В моей матери всего пять футов роста. Она лишь на семнадцать лет старше меня, и это значит, что ей ещё нет пятидесяти, а выглядит она и вовсе на тридцать. Она до сих пор могла носить пряжки — призы за победы в скачках вокруг бочек (одна из дисциплин родео — прим. переводчика) — на их оригинальных поясах. Она блондинка — я уверена, что это её натуральный цвет, — но оттенок меняется каждый год. В этом году он был рыжевато-золотистым. У неё большие невинные голубые глаза, чуть вздёрнутый нос и полные, округлые губы.
С посторонними она иногда играет в глупую блондинку, хлопая ресницами и добавляя в голос хрипотцы, которую узнает любой, кто смотрел старые фильмы вроде «В джазе только девушки» или «Автобусная остановка». Насколько я знаю, моя мать ни разу в жизни сама не меняла сдувшуюся шину.
Если бы резкий нотки гнева в ее голосе не дополнялись бы темными кругами под ее глазами, я бы могла ответить тем же. Вместо этого, я просто пожала плечами.
— Я не знаю, мам. После того, как это произошло… Я несколько дней оставалась койотом.
Я представила полу-истеричный образ того, как звоню ей и говорю: «Кстати, мам, угадай, что случилось со мной сегодня…»
Она посмотрела мне в глаза и, я думаю, увидела больше, чем мне бы хотелось.
— Ты в порядке?
Я уже собиралась сказать «да», но время, прожитое с существами, умеющими чуять ложь, подарило мне привычку отвечать честно.
— По большей части да, — сказала я, идя на компромисс. — Помогает то, что он мёртв.
Было унизительно, что опять появилась тяжесть в груди. Я дала себе столько времени пожалеть себя, сколько могла позволить.
Мама могла обнимать своих детей, как любой из самых лучших родителей, но я должна была больше ей доверять. Она знала, насколько важно крепко стоять на своих двоих. Кисть её правой руки была сжата в напряжённый кулак, но когда она заговорила, её голос был оживлённым.
— Хорошо, — сказала она, словно мы уже обговорили всё, что она хотела узнать. Я была не настолько глупой, чтобы поверить в это, но я также знала, что время расспросов настанет позже, когда мы останемся наедине.
Она посмотрела своими ангельскими голубыми глазами на Адама.
— Кто вы, и что вы делаете в доме моей дочери в одиннадцать вечера?
— Мне не 16, - возмутилась я, — я могу оставаться с мужчиной хоть всю ночь, если захочу.
Мама и Адам оба проигнорировали меня.
Адам оставался напротив двери в мою спальню и держался более непринужденно, чем обычно. Я думаю, он пытался создать у моей матери впечатление, что он здесь дома, что он тот, кто имеет право не пускать её в мою комнату. Он приподнял бровь и не выказывал и тени той паники, которая слышалась раньше в его голосе.
— Я Адам Хауптман. Я живу по другую сторону забора за её домом.
Она бросила на него сердитый взгляд.
— Альфа? Разведённый мужчина с дочерью-подростком?
Он подарил ей одну из своих внезапных улыбок, и я знала, что моя мама уже одержала очередную победу: она весьма притягательна, когда сердится, а Адам знает не так много людей, достаточно отчаянных, чтобы сердится на него. Внезапно на меня нашло озарение. На протяжении последних нескольких лет я совершала тактическую ошибку, если действительно хотела, чтобы он перестал заигрывать со мной. Мне нужно было глупо улыбаться и хлопать ресницами перед ним. Очевидно, он наслаждался компанией огрызающейся на него женщины. Он был слишком занят тем, что смотрел на сердитое лицо моей матери, чтобы увидеть моё.
— Именно так, мадам, — Адам перестал прислоняться к двери и сделал несколько шагов в комнату.
— Приятно наконец-то с тобой встретиться, Марджи. Мерси часто говорит о тебе.
Не знаю, что ответила бы на это моя мама, бесспорно, что-нибудь вежливое. Но с хлопающим звуком, словно яйцо разбилось о цементный пол, нечто появилось между мамой и Адамом, в футе или около того над ковром. Это было нечто размером с человека, чёрное и переломанное. Оно упало на пол, издавая неприятные запахи магии, старой крови и гнилых трупов.
