— Ну, ну, — нахмурился Саша, подаваясь вперёд. — Не балуйся!
— Ни с места! — предупредил Петька и махнул рукой.
В ту же секунду из-за кустов выскочило с десяток мальчишек с красными ленточками на груди. В руках они сжимали еловые шишки. Такие же шишки топорщились у них в карманах и за пазухой.
— Ну вы, мальцы! — строго сказал Федя. — Поиграли и хватит. Давайте нашу одежду.
— Она уже в штабе, — сообщил Петька. — А теперь мы и вас туда доставим.
— Нет, ты видал? — возмутился Федя. — Тоже мне вояки! За «синих» нас приняли.
— Я ж тебе говорил, — шепнул Саша приятелю. — Выследят они нас. — И он примиряюще обратился к Петьке — Слушай, мы же не играем… И не «синие» мы и не «красные». Мы к Клаве Назаровой пришли по делу. Ну, принеси нам одежду, будь друг.
— Кто вас знает, зачем вы здесь, — буркнул Петька. — Ходят тут, высматривают… А может, вы… Да что там говорить много, пошли в штаб! Там разберутся.
— Слушай, Свищ, я тебе сейчас навешаю! — пообещал Федя.
Петька кинул быстрый взгляд на свою команду. Пионеры достали из карманов ещё по нескольку шишек и принялись окружать приятелей.
— Ладно, не хорохорься! — удержал Саша Федю за руку. — Ещё шишками закидают. Пошли лучше с ними… Всё равно нам одежду выручать надо. — И он, ухмыльнувшись, поднял руки. — Глаза завязывать будете?
— Можете так идти, — разрешил Петька.
Поводив Федю с Сашей изрядное время по кустам, Петькина команда наконец доставила их в штаб.
В брезентовой палатке, замаскированной зелёными ветками, находилось всё воинское начальство «красных». Здесь же была и Клава.
Петька доложил о поимке неприятельских разведчиков.
И когда он, получив благодарность за смелость и находчивость, вышел из палатки, Клава залилась таким озорным смехом, что даже строгие, сосредоточенные командиры «красных» заулыбались.
— Да вы… вы прямо находка для нас, — говорила она сквозь смех Феде и Саше. — И бдительность ребята сумели проявить, и смекалку, и смелость. Это, пожалуй, самая удачная операция в сегодняшней игре. И откуда вы только появились так кстати?
— А мы, Клаша, за тобой, — сконфуженно признался Федя. — Завтра выпускной вечер в школе. Тебя ждут все…
— И ещё одно дельце есть, — сказал Саша. — Поговорить бы надо.
— Обязательно поговорим. Вот только военная игра закончится, — кивнула Клава. — А пока одевайтесь и посидите здесь.
Варя Филатова
Оставив лагерь на своего заместителя, Клава добралась с попутной машиной до города, зашла домой, переоделась и отправилась на выпускной вечер.
Вот и школа. Окна распахнуты, из классов доносятся голоса, взрывы смеха, в пионерской комнате репетируют оркестранты. Входная дверь почти не закрывается. С букетами цветов стайками влетают в неё разнаряженные девушки. Чувствуя себя в новых костюмах неловко, стеснённо, протискиваются в дверь юноши. Улыбаясь и любезно уступая друг другу дорогу, чинно входят родители.
И кругом вездесущие мальчишки младших классов, для которых выпускной вечер, пожалуй, более важное событие, чем для самих выпускников. Они липнут к окнам, гроздьями нависли на ограде, толпятся у входной двери, и кое-кто из особенно предприимчивых уже успел проскользнуть внутрь здания. Но проходят считанные минуты, и школьный сторож Ерофеич, «второй директор», как его зовут ребята, бережно, но твёрдо выпроваживает предприимчивых на улицу.
— Каждому овощу своё время! — назидательным тоном говорит он. — И правила арифметики надо помнить. Ежели ты в третьем классе, то приходи на выпускной вечер через семь лет, а ежели в четвёртом — то через семь минус единица.
Клава невольно улыбнулась: как ей всё это памятно!
Совсем недавно и она вот так же, с волнением прижимая к груди букет полевых цветов, вместе с подругой Варей Филатовой входила в эту самую школу на выпускной вечер.
