— Эйвери, — задумчиво проговорила Франциска, — неужели именно лошади вызывают эти спазмы в твоей груди?
Он совсем забыл о Франциске. Свернувшись в клубочек в уголке огромного дивана, в своих светлых полупрозрачных одеждах она походила на осеннюю бабочку — пусть немного увядшую и слегка потрепанную, но все еще обворожительную.
— Иногда, — ответил он уклончиво. — Вряд ли стоит сейчас об этом говорить. Я стараюсь не приближаться к ним, если только меня не вынуждают обстоятельства. Ну, а теперь о ней.
— О ней? — Франциска выглядела озадаченной. Но затем ее лицо прояснилось. — Ах да. О ней. И что же?
Эйвери помолчал, размышляя, стоит ли ему откровенничать с кузиной. Бесспорно, среди его знакомых не было человека, который мог судить о характере Лили с большим беспристрастием, чем Франциска. Природа наделила ее опытом в вопросах отношения полов, и так было с тех пор, когда она еще только вышла из детского возраста.
— Камфилд, — произнес он наконец, передавая ей стакан виски с содовой.
— Мартин Камфилд? — Франциска взяла у него из рук стакан. — А он здесь при чем?
— Какого рода отношения существуют между ним и мисс Бид?
Ее губы сложились в презрительную гримаску.
— Насколько я могу судить, мистер Камфилд очень высокого мнения об умственных способностях Лили.
Эйвери успокоился. Если самым сильным чувством, которое Камфилд испытывает к такой женщине, как Лили, было высокое мнение о ее умственных способностях, то этот человек либо гомосексуалист, либо евнух. В любом случае Эйвери теперь был настроен к нему более доброжелательно, чем в начале разговора. Он улыбнулся:
— Или по крайней мере он сам хочет, чтобы она так Думала.
Улыбка исчезла с его лица.
— Возможно, Мартин Камфилд просто достаточно мудр, чтобы понять, насколько привлекательнее выглядит в глазах Лили мужчина, который ценит в ней личность, чем тот, который просто с ней заигрывает.
— Я никогда с ней не заигрывал!
— Но, Эйвери, я и не упрекала тебя в этом! — оскорбленно воскликнула Франциска.
— Я только хотел дать понять, что не отношусь к людям подобного сорта.
— И очень жаль, — отозвалась Франциска, одним залпом осушив добрую половину содержимого стакана.
— А как насчет Лили?
— Лили?
— Поощряет ли она ухаживания Камфилда?
— Разумеется, да, — ответила Франциска, поставив пустой стакан на столик рядом с диваном. — Что с тобой, Эйвери? Ты нездоров?
При одной мысли о Лили в объятиях Камфилда — или, что еще хуже, Камфилда в объятиях Лили — у Эйвери заныли зубы, и ему стоило немалых усилий их разжать.
— Со мной все в порядке. Просто мне неприятно было узнать, что женщина с умом и дарованиями Лили способна опуститься до того, чтобы таким грубым и бесчестным образом манипулировать чувствами мужчины.
— Грубым? Бесчестным? — Франциска нахмурилась. — И в чем же я, по-твоему, только что уличила Лили?
— В том, что она пускает в ход свои женские уловки, чтобы добиться от мужчин того, что ей нужно.
— Понятно. — Франциска покачала головой. — До чего же у некоторых людей богатое воображение! Не могу ли я спросить, что именно ей нужно от Мартина Камфилда?
— Понятия не имею, — отозвался Эйвери раздраженно. — Да и откуда мне знать? Что она сумела извлечь для себя из их знакомства?
Франциска откинулась на спинку дивана, лицо ее выражало глубокую задумчивость.
— Что ж, — произнесла она медленно, — пожалуй, она может похвастаться тем, что ей удалось приобрести у него семена для посева по очень низкой цене. Должна признаться, мне самой никогда не пришло бы в голову предлагать мужчине свою благосклонность в обмен на десятипроцентную скидку при покупке семян, но если она и впрямь так поступила, я бы назвала это чертовски удачным ходом…
— Не говори глупостей!
— Кто, я? — Она поднялась с дивана. — А мне казалось, что это ты слишком торопишься с выводами. Я говорила о том, что Лили кокетничала с Мартином Камфилдом, а не спала с ним, ты, чурбан неотесанный! Разница большая, как. ты сам понимаешь.