Я смотрела на это очень долго, но мои глаза не сумели подобрать шаблон, который бы совпал с тем, что мне рассказал мой нос. Даже знания о том, что существует всего несколько вещей, которые могли бы просто появиться в моей гостиной, без использования двери, не смогли заставить меня опознать это. Это была зеленая рубашка, порванная и крашенная, на которой фирменный знак известной дизайнерской марки
Датский дог до сих пор был виден, и это заставило меня признать, что нечто чёрное и съёжившееся было Стефаном.
Я опустилась на колени рядом с ним и протянула к нему руку, прежде чем отдернуть ее, боясь повредить ему больше. Он явно был мертв, но так как он был вампиром, это было не так уж и плохо, как могло было бы быть.
— Стефан? — позвала я.
Я была не единственной, кто вздрогнул, когда он схватил меня на запястье. Кожа на его руке была сухой и хрустела рядом с моей кожей, сбивая с толку.
Стефан был моим другом с самого первого дня я переехал сюда из Три-Сити. Он обаятельный, смешной, и щедрый, если забыть о том, скольких ни в чем неповинных людей он убил, пытаясь защитить меня.
Это было все, что я могла сделать, чтобы не отдёрнуть руку и не начать стирать ощущение его хрупкой кожи на моей руке.
И меня терзало жуткое чувство, что ему больно держаться за меня, что в любой момент его кожа расколется и отпадёт.
Его глаза открылись до щелок, радужные оболочки были тёмно-красными, а не коричневыми. Он дважды открыл и закрыл рот, не издав при этом ни звука. Затем он сжал хватку на моей руке, так, что я не могла бы освободиться, если бы захотела.
Он вдохнул немного воздуха, чтобы иметь возможность говорить, но не мог делать этого правильно, и я слышала, как воздух с шипением просачивается в районе его рёбер, откуда он не имел никакого права выходить.
— Она знает.
Его голос совсем не звучал как его. Он был грубым и сухим. Когда он начал медленно приближать мою руку к своему лицу, то, используя последний оставшийся в лёгких воздух, сосредоточенно сказал: «Беги». С этими словами тот, кто был моим другом, исчез, поглощённый лютым голодом.
Глядя в его безумные глаза, я подумала, что его совет стоит того, чтобы ему последовать, — очень жаль, что я не смогу освободиться, чтобы сделать это. Он был медлителен, но я была в его власти и не являлась вервольфом или вампиром, обладающим сверхъестественной силой, чтобы помочь себе.
Я услышала характерный щелчок взводимого курка и бросила быстрый взгляд на мою мать, державшую в руках угрожающе выглядящий Глок, дуло которого было направлено на Стефана. Он был чёрно-розовым — всегда была уверена, что у моей матери пистолет, как у Барби, — прелестный, но смертоносный.
— Всё в порядке, — поспешно сказала я ей — моя мать, не колеблясь, выстрелит, если подумает, что он собирается навредить мне. В обычной ситуации я не стала бы особенно волноваться, если бы кому-то пришло в голову выстрелить в Стефана, вампиры не настолько уязвимы для пуль, но он был в плохой форме.
— Он на нашей стороне, — трудно было заставить голос звучать убедительно, когда он притягивал меня к себе, но я приложила максимум усилий.
Адам схватил запястье Стефана и удерживая его так, что теперь Стефан тянулся ко мне, вампир медленно оторвал свою голову от пола. Приблизившись к моей руке, Стефан открыл рот и обгорелые обрывки кожи упали на черный ковер. Его клыки были белыми и предвещающими смерть, а также намного больше, чем мне запомнилось.
Мое дыхание ускорилось, но я не отдернулась от него и не заскулила: — Уберите его! Уберите его! — указывая на него.
Вместо этого, я отклонилась от Стефана и положила голову на плечо Адама. Это делало мою шею уязвимой, но запах оборотня и Адама помог замаскировать зловоние, которое распространял Стефан. Если Стефану необходима кровь, чтобы выжить, я готова была пожертвовать ее для него.
— Всё в порядке, Адам, отпусти его.
— Не опускай пистолет, — сказал Адам моей матери. — Мерси, если ничего не получится, позвони ко мне домой и скажи Даррилу, чтобы собрал всех, кто находится там, и привёл их сюда.