Так же играла музыка, чинно входили в дверь выпускники, тщетно рвались в школу мальчишки младших классов.
«Интересно, пригласили Варю на выпускной или нет?» — подумала Клава. Не входя в школу, она повернула обратно и направилась к подруге, — какой бы праздник ни был, Клава не умела проводить его без Вари.
Варя Филатова жила в маленьком деревянном домике недалеко от школы. Клава привычным жестом нащупала щеколду в двери, миновала полутёмные сени и вошла в комнату.
Варя в лёгком цветастом халатике сидела на корточках и мыла в большой оцинкованой ванне двухгодовалую дочку. Пухлая розовая девочка со смешными завиточками волос на затылке невозмутимо занималась своими делами: то погружала в воду целлулоидного жёлтого утёнка, то энергично шлёпала ладошкой по воде или начинала барабанить погремушкой о жестяную стенку ванны.
— Ой, Олюшка! Купается! — вскрикнула Клава. — Дай я её потискаю…
Она сбросила с себя лёгкую жакетку и, встав на колени рядом с Варей, потянулась к девочке.
— Как это — потискаю? — Варя с деланной строгостью отстранила подругу. — Что она тебе, игрушка резиновая? Олечка у нас человек живой, самостоятельный. Правда, доченька?
Оля, как видно, вполне согласилась с матерью, издала какой-то воинственный клич и так резво ударила ладошкой по мыльной воде, что облила Клаве новую юбку.
— Вот это по-нашему, — улыбнулась Варя и, окатив девочку тёплой водой из кувшина, скомандовала Клаве: — Назарова, работай!
Схватив со стула сухую махровую простынку, Клава приняла на руки мокрую, скользкую девочку и принялась растирать её сбитое, упругое тельце.
— Ой, Олюшка! Лапушка моя, колосочек!
— Слушай, Клава, ты три да знай меру, — остановила Варя, ревниво следившая за подругой. — И, пожалуйста, без этих спортивных захватов.
— Да нет… Я нежненько, — продолжала ворковать Клава. — Пухленькая моя, сдобочка. Я ж тебя сто лет не видела!
— Сто не сто, а с месяц не видела. Да и меня тоже, — с лёгким упрёком заметила Варя.
— Неужто с месяц? — всполошилась Клава. — Время-то как летит. Совсем я закружилась. Конец года, экзамены у ребят, сборы в лагерь…
— А когда у тебя по-другому было? — усмехнулась подруга. — Помнишь, в школе ещё обижалась: «И почему это в сутках только двадцать четыре часа…»
— Это правда, не хватает мне времени, — вздохнула Клава, передавая девочку Варе. — А ты как живёшь?
— Живу, не тужу, — сдержанно ответила подруга. — Отработаю своё в типографии да поскорее домой, к ней вот. — Она влюблённо прижалась к дочке лицом.
— А он как? Пишет? — осторожно спросила Клава, показав глазами на стену, где обычно среди других фотографий висела карточка смазливого молодого человека, Вариного жениха. Но сегодня фотографии не было.
— Он бы писал, да, видно, чернила высохли, — невесело усмехнулась подруга. — Как это поётся: «Мил уехал, мил оставил мне малютку на руках…» Да и не нужны мне его письма, раз у человека сердце засохло. Проживу и без него…
Клава с тревогой покосилась на подругу: рослая, стройная, большеглазая — такую бы только и любить! А вот надо же: человек два года ходил влюблённым, а потом, испугавшись ребёнка, скрылся из города.
Зная, как подруге тяжело вспоминать о своём незадачливом увлечении, Клава постаралась переменить тему разговора и пригласила Варю на выпускной вечер в школу.
— Ты вожатая, почти что педагог, а мне-то зачем туда? — отказалась Варя.
— Обязательно пойдём, — загорелась Клава. — Учителей встретим, бывших своих пионеров… Повеселимся, наконец потанцуем… Ведь не старуха же ты…
— Погоди, — вспомнила Варя. — Так Олечку же не с кем оставить. Мама в город ушла.
— Вот и неправда, — засмеялась Клава. — Тётя Поля на огороде морковь пропалывает, сама видела. — Она выскочила за дверь и вскоре привела Варину мать.
— Иди, дочка, раз надо, иди, — сказала тётя Поля. — Клаша говорит, что вы и так опаздываете.