— Если бы ты перестала насмехаться над нами, простыми смертными, и отвечала бы на мои вопросы прямо, я бы не стал торопиться с выводами, — парировал он.
Его слова возымели желаемый эффект. Надменное выражение исчезло с лица Франциски. Под тонким слоем пудры, покрывавшим ее кожу, проступил яркий румянец.
— Неужели Лили позволила себе нечто такое, что дало тебе повод… э-э… подозревать ее в легкомыслии?
— Я джентльмен, Франциска, — ответил Эйвери холодно.
— Ага! — воскликнула она торжествующе. — Но одного я все-таки не пойму, Эйвери. Если она и ты… почему же ты тогда?.. — Она присмотрелась к нему повнимательнее. — Ты не доверяешь ее знакам внимания?
— Если с ее стороны и были какие-то знаки внимания — а я, как джентльмен, предпочел бы не распространяться на этот счет, то да, у меня есть все основания им не доверять. Я был бы круглым идиотом, если бы поступил иначе. Вот передо мной женщина, которая явно меня не выносит, которая в течение почти пяти лет писала мне всякие колкости и не делает никакой тайны из того обстоятельства, что намерена урвать у меня мое законное наследство, и вдруг она…
Оказывает мне знаки внимания! Что я мог… нет, должен был подумать?
— Бедняга. — Франциска наблюдала за ним с каким-то болезненным интересом.
— Не будь дурочкой, Франциска. Слава Богу, после его ответа с ее лица исчезло это тошнотворное выражение торжества.
— Гм… Что ж, если моя помощь тебе не нужна…
— Помощь в чем?
— Я могла бы тебе помочь — как бы поизящнее выразиться? — добиться руки Лили Бид.
— Я вовсе не намерен добиваться руки Лили Бид.
— Тебе незачем так повышать голос, Эйвери.
— А что еще мне прикажешь делать? Большей нелепости я в жизни не слышал. Лили Бид — упрямая, вздорная, своенравная особа, причиняющая всем одни неудобства. Она не выносит меня, я не выношу ее. Впрочем, «не выношу» — это, пожалуй, слишком сильно сказано. Просто я ей не доверяю. С одной стороны, она чересчур умна, а с другой — чересчур независима. Какой мужчина станет домогаться такой женщины?
— На этот вопрос я бы при всем желании ответить не смогла, — отозвалась Франциска добродушно. — Я же не мужчина. Может быть, ты сумеешь меня просветить?
— Охотно, — ответил Эйвери, едва отдавая себе отчет в том, что он собирался объяснить истоки того самого чувства, которое за минуту до того яростно отрицал. — Взаимное притяжение между людьми противоположного пола — вещь вполне естественная. Из того, что прежде я никогда не испытывал ничего подобного, вовсе не следует, что я хочу во что бы то ни стало заполучить Лили Бид. Мое влечение к ней, без сомнения, объясняется тем, что я неожиданно оказался в совершенно чуждом для меня женском обществе, а также несоответствием возрастов и наличием определенных химикалий в теле. — Он нахмурился. — Ну и конечно, ее глазами.
— По правде говоря, я не поняла, к чему ты клонишь, Эйвери.
— Я имею в виду, — пояснил Эйвери, — что поскольку мое увлечение, как мы только что выяснили, является лишь следствием неудачного сочетания ряда умственных, химических и социальных факторов, я нашел отличный способ с ним справиться.
— О!
— Пруд возле мельницы! — воскликнул он, весьма довольный собой. — Я внимательно осмотрел его, когда прогуливался вместе с Лили. Вода там довольно глубокая и, насколько я помню, очень холодная.
— Ты что, собираешься купаться в ледяной воде?
— А что еще мне остается?" — Он понимал, что говорил намного громче, чем следовало бы, однако не мог себя сдержать. — Я словно одержим этой женщиной. Это ненормально. Да что там, просто нелепо!
— Ты же сам только что сказал, что это вполне естественно.
