Лили медленно сложила письмо и потом долго сидела за столом, задумчиво глядя в пространство. Наконец взяла перо, положила перед собой лист бумаги и начала писать ответ.
Глава 5
Доминиканские острова Апрель 1892 года
По-детски аккуратный почерк вызвал у Эйвери невольную улыбку.
Дорогой кузен!
Надеюсь, мое письмо застанет вас в добром здравии. Я же в последнее время чувствовал себя неважно и потому собираюсь этим летом приехать в Милл-Хаус раньше обычного.
Мама говорит, нам всем стоит воспользоваться случаем и насладиться жизнью в усадьбе, пока ее еще можно назвать Счастливым Домом. По ее словам, мисс Бид собирается продать Милл-Хаус, как только станет его полноправной владелицей. Впрочем, мне такой исход кажется маловероятным, поскольку поля оказались затопленными и весь урожай озимых погиб на корню.
Бедную мисс Бид это глубоко огорчило. Мама даже писала мне, что однажды застала ее плачущей, а ведь мисс Бид не из тех женщин, которые любят давать волю слезам. Мне бы очень хотелось чем-нибудь ей помочь, однако должно пройти еще десять лет, прежде чем я смогу предложить ей свое покровительство. Если верить маме, мисс Бид твердо намерена сама позаботиться о себе в случае необходимости. Как вы думаете, откуда у нее могло взяться подобное намерение? Мама так и не сумела просветить меня на этот счет. По-моему, мисс Бид просто хочет показать свою отвагу.
В этой связи считаю своим долгом заметить, что если вы джентльмен, то просто обязаны предложить ей поддержку. Я убежден, что вы так и поступите после вашего возвращения, которого, как я надеюсь, осталось ждать уже недолго.
Я только что прочел серию ваших статей о путешествии по Амазонке. Бесподобно! Судя по всему, на мисс Бид они тоже произвели впечатление, и вы ошибаетесь, если думаете, будто она считает ваши странствия простым потаканием собственным капризам. Когда я спросил ее об этом напрямик, она написала мне ответное письмо, в котором совершенно недвусмысленно заявила, что не может представить себе другого человека, который так же хорошо чувствовал бы себя в джунглях, как вы.
Ваш кузен Бернард Торн.
— Так, значит, она собирается продать мой дом? — Улыбка тут же исчезла с губ Эйвери. — И что, черт побери, парень хочет сказать этим своим «Если вы джентльмен…»?!
Он рассеянно вынул из кармана позолоченные часы Карла. Пять лет данной ему «отсрочки» почти истекли, и, как он и предполагал, Лили Бид оказалась в отчаянном положении. Выходит, весь урожай озимых погиб. Что ж, будет удивительно, если от его имения останется хоть что-нибудь, чтобы он мог снова привести ее в божеский вид, когда отпущенный Лили срок аренды подойдет к концу.
Вероятно, ему стоит вернуться в Англию пораньше, чтобы выяснить, какие еще неприятные сюрпризы подстерегают его там, прежде чем вступить в права наследования. По правде говоря, он уже устал от путешествий. Еще никогда его тоска по дому не была такой острой и неотступной. Вернуться за месяц до срока или около того — что в этом плохого? Кроме того, ему еще предстоит решить, что он должен — или в данном случае может — сделать для Лили Бид.
Да, подумал Эйвери, спрятав часы в карман, у него имелось множество веских доводов, почему ему следовало вернуться в Англию как можно скорее. Он быстро направился к пристани.
Милл-Хаус, Девон Май 1892 года
Лили быстро шла по коридору, в сердцах ругая Эвелин, которой как раз в это самое утро вздумалось уехать на неделю в Бат.
Почему эта проклятая школа решила именно сейчас уступить ее настойчивым просьбам и отпустить Бернарда домой? И каким образом мальчик сумел проделать такой долгий путь один? Лили была ошеломлена, когда Тереза, которой оставалось еще два месяца до родов, но которая тем не менее выглядела раздавшейся, как тыква в октябре, сообщила ей с широкой ухмылкой на лице, что мистер Торн готов принять ее в гостиной.