Покачав головой, Варя принялась одеваться.
В дорогу
Когда подруги пришли в школу, выпускной вечер ещё не начинался.
Председатель комиссии по проведению вечера Дима Петровский, высокий подтянутый юноша в костюме спортивного покроя, в галстуке необычной расцветки, с тщательно уложенными волосами, с видом заправского распорядителя встречал выпускников и их родителей. С галантной учтивостью он сопровождал родителей на второй этаж: мужчинам в ожидании вечера предлагал почитать газеты или сыграть в шахматы, женщинам — посмотреть выставку кружка «Умелые руки» и изделия школьных рукодельниц.
— Это кто же такой молодой человек? — близоруко щурясь, полюбопытствовала одна из мамаш. — Или учитель какой новый? Уж такой учтивый да обходительный…
— Да это же Димка Петровский, — ответила ей другая мамаша. — Приоделся, навощился, вот и гарцует…
— Димка!.. — ахала близорукая мамаша. — Сынок Елены Александровны, докторши нашей? Вот уж не подумала бы! Да я ж его третьего дня чуть в саду не зацапала, за ягодами лез…
Не забывал Дима Петровский командовать и своим помощником Федей Сушковым. То он посылал его в пионерскую комнату — проверить, все ли оркестранты в сборе, то к руководителю художественной самодеятельности — узнать, готовы ли артисты к вечеру, то к буфетчице тёте Кате — выяснить, достаточно ли завезли фруктовой воды, пирожных и бутербродов.
— Чтоб пир был горой, веселье до утра, танцы до упаду, — твердил Дима. — Действуй, Сушков-Суворов! Раз-два…
Забот было великое множество, и Федя сбивался с ног. С каждой минутой возникали всё новые и новые неувязки.
Ваня Архипов, которому было поручено достать патефон, притащил из дому какое-то утильсырьё с разболтанным диском. Пришлось срочно вызвать мастеров из кружка «Умелые руки», запереть их в пустующий класс и заставить чинить патефон. Люба Кочеткова по своей вечной рассеянности принесла совсем не те пластинки, какие нужны были для танцев: органную музыку Баха, арии из опер «Чио-Чио-Сан» и «Евгений Онегин».
И совсем уж нехорошо получилось с Севкой Галкиным. Севка без всякого на то разрешения привёл на выпускной вечер двух дюжих приятелей, и они сразу попёрли в буфет. Федя потребовал у них пригласительные билеты, но Севка отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Ладно ты, распорядитель! Знаешь, что я сегодня премию получаю?
— Ну и что?
— А то… Много ли у нас отличников в школе? Раз, два — и обчёлся. Имею право хоть дюжину приятелей на вечер привести.
— Скажи своей бабушке… — фыркнул Федя и заявил Севке, что посторонние пройдут в школу только через его труп.
Севкины дружки придвинулись к Феде и вполголоса сказали, что его труп им ни к чему, но намять бока распорядителю они вполне могут.
Федя, забыв свои обязанности, уже готов был ринуться драку, но тут, к счастью, показался директор школы, и Севка кинулся к нему просить для дружков пригласительные билеты.
Немало пришлось Феде погорячиться и попортить кровь из-за Аллы Дембовской.
В школе существовало неписаное, но твёрдое правило — на выпускном вечере дарить учителям цветы, выращенные только своими руками или собранные в поле.
И это было не случайно.
В школе многое любили и умели делать своими руками. Учащиеся вырастили плодовый сад, сами обрабатывали землю, ухаживали за деревьями, охраняли и собирали плоды.
Даже покраску школьного здания, ремонт парт, натирку полов ребята выполняли сами.
Концерты, вечера самодеятельности, школьные праздники — всё это учащиеся проводили самостоятельно, внося немало выдумки, задора, молодой энергии. Педагоги, конечно, помогали, подсказывали, но делали это тактично и незаметно, и ребятам казалось, что ими никто не руководит.
«В нашей школе нянек нет» — было негласным лозунгом.
Вот и сейчас Федя и Дима придирчиво осматривали каждый букет в руках выпускников.
Вначале всё шло нормально. Ребята несли пахнущие полевой свежестью ромашки, колокольчики, фиалки, гвоздику, васильки. Если и были садовые букеты, так только у тех выпускников, которые по старой юннатской привычке выращивали их дома на огородах.