— Я ошибался… Нет, я был прав! Дьявольщина! Как только речь заходит о ней, у меня все начинает путаться в голове. Она начисто лишила меня способности рассуждать здраво. , Он вынул из кармана пиджака портсигар, одним щелчком открыл его и, достав сигару, сказал:
— Мне нужно держаться от нее подальше. Эта поездка в Лондон пойдет мне на пользу. Очевидно, я вступил в ту пору жизни, когда мне следует подумать о женитьбе. Я… я договорился о встрече с несколькими друзьями. У некоторых из них есть сестры. Милые кроткие создания. Из них выйдут прекрасные жены. О черт, она даже не позволяет мне курить в доме!
Яростным движением он запихал сигару на место и снова сунул портсигар в карман.
— Бедняжка. — Однако в голосе Франциски явно не хватало сочувствия. — Почему бы тебе не смириться с неизбежным? Поверь мне, Эйвери, я сама не раз оказывалась в том же положении, что и ты. Такого рода чувства, как у тебя, непреодолимы, и противиться им бесполезно. Взаимное влечение между мужчиной и женщиной столь же неотвратимо, как волны океанского прилива. С тем же успехом ты можешь утонуть в них и при этом ощущать себя наверху блаженства.
— Я не собираюсь становиться утопленником, — заявил Эйвери решительно. — Я лучше прибегну к купаниям. Долгим бодрящим купаниям в ледяной воде. Каждый день, если понадобится. Два раза в день.
— Ты просто глупец, Эйвери, — вздохнула Франциска.
Он подозревал, что она права, хотя и не мог объяснить почему, и это обстоятельство окончательно вывело его из себя.
— Черт побери, Франциска, ей нужен мой дом!
— Лили, — произнесла она приторно-мягким тоном, — отдала этому дому пять лет своей юности! Те самые пять лет, которые другие молодые девушки обычно отдают поклонникам, забавам и веселью, Лили просиживала с вечера до утра над счетами, напрягая зрение в попытке извлечь из фермы хоть один лишний пенни дохода, сама мыла полы, ползая на четвереньках… — Заметив изумленное выражение его лица, она осеклась и презрительно поджала губы. — Бог ты мой, Эйвери, неужели ты и впрямь думаешь, будто эти три несчастные беременные горничные, у которых и без того хватает забот, выполняли всю работу по дому? Ты только взгляни на ее руки!
— Почему? — спросил он недоуменно. Она неверно поняла его вопрос.
— Да потому, что у нее не было другого способа обеспечить себе то будущее, каким она хочет его видеть. Полагаю, что после всего того, что Лили сделала для Милл-Хауса, она имеет полное право считать этот дом своим. — Франциска спокойно подняла на него глаза. — Я, во всяком случае, не собираюсь ей в этом препятствовать.
Ее слова поразили его как удар, снова вернув к той же дилемме, которая терзала его все последнее время. Он откинул волосы со лба.
— Знаю, — произнес он. — Я собственными глазами видел, чего она добилась. Сам я никогда не считал это возможным. Но, Франциска, не я первым бросил Лили этот вызов. Я не виноват в том, что ей предложили мой дом.
Франциска молча смотрела на него.
— Милл-Хаус был обещан мне, когда мне было меньше лет, чем сейчас Бернарду, — продолжал он. — Я думал о нем, видел его в своих снах, рассчитывал на него даже тогда, когда мне больше не на что было рассчитывать. Он должен был стать моим домом. И дна знала об этом, когда согласилась на план Горацио. Только не надо мне говорить, будто она не отдавала себе отчета в том, что, устраивая свое будущее, она тем самым отнимала его у другого человека.
— Я понимаю, почему ее поступок кажется тебе таким бесчувственным, Эйвери, — отозвалась Франциска; пренебрежительная гримаска на ее лице сменилась замешательством. — Могу сказать в ее оправдание лишь то, что пять лет назад твои шансы, с ее точки зрения, были более высокими, чем ее собственные.
— А мне какое до этого дело? Она приняла вызов, зная, что, если ей удастся взять верх, я неминуемо лишусь своего законного наследства. Скверно сработано, Франциска. Очень скверно.
— Возможно, тебе такое поведение может показаться не совсем джентльменским…
— Вот именно, черт побери! — взорвался он. — Если она на это решилась, на что еще она способна? Какие еще шаги она предпримет, чтобы завладеть Милл-Хаусом? И как я могу себе позволить связаться с подобной женщиной? Вместе с тем, когда я вижу этих несчастных, списанных за негодностью скаковых лошадей, о которых она заботится, я невольно спрашиваю себя: зачем ей ставить под удар свое будущее ради каких-то жалких кляч? Вряд ли сухая, беспринципная особа, какой она хочет казаться, пойдет на подобное безрассудство. И что еще важнее, около года назад она написала мне письмо, которое… которое спасло мне жизнь… Оно очень много для меня значило. Мне с трудом верится, чтобы женщина, написавшая мне такое письмо, могла оказаться настолько черствой.