Надо же! Мистер Торн готов ее принять! Мальчику явно захотелось выглядеть в ее глазах взрослым мужчиной.
Будь она неладна, эта Тереза! Уж она-то отлично знала, как стесняло ее присутствие Бернарда. Когда он в последний раз приезжал домой, то буквально ходил за Лили по пятам с раннего утра и до позднего вечера. Ей нетрудно было угадать в этом первые признаки зарождающегося юношеского увлечения, однако она еще не решила, как ей поступить в данном случае. Ей не хотелось подрывать у бедного подростка уверенность в себе — тем более что Бернард, с его долговязым неуклюжим телом, узкой грудью и темными кругами под глазами, нуждался в особенно бережном к себе отношении. Она не должна была обращаться с ним как с ребенком. Но и как с мужчиной — тоже. Быть может, как с ребенком, который еще не стал мужчиной, или с мужчиной, оставшимся в душе ребенком…
Проклятие! Да полно тебе, Лили, подумала она, остановившись на пороге и оправляя прическу. Ему же всего двенадцать лет! Уж конечно, тебе ничего не стоит поставить на место этого зазнавшегося мальчишку. Веди себя как любящая тетушка. Можешь даже добродушно подтрунивать над ним. Но в первую очередь старайся не поощрять чересчур преданных взглядов, да и вообще любых проявлений душевного волнения, коли на то пошло.
Девушка сделала глубокий вдох, вошла в библиотеку и осмотрелась по сторонам. Вот он, в большом кресле с подголовником, повернутом к окну. Темные взъерошенные кудри выдавались над спинкой кресла. Бедняга, должно быть, прибавил еще несколько дюймов к своему и без того слишком длинному телу.
— А, вот и ты, дорогой! — приветствовала она его. — Я вижу, ты уже удобно тут устроился. Превосходно.
Ответа не последовало. Впрочем, Бернард всегда был робок и, судя по всему, собирался с духом, прежде чем с ней поздороваться. Ей вдруг стало его жаль. Мальчик вернула домой лишь для того, чтобы узнать, что его мать уехала, тетка пропадает неизвестно где, и единственной, кто пришел его встретить, оказалась та самая женщина, которой он был увлечен. Лили хорошо помнила свои юношеские увлечения. Порой они ранили, и очень больно.
— Подойди сюда, дружок. — Ее тон источал дружелюбие. — Что скажешь, если мы вместе с тобой совершим небольшой набег на кладовую? Ты, должно быть, проголодался с дороги, а я знаю, где Франциска прячет свои лучшие конфеты с Бон-стрит.
Она терпеливо ждала, однако так и не услышала даже тихого смешка в ответ на свою вымученную шутку.
— Мы как раз обсуждали, что тебе подарить на день рождения. В последнее время этот вопрос занимает все наши вечера. — Лили подошла к нему ближе. — Оловянных солдатиков? Слишком по-детски. Как насчет новой фотокамеры? Или складной удочки? Милл-Хаус может похвастаться ручьем, в котором полно рыбы. — Тут она выложила свой главный козырь:
— Я слышала, что твой кузен Эйвери заядлый рыболов.
Против такого соблазна он не сможет устоять. Всем вокруг было известно, что Бернард почти боготворил Эйвери Торна. И действительно, ей показалось, будто она уловила слабое шевеление со стороны кресла.
— Я знаю, в последнее время мы слишком мало времени проводили вместе, и очень об этом сожалею, — продолжала она мягко. — Но мы быстро сумеем наверстать упущенное. Можно ли найти лучшее место, чтобы оживить старую дружбу, чем живописный берег ручья? Ну, что вы на это скажете, сэр? Идите сюда и дайте вашей тетушке Лил обнять вас покрепче.
Теперь уже движение со стороны кресла нельзя было не заметить. Сильные загорелые руки, на мизинце одной из которых, левой, поблескивал крупный перстень с печаткой, обхватили подлокотники. Высокий человек, мускулистый и широкоплечий, рывком поднялся с кресла и, обернувшись, оказался с ней лицом к лицу.
— Как бы ни была мне приятна мысль об объятиях, — произнес незнакомый мужчина спокойным, чуть язвительным тоном, — боюсь, мне придется довольствоваться кон-конфетами… тетушка Лили.