Но вот появилась Алла Дембовская, миловидная, с пичужным носиком и золотыми кудряшками девушка в модном платье, ловко облегающем её стройную фигурку. Следом за ней с огромным букетом цветов шла маленькая сухонькая старушка. У входа в школу старушка передала Алле букет, девушка сунула ей в руки деньги и легко впорхнула в вестибюль. И сразу же её встретил несносный Сушков-Суворов.
— Вот, пожалуйста… Кому передать? — Алла протянула ему цветы.
Сушков подозрительно покосился на букет. Он был великолепен — влажный, тяжёлый, издающий густые запахи.
— Сама вырастила? — спросил Федя, хотя отлично знал, что Дембовская не любила копаться в земле.
— Это неважно! — вспыхнула Алла. — Забирай скорее… Они мне всё платье помяли.
— Не пройдёт, — со вздохом заявил Федя. — Знаешь наше правило — цветы с базара не принимать. Неси домой.
— Глупости какие! — Алла попыталась проскользнуть мимо Феди, но тот загородил ей дорогу.
— Только через мой труп…
Алла закричала, что правило о цветах нелепое и глупое, а Сушков несносный придира и она никогда не будет с ним больше разговаривать.
Федя в замешательстве оглядывался по сторонам: может, он и в самом деле переборщил? Отказаться от такого букета!
Хоть бы подошёл Дима Петровский или кто-нибудь из педагогов!
И тут ему повезло. В дверях он увидел Клаву и Варю Филатову.
— Скажите Дембовской… — умоляюще обратился он к подругам. — Будто она в другой школе училась…
Клава наклонилась к букету, вдохнула запах цветов.
— Чудесный букет! Правда, Варя?
— Чудесный, — согласилась подруга.
— А помнишь, Аллочка, — обратилась Клава к девушке, — ты зимой проводила с пятым классом концерт художественной самодеятельности? Вы всё делали своими руками: сами шили костюмы, писали декорации. Разве это было не интересно?..
— Пожалуйста… Могу обойтись и без цветов… — Алла с обиженным видом сунула букет кому-то из мальчишек и, кинув неприязненный взгляд на Сушкова, побежала на второй этаж.
— Ну как, Федя, достаётся на посту дежурного? — улыбнулась Клава.
— Ещё как! — вздохнул Федя. — Все вдруг взрослые стали, самостоятельные. — И он принялся жаловаться на неувязки с буфетом, с артистами, с пластинками для танцев.
— Ничего, ничего. Потрудись ради школы последний денёчек. Завтра как отрезанный ломоть станешь. Как у тебя с комиссией?
— Прошёл, годен, — не без торжества сообщил Федя. — Через неделю еду в Ленинград.
— Поздравляю… — Клава пожала ему руку. — Варя, ты слышала? Федя-то у нас в военно-артиллерийское училище поступает.
— А как же иначе… Недаром он у нас Сушков-Суворов, — улыбнулась Варя.
— А на чём остановился твой друг? — спросила Клава.
— Решил в планово-экономический сдавать. Пожалеет потом, — махнул рукой Федя и вновь заговорил о буфете, артистах, пластинках.
— Ох, хитёр распорядитель! — засмеялась Клава, переглянувшись с подругой. — Боится, как бы мы с тобой без дела не остались. Ну что ж, давай впрягаться. — И она принялась помогать дежурным: побывала в буфете, у оркестрантов, расставила в зале цветы, послала Варю домой за пластинками.
Вскоре стали прибывать приглашённые из других школ: в городе любили выпускные вечера в школе имени Ленина.
Федя придирчиво проверял у них пригласительные билеты.
Незадолго до открытия вечера в вестибюль вошли трое юношей и девушка из окраинной городской школы. Одного из них, рослого, белокурого юношу с продолговатым загорелым лицом, почему-то одетого не по сезону в лыжный костюм, Федя узнал сразу. Это был Володя Аржанцев, тот самый, который на последних лыжных соревнованиях «обтяпал как миленьких», как говорили в городе, всех лучших лыжников школы имени Ленина, а в личном первенстве перегнал даже саму Клаву Назарову.
Когда Аржанцев с товарищами поднялся на второй этаж, Федя не утерпел и подошёл к Клаве.