У Франциски не нашлось ответа на эту загадку.
Внезапно Эйвери почувствовал, что он устал. Устал, опустошен и охвачен горьким сознанием того, что единственной женщине, которая ему была так нужна, он не мог доверять.
— Я по достоинству ценю те усилия, которые приложила Лили, чтобы добиться своего, но все же надеюсь, что она окажется в проигрыше. Просто хотеть чего-либо — не значит иметь на это право.
— Стало быть, именно это ты твердишь себе всякий раз, когда смотришь на нее? — спросила Франциска. — Что она не заслуживает твоего дома? Или у тебя на уме совсем другое?
Эйвери глухо застонал. Франциска могла завести разговор о денежной реформе и тут же перевести его на тему отношений между полами. А то, что ее слова с новой силой пробудили в нем страсть к Лили, никак не могло служить предметом для шуток. Вздохнув, он поднялся с кресла и направился к двери.
— Как я уже сказал, Франциска, я нашел верное средство от своего недуга.
Эйвери рывком распахнул дверь и нос к носу столкнулся с Бернардом. Он закрыл глаза и сосчитал про себя до десяти. Когда он снова их открыл, первое, что он увидел, был его кузен, который, весь красный от смущения, неуклюже переминался с ноги на ногу.
— Я случайно проходил мимо и услышал, как вы упомянули в разговоре имя мисс Бид, — запинаясь, выговорил мальчик. Вид у него был жалкий донельзя, но все же Эйвери отдавал парню должное: он смотрел ему в глаза прямо, чуть ли не с вызовом. — Правда, мне удалось разобрать не так уж много. Эта проклятая дверь слишком толстая…
— Не надо сквернословить, Бернард, — сурово укорил его Эйвери. — Это недостойно джентльмена.
— Да, сэр, — огрызнулся в ответ Бернард. — Но, будучи джентльменом, я думаю… то есть я считаю себя в долгу перед мисс Бид. На мне лежит обязанность заботиться о ее благополучии, и потому меня так беспокоит то, что…
Еще один Торн, оказавшийся во власти этой темноволосой чаровницы? Эйвери, прищурившись, окинул взглядом покрытое лихорадочным румянцем лицо подростка, охваченное дрожью тело и пылающий взор. О черт!
Схватив Бернарда за худые плечи, он резко развернул его и вытолкал в коридор.
— Вот и отлично, Бернард. У меня как раз есть способ унять твое беспокойство.
— Куда мы направляемся? — осведомился Бернард.
— На пруд, мой мальчик. Нам с тобой не мешает поплавать в холодной воде.
Глава 15
— Прыгай! — крикнул ему Эйвери. — Здесь шесть или семь футов глубины, а не мелководье, как с северной стороны.
— Сейчас. — Бернард сбросил ботинки и поднялся, чтобы снять брюки.
На какой-то миг у Эйвери возникло сильное ощущение, будто он перенесся в прошлое. Ему казалось, что он видит перед собой собственную фотографию, только снятую десять лет назад.
Широкие костлявые плечи Бернарда проступали под тонкой тканью рубашки, словно вешалка для одежды. Белые ноги, торчавшие из-под ее подола, были тонкими и длинными, как спички, и заканчивались громадными, похожими на утиные лапы ступнями. С таким сложением, подумалось Эйвери, парень должен держаться на воде как поплавок.
— Ну же, давай!
— Я же сказал — сейчас! — отозвался Бернард раздраженно.
Ухмылка на лице Эйвери сделалась шире.
Решительно выпятив подбородок, Бернард отступил на шаг и оттолкнулся от берега. Быстро перебирая ногами, он сделал сальто в воздухе и, войдя в воду, скрылся под ней. Спустя мгновение он снова появился над поверхностью пруда, отфыркиваясь и шумно ловя ртом воздух. Эйвери подплыл к нему, и довольное выражение на его лице уступило место тревоге.