЛА ФОНОМ
– Чудное мое дитя, – осведомился д'Артаньян, – вы, кажется, сказали, что мой превосходный друг болен.
– Да, – ответствовало чудное дитя.
– Что же у него болит?
– Ноги.
И Мадлен исчезла, сделав грациозное движение талией, вся столь непохожая на предыдущего посетителя.
Д'Артаньян тотчас же постучался в двери апартаментов, которые занимал маршал де Пелиссар, ибо пора именовать его сообразно с полученным им новым титулом, хотя, впрочем, этому человеку, равному по способностям Леонардо да Винчи, готовому протянуть руку к солнцу и получить в наследство горы Оверни, любое предприятие было, казалось, по плечу.
Друг нашего мушкетера находился в постели.
– Дорогой д'Артаньян, ничто не может меня более утешить, чем посещение такого цветущего человека, как вы. Мне и в самом дело плохо.
– Мадлен мне уже сказала. Что с вашими ногами?
– Увы, ноги… Хотя я вывез их из Африки – страны, известной крепостью древесных пород и твердостью костей ее обитателей…
– И что же?
– Оказалось, что налетевший из Шотландии ураган уложил обоих на месте.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что капитан О'Нил трудный человек. Вы обратили внимание, какой он толстый?
– Кагс?то не очень…
– Значит, вы не поняли, что он состоит из одного только желудка. Сердце, мозг, внутренности и органы низшего порядка ужаты до минимума. Остается место для одного толькд желудка, который разросся наподобие мешка.
– Мой дорогой Пелиссон, я знал вас как инженера, астронома, математика, химика, но отнюдь не как физиолога.
– Я изучал почки и сердце, но только в молодости и мимоходом. Однако этого достаточно, чтобы поставить такой диагноз. Это существо вмещает в себя колоссальное количество жидкости, равное половине его тела, а может, и больше.
– Я б сказал, что он весит не более ста двадцати фунтов.
– Сто двадцать фунтов весу – это пустяки, но шестьдесят фунтов жидкости – это уже кое?что. В особенности если эти шестьдесят фунтов составляют семейное лекарство капитана О'Нила.
– Да, этим нельзя пренебречь.
– Вот именно.
Воцарилось исполненное восхищения молчание.
– Надеюсь, вы следите за моей мыслью, дорогой д'Артаньян, поскольку от физиологии я перехожу к упругости тел.
– Несомненно.
– С другой стороны – у этого самого О'Нила два огромных, похожих на губку уса.
– Отнеситесь к ним с должным уважением, друг мой, испанские пули не раз щекотали их, но ни разу не опалили.
– Да, да. Но я понял, в чем тут дело. Вы обратили внимание, каким образом он пьет?
– Ей?богу, нет.
– Ваш доблестный О'Нил погружает по очереди оба своих огромных уса в стакан, затем высасывает из них всю жидкость. Таким образом, не переводя дыхания, он поглощает колоссальное количество семейного эликсира.
– Мой дорогой, мой несравненный Пелиссон, ваши выводы изумительны, но как это связано с вашими Ногами?
– Вам не кажется, что я немного исследователь?
– В вас меня не удивляет ничто.
– Так вот, как исследователь, я прочитал уйму всяких рассказов о путешествиях и пришел к выводу, что наши африканские братья обладают удивительной склонностью к подражанию. Они даже превосходят порой предмет своего подражания.
– Мне кажется, я начинаю вас понимать.
– Таким образом Нога № 1 и Нога № 2, оба уроженцы Судана, без устали подражали капитану О'Нилу.
– И преуспели в этом?
– Очень даже преуспели. Лучше не скажешь. Знаменитый изобретатель исторг вздох.
– Так, значит, ваши Ноги…
– Боюсь, что теперь они будут отсыпаться не менее недели.
– Выходит, целую неделю без Ног?
– Да, на собственных, так сказать, окороках…
– Но это же вам не пристало.
– Сперва я хотел выписать другие Ноги, из Оверни или из Пруссии.
– Неплохая идея.
– Но я вовремя вспомнил, что овернцы очень своевольны, а пруссаки обожают дисциплину, в то время как мне хочется, знаете ли, время от времени порезвиться. Тогда я решил переключиться на работу над изобретением, это отнимет у меня ровно неделю.