И, в знак доброй воли, который полностью был в его духе, Адам положил свое запястье перед лицом Стефана.
Создавалось впечатление, что вампир ничего не замечает и его продолжает притягивать моя рука. Он не дышал, поэтому не мог почувствовать Адама, сомневаюсь, что он игнорировать его намеренно.
Я бы попыталась остановить Адама — поскольку я кормила Стефана ранее без каких-либо побочных эффектов и была уверена, что Стефану небезразлично буду ли я жить или умру. Я не думаю, что он чувствовал нечто подобное в отношении Адама. Но я вспомнила, что Стефан говорил мне о том, что «не должно» возникнуть никаких проблем, поскольку был лишь один случай, и я знала нескольких овец Стефана, которые служили ему завтраком. обедом и ужином. Все они полностью доверяли ему. Не поймите меня неправильно, он отличный парень для вампира, но я как-то сомневаюсь, что все те люди, в основном женщины, могли бы жить вместе принадлежа одному человеку без воздействия какого-то вампирского гипноза. И я вроде бы дозу воздействия на меня магического принуждения выбрала на год вперед.
Любая попытка остановить Адама в любом случае была бы бесполезна. Поскольку в этот момент он чувствовал особую ответственность за меня, и все мои действия могли лишь больше распалить вспыльчивый нрав его, мой и моей матери.
Адам прижал запястье ко рту Стефана, и вампир приостановил свои попытки сократить расстояние между моей рукой и его клыками. Он, казалось, растерялся в тот самый момент, когда сделал вдох.
Зубы Стефана погрузились в запястье Адама, а свободная рука тут же взметнулась, зафиксировав руку Адама, и все это не открывая глаз, так молниеносно, все движения, словно кадры из какого-то дешевого мультфильма.
Адам шумно дышал носом, но я не могла понять — это потому что ему больно или потому что ему было хорошо. Когда Стефан питался от меня, я была не в лучшей форме. Я не запомнила.
Это было необыкновенно интимно, Стефан держался за меня, пока пил из запястья Адама, а Адам прижимался ко мне все сильнее и сильнее, пока Стефан кормился. Интим с аудиторией. Я повернула голову, чтобы увидеть, что моя мать все еще держала свое оружие крепко двумя руками, нацелившись в голову Стефану. Выражение ее лица было совершенно спокойным, как если бы она видела обгоревшие тела, появляющиеся из ниоткуда, или воскресших мертвецов, вонзивших клыки в кого-то, кто был только что рядом с ней, хотя я знала, что это не так. Я не была уверена, что она когда-либо видела хоть одного из оборотней в животной форме волка.
— Мам, — обратилась я. — Этот вампир — Стефан, он мой друг.
— Мне убрать пистолет? Ты уверена? Он не похож на друга.
Я посмотрела на Стефана, который выглядел уже лучше, хотя я до сих пор не узнала бы его без помощи моего носа.
— Честно говоря, я не уверена что это хорошая идея. Пули, если они серебряные, могут остановить оборотней, но я не думаю, что какие-нибудь пули сильно навредят вампиру.
Она спрятала Глок во внутреннюю кобуру, прикрепленную к задней части ее джинс. — «Так что же вы делаете с вампирами?»
Кто-то постучал в дверь. Я не слышала, чтобы кто подъезжал, но я была немного увлечена.
— Не позволяй им проникнуть во внутрь, — предложил Адам.
Мама, которая была на пути к двери, остановилась. — Это, вероятно, за вампиром?
— Лучше пусть получат меня, чем его, — сказал я. Я пошевелила рукой, и Стефан отпустил меня, крепче ухватившись за Адама.
— Ты там в порядке, Адам?
— Он слишком слаб, чтобы кормиться быстро, — прокомментировал Адам. — Я еще справлюсь какое-то время. Если вы найдете мой телефон и нажмете кнопку быстрого вызова, то я найду еще нескольких волков. Я сомневаюсь, что одного кормления будет достаточно.
Мы с мамой переглянулись, и я взяла все на себя, и вытащила телефон из держателя на поясе. Вместо того чтобы терять время на поиски в своих контактах, я просто набрала его домашний номер и вручила ему трубку. У того кто был снаружи росло нетерпение.