Лилиан Бид была великолепна.
Потрясение, испытанное им от ее внешности, не только не оставило камня на камне от его былых предубеждений, но буквально лишило его дара речи. Слава Богу, что он заранее придал своему лицу вежливое выражение, прежде чем обернуться и посмотреть на нее. Стоило ему ее увидеть, как он уже не был уверен, сможет ли выдавить хоть одну мало-мальски связную фразу. И вот не прошло и пары минут с момента их первой встречи, а Лили Бид уже удалось взять над ним верх. Но сколь бы прекрасной она ему ни показалась, единственное, что Эйвери усвоил твердо за пять лет их переписки, так это то, что Лили Бид никогда, ни в коем случае не следовало позволять брать над собой верх.
Широкий лоб, небольшой аккуратный подбородок. Темные, с экзотическим разрезом глаза, устремленные на него, были обрамлены такими густыми и длинными ресницами, что они бросали тень на ее нежные щеки. Ее губы были полными, как у египтянок, и такими красными, словно она все время смачивала их крепким хересом. Иссиня-черные волосы, похожие на облачко из тугих завитков, были стянуты на макушке в пучок, что подчеркивало ее длинную стройную шею и делало и без того внушительную фигуру еще выше.
Она великолепна, снова подумал Эйвери. Лили Бид. До чего же несправедлива порой судьба!
Девушка поднесла руку к горлу жестом одновременно обольстительным и обороняющимся, тем самым привлекая его внимание к своей одежде. Она носила то, что со стороны напоминало обычную мужскую льняную рубашку, а также темно-бордовую шерстяную… Боже правый, да ведь она носила штаны! Но несмотря на строгий мужской наряд, а быть может, именно благодаря ему она выглядела так же причудливо и эксцентрично, как одалиска, переодетая во власяницу.
Внезапно Эйвери осознал, что уже целую минуту пялится на нее с самым глупым видом. Разумеется, Лили тоже не теряла времени, присматриваясь к непрошеному гостю, однако выражение ее лица едва ли можно было назвать доброжелательным.
— Вы должны меня извинить, — сказала она наконец. — Я приняла вас за другого.
Безупречно правильный выговор, присущий представителям аристократии, придавал дополнительное очарование ее необычной внешности. Должно быть, он и впрямь сошел с ума. Сначала Лили Бид ошеломила его, теперь — очаровала.
— Я очень рад с вами поз…
— У вас большой багаж? — осведомилась она.
— Нет, не очень.
Он пересек комнату и приблизился к ней. Ее кожа цветом напоминала песок на таитянском побережье, а когда Лили подняла голову, чтобы взглянуть на него, ему в глаза бросился небольшой шрам под одной из ее прямых темных бровей.
— Я хотел сказать, что безмерно счастлив наконец встретиться с вами, мисс Бид. Я очень ценю ваше…
— Полагаю, ни вам, ни мне нет нужды тратить время на светские любезности. Где Бернард?
Стало быть, она еще пытается разыгрывать из себя хозяйку поместья?
— Понятия не имею, — ответил он. — А вы что, его потеряли?
— Я? — Глаза ее округлились от изумления. Они были чрезвычайно выразительными, а их густой темный оттенок наводил на мысль о кофе по-турецки. Внезапно они превратились в щелочки. — Послушайте, сэр. Я не потерплю никакой фамильярности от лица, которому поручено сопровождать Бернарда, и думаю, его наставники в Харроу[5] — тоже. Кто вы, собственно, такой? Тренер футбольной команды?
О Боже! Эта девчонка даже не знает, кто перед ней! У Эйвери возникло ощущение, будто он получил пощечину. Правда, он сам никогда бы не выделил ее из толпы в качестве предполагаемого автора тех хлестких посланий, которые неотступно следовали за ним через четыре континента, однако у него не было другой подсказки, кроме плохо запомнившейся ему карикатуры в газете. А вот Лили не с чем было его сравнить. Его портрет, будь он неладен, висит в галерее на третьем этаже… По крайней мере когда-то там висел.
