— Что же тогда делать? — растерялся Валленштейн.
— Что делать?! Что делать?! — вспылил фон Гетц. — Рауль, мы задаем этот вопрос друг другу уже вторые сутки и ни на шаг не приблизились к ответу. Я не знаю, что делать и прямо говорю вам об этом. Может быть, спросим совета у нашего дорогого хозяина? Тиму, что вы могли бы посоветовать?
Коля забыл, что он находится не в родном колхозе и даже не в родной дивизии. Что перед ним сейчас сидят не мордвины и даже не русские, а цивилизованные европейцы, у которых свой, европейский, стереотип поведения. В нестандартных ситуациях, легко разрешимых нашим человеком, привыкшим преодолевать трудности ежедневного выживания на одной шестой части суши, эти дети урбанизации насуют и теряются. Единственная оценка ситуации, которую от него ожидали и которую он был в состоянии дать, звучала бы так: «Тут без бутылки не разберешься».
— Действительно, Тиму, — поддержал фон Гетца Валленштейн. — Как бы вы поступили? Что нам сейчас делать?
— Давайте выпьем, — просто ответил Коля и, видя неполное понимание своего предложения, уточнил: — По чуть-чуть.
— Что?! — в один голос переспросили его гости.
— Давайте выпьем, — повторил Коля, не понимая, что говорит глупость. — Давайте выпьем, и все встанет на свои места.
Фон Гетц и Валленштейн какое-то время молча смотрели на Колю.
— Он прав! — радостно воскликнул фон Гетц.
— Ге-ни-аль-но! — протянул Валленштейн. — Я слышал, что распивать на троих — это русский национальный обычай. Давайте все вместе пойдем в какое-нибудь кабаре, посмотрим программу, полюбуемся ножками кордебалета.
— В гаштет, — поправил фон Гетц.
— В гаштет, — согласно кивнул Валленштейн.
— А может, вы сначала переоденетесь? — подал голос рассудка Коля.
Решено было пить так, как это позволено делать только высшей, арийской, расе. По пути к гаштету выяснилось, что у них троих в этом плане много общего. Фон Гетц был несомненным арийцем, Валленштейн, можно сказать, принадлежал к нордической расе как швед (его еврейская составляющая была деликатно выведена за скобки), а Тиму Неминен был признан типом, приближающимся к нордическому, на правах уроженца страны Суоми. Поэтому в предстоящем распитии горячительных напитков всем надлежало руководствоваться древнегерманской традицией, как к тому призывали доктор Геббельс и сам великий фюрер германской нации. Знаток истории Валленштейн попробовал было, напомнить, что эти самые тевтонские рыцари, бывало, набирались до такой степени, что шесть оруженосцев не могли водрузить их на боевого коня, не говоря уже о том, что копье падало на землю, щит сползал с руки, а сам рыцарь, не попадая в стремена, все норовил соскользнуть вниз. Но фон Гетц — сам потомок славных тевтонцев — ничего подобного не мог припомнить за своими предками. Семейное предание, подробно живописавшее доблестные бранные подвиги рыцарей-предков, наглухо молчало об их поведении в быту, если не считать того, кто на ком был женат и сколько дал потомства женска и мужеска полу. Впрочем, это уже не существенно.
Подвальчик, в который они ввалились, приняв его за гаштет, спустившись по крутым ступеням, внизу переходил в неожиданно просторный зал, который был бы хорошо освещен, если бы не темная обивка стен и потолка. Из-за темного цвета панелей в зале установился полумрак. Свет слабел по мере отдаления от центра, и возле стен царила уже уютная темнота, не раздражающая глаз посетителя. Вдоль стен стояли столики, разделенные между собой ажурными перегородками. Таким образом, соседи не могли видеть друг друга, а видеть посетителей за столиком у противоположной стены им мешал свет, бьющий в середину зала. Торцовая стена была завешана темно-синей кулисой, из-под которой выбегал низкий подиум, примыкавший к крохотной круглой сцене посреди зала.
Молодой кельнер в белой рубашке и с большим белым же полотенцем, заткнутым вокруг черных брюк, любезно встретил их и проводил за столик.
— Если господа побудут у нас, то через час начнется вечернее представление, — сообщил он, приняв заказ.
— За счастливое спасение! — поднял тост Валленштейн, когда кельнер принес и расставил выпивку и закуски.
— За Мааруфа! — фон Гетц поднял свою рюмку.
— За Мааруфа, — согласился с ним Валленштейн и залпом выпил.
Фон Гетц повторил его движение.
Коля, посмотрев сначала на Валленштейна, потом на фон Гетца и оценив их настрой, поднял свою рюмку, подержал ее некоторое время в руке и… поставил обратно.
«Кто-то из нас должен быть трезвым, — решил он. — Немец со шведом, кажется, попали в какую-то историю, из которой чудом выбрались. Настрой у них боевой. У нас в деревне мужики так пьют перед дракой село на село. Если и я буду пить вместе с ними, то через пару часов мы окосеем в хлам».
— За нашего гостеприимного хозяина! — фон Гетц палил по второй, едва выпив первую.
— За Тиму! — Валленштейн опять поддержал друга. — Ей-богу, Тиму! Вы славный парень! С вами можно иметь дело! Вы мне понравились еще во время нашей с вами поездки в Польшу. Не знаю, что бы я тогда без вас делал. Да вы совсем не пьете.
— Я пью, — успокоил его Коля. — Вы закусывайте, пожалуйста.
На сцену из-за кулисы тем временем выскочил маленький живчик лет пятидесяти с апоплексическим пунцовым лицом и туповатой добрейшей улыбкой. Блестки, нашитые на не по размеру большой фрак, при каждом его движении пускали зайчиков, отражая верхний свет.
— Дорогие господа и дамы! Meдам эт месью! — обратился он к сидящей за столиками, одному ему видимой публике, сложив свои красные ручки на аккуратном животике. — Мы начинаем вечернее представление. Честь имею предложить вашему вниманию первый номер нашей программы — французские комические акробаты «Три-Жюно-Три». Попросим!
Аплодируя сам себе, кафешантанный конферансье удалился за кулису, а на сцене возникли три малорослых, но крепких паренька в облегающих трико, которые, кривляясь и дурачась, стали подбрасывать и ронять друг друга. Без смеха смотреть на них было невозможно.
Зрелище ненадолго отвлекло честную компанию от выпивки, но Валленштейн скоро опомнился и налил по третьей.
— За что пьем? — осведомился Коля, поднимая свою рюмку так, будто и в самом деле был залихватский выпивоха.
— За победу! — уверенно сказал фон Гетц.
— За скорейшее окончание войны! — поправил его Валленштейн.
Две рюмки, описав в воздухе полуокружность, опрокинулись в немецкий и еврейский желудки. Коля опять не пил.
«А ведь вот он — Интернационал! — подумал он. — Все так, как нас учили на политзанятиях. Немец, швед и мордвин сидят и пьют за одним столом».
Акробатов сменила томная грудастая девица с глубоким декольте, позволявшим нескромным взглядам любоваться ее прелестями, и гораздо более глубоким вырезом на спине, из которого акульими плавниками выпячивали лопатки. Низким прокуренным голосом под аккомпанемент гитары и скрипки девица затянула французский шансон, сильно отдающий цыганским «Очи черные».
Фон Гетц вспомнил Париж и загрустил. Он начал хмелеть.
Девица скрылась в кулисе, а на ее месте появился фокусник в хламиде, перешитой из шелкового банного халата.
— Еще по одной? — спросил Валленштейн.
— Валяйте, — кивнул фон Гетц.
Начал хмелеть и Валленштейн.
— Смотрите, Конрад, — толкнул он фон Гетца локтем. — Да не туда! Левее. Еще левее. Вам не видно с вашего места.
— Что там такое?
— Ну как же вы не видите?! — сокрушался Валленштейн. — Летчик!
— Какой летчик? — фон Гетц повернул голову в ту сторону, в которую указывал Валленштейн, но никакого летчика не увидел. Мешал свет над сценой.
— Немецкий. Из люфтваффе. Ваш коллега. И как это он оказался в Стокгольме?
— Из люфтваффе, говорите? Давайте, сделаем для него что-нибудь приятное. Как у нас с деньгами?
— Порядок, — успокоил Валленштейн, похлопав себя по карману, в котором лежал бумажник.
— Тогда, Рауль, давайте, пошлем ему бутылку шампанского.
— Замечательная идея! — Валленштейн с энтузиазмом щелкнул пальцами, — Кельнер!
Однако произошло непредвиденное. Кельнер принял заказ и с бутылкой шампанского на подносе заскользил к столику, за которым сидел пилот, очевидно, тоже не совсем уже трезвый. Кельнер поставил шампанское на стол пилота, но не ушел, а задержался, вероятно, остановленный расспросами. Он сначала показал рукой на столик за которым сидели Коля, фон Гетц и Валленштейн, а потом стремительно исчез. Опираясь на стол обеими руками, поднялся летчик в расстегнутом кителе, в петлицах которого несли в своих когтях свастику орлы люфтваффе. Не совсем твердой походкой он направился к столику, за которым сидел наш «интернационал». Бутылку шампанского пилот держал в руке так, как пехотинец держит гранату.
— Ну, что? — навис он над столиком, покачивая бутылкой.
— Простите?.. — интеллигентно улыбнулся Валленштейн.
— Ну, что?! — свирепел летчик.
Попахивало скандалом и дракой.
Коля тут же прикинул в уме, что если он резко встанет и заедет летчику с левой в челюсть, то тот, пожалуй, не успеет среагировать.
— Это вы мне?! — пилот яростно потряс бутылкой.
— В чем дело, геноссе? — пока еще миролюбиво спросил фон Гетц.
— Геноссе?! — пуще прежнего взвился пилот. — Какой я тебе «геноссе», рожа нейтральная?! Пока мы там, на Восточном фронте, льем свою кровь, вы, нейтралы, сибаритствуете в своей Швеции в тишине и покое! А мне, — он постучал себя в грудь кулаком. — Мне, обер-лейтенанту Смолински, вы суете это пойло, которым поите ваших шлюх?! Да я вас сейчас за это!..
Обер-лейтенант никому не успел сообщить, чем