Я поправила футболку и окинула себя быстрым взглядом, чтобы убедиться, что не было ничего, что бы говорило: — Эй, у меня в доме вампир.
У меня на предплечье наверняка будет синяк, но это было еще не слишком заметно. Я проскользнула мимо мамы и приоткрыла дверь на расстояние около шести дюймов.
Женщина, стоявшая на крыльце, была мне незнакома. Она была моего роста и возраста. Ее темные волосы были подчеркнуты более светлым оттенком (или ее русые волосы были оттенены более темным цветом).
На ней было столько тонального крема, который я почувствовал сквозь сильных аромат ее духов, что чисто человеческий нос вполне мог счесть его легким и привлекательным. Ее ухоженный вид был безупречным, как у чистокровной собаки, подготовленной к показу или очень дорогой девочки по вызову.
Не такого человека ты ожидаешь обнаружить на крыльце старого трейлера в глубинке Восточной Вашингтона в ночное время.
— Мерси?
Если бы она не заговорила, я бы никогда не узнала ее, потому что мой нос был полон духов, и она не была ничем похожа на девушку, с которой я ходила в колледж. — Эмбер?
Эмбер была моей соседкой по комнате, когда я училась в колледже. Она училась на ветеринара, но она бросила учёбу на первом курсе в ветеринарной школе. Я не видела её с тех пор как закончила колледж.
Когда я видела её последний раз, она носила ирокез и кольцо в носу, которое было достаточно большим, и у неё была маленькая татуировка около уголка глаза.
Она и Клара были лучшими друзьями в высшей школе. Несмотря на это Клара решила, что у них не может быть совместной комнаты, и Эмбер всегда осуждала это решение. Мы были больше, чем друзья.
Эмбер засмеялись, без сомнения, в недоумении глядя на мое лицо. Было что-то надломленное в этом звуке, не то чтобы я была в том состоянии, чтобы разбираться в этом. Моя манера тоже была жестче, чем обычно. Позади меня вампир питается от оборотня, и мне стало интересно, что же она скрывает.
— Прошло много времени, — сказала она, после неловкой паузы.
Я обняла её на крыльце и закрыла дверь позади себя, стараясь что бы это не выглядело, словно я хочу её выпроводить.
— Чем я могу тебе помочь?
Она сложила руки на груди и развернулась, чтобы посмотреть на мою неряшливую лужайку, где ржавый Кролик VW держался на трех колесах. Оттуда, где мы стояли, граффити, отсутствующую дверь, и трещины на лобовом стекле не были видны, но это выглядело в любом случае бесполезным. Этот древний металлолом — был шуткой между Адамом и мною, и я не собираюсь за это извиняться.
— Я прочитала о тебе в газете, — сказала Эмбер.
— Ты живёшь в Тройном городе?
Она покачала головой. — Спокан. Это тоже CNN, ты не знала? Феи, оборотни, мертвецы … как тут можно устоять? — Какое-то мгновение в голосе промелькнул юмор, хотя ее лицо оставалось пустым.
Восхитительно. Весь мир знает, что я была изнасилована. Да, это, возможно, показалось бы мне забавным, если бы я была Лукреция Борджиа. Было много причин, по которым я бы никогда не удосужилась поддерживать связь с Эмбер.
Она не поехала бы из Спокана разыскать меня после десяти лет и сказать, что она прочитала о нападении на меня в газете.
— И так, ты прочитала обо мне в газете и решила, что это здорово приехать и сообщить мне, о том как я любила моего насильника и о том что это это известно всей стране? И ты проехала 115 миль что это мне сказать.
— Очевидно, что нет, — Она повернулась ко мне лицом, и неловкая незнакомку тут же сменил профессионал, который был еще более чужой мене. — Слушай. Помнишь, когда мы были в однодневной поездке в Портленде, чтобы увидеть игру? Мы пошли в бар после этого, и ты рассказала нам о призраке в дамской комнате.
— Я была пьяна, — сказала я ей, что было отчасти правдой.
— Я думаю, что я тебе говорила, что меня тоже воспитывали оборотни.
— Да, — сказала она с внезапной серьезностью. — Я думала, что ты просто рассказывала небылицу, но теперь мы все знаем, что оборотни реальны, как и феи. И ты встречаешься с одним из них.