Забыв о своей решимости сохранять спокойствие и вести себя с ней как можно вежливее, Эйвери широким шагом проследовал мимо нее в коридор. Из-за спины до него доносилось шуршание ее злосчастных штанов.
— Послушайте, вы не можете так…
Эйвери не обращал на нее внимания, твердо решив выяснить, где сейчас находится его портрет. Это было единственное его изображение, написанное по настоянию дяди. Правда, раньше оно для него ровным счетом ничего не значило, однако с недавнего — совсем недавнего — времени приобрело в его глазах особую важность. И как только она посмела его убрать?
— Что вы себе позволяете?! — гневно воскликнула Лили, стараясь от него не отставать. — Клянусь, это будет стоить вам места!
Эйвери, гордо подняв голову, направился через главную анфиладу, уголком глаза подмечая скромное изящество обстановки в комнатах, через которые ему пришлось проходить, — пустой, хотя и начищенный до блеска столик с инкрустацией из слоновой кости, потертую ковровую дорожку восточной работы с обтрепавшейся кромкой, запах воска и лимонного масла. Он поднялся вверх по винтовой лестнице и свернул в то крыло, где обычно висели некоторые из бесчисленных фамильных портретов. Вот здесь, рядом с изображением его прапрабабки, Кэтрин Монтроуз, должен быть…
Он вдруг остановился. Его портрет висел там же, где и всегда, — на самом видном месте. Его никто не снял.
Нахмурившись, Эйвери обернулся. Лили Бид стояла всего в футе от него, уперев кулаки в бока, ее пылающие гневом глаза напоминали два ярких сердолика.
— Если вы через две минуты не покинете мой дом, я прикажу выставить вас отсюда силой!
В ее голосе по-прежнему звенело раздражение, однако от прежнего высокомерия не осталось и следа.
Ах вот как? Выставить его из ее дома? Он сделал шаг в ее сторону, однако она не собиралась сдаваться. Ее взгляд был прикован к нему, и Эйвери понял, что она скорее предпочтет столкнуться с ним нос к носу, чем отступит хотя бы на шаг. Да, эту женщину невозможно было не узнать. Воинственная, с крутым нравом, независимая в словах и поступках…
— Прежде всего скажите, как вам вообще удалось проникнуть в дом через парадную дверь?
Ее голос вдруг замер, едва ее взгляд, скользнув мимо него, метнулся к портрету, потом опять к нему. Черты ее лица отличались такой выразительностью, что по ним до смешного легко можно было прочесть все, как в открытой книге. Сейчас на нем отражался безотчетный ужас. Так. Это уже лучше.
Эйвери принял ту самую позу, которая стала для него привычной за долгие месяцы работы над картиной.
— Есть некоторое сходство, вы не находите?
— Торн, — потрясение произнесла она.
— Да.
— Что вы здесь делаете?
— Разве так подобает приветствовать человека, который в течение долгих лет был вашим верным корреспондентом?
— Верным? — отозвалась она язвительно. — Мне кажется, это определение скорее относится ко мне, поскольку именно мне приходилось целых пять лет заниматься выяснением вашего местонахождения. Все эти намеки и недомолвки относительно цели вашего следующего путешествия были какой-то нелепой игрой в кошки-мышки. Если бы у моих родителей не было друзей во всех уголках земного шара, я сомневаюсь, что мне вообще удалось бы вас разыскать. Порой удача мне изменяла. Вы ни разу не сочли нужным предупредить меня, куда… Да что там, прошлой зимой я была уверена в том, что вас уже нет в живых! — Лили вдруг осеклась и покачала головой, будто гнев отвлек ее внимание от главного. — Итак, что вы тут делаете? Я не расслышала ваших слов.
— Я ничего не говорил. — Он поднял вверх руку. — Мне казалось, что мое присутствие здесь не нуждается в объяснениях. Отведенный вам срок владения усадьбой уже почти истек. Я не испытываю настоятельной потребности в дальнейших путешествиях и вместо этого счел нужным приехать сюда, чтобы собственными глазами увидеть, в каком состоянии находится поместье. Всегда следует провести предварительную разведку, прежде чем вступить на незнакомую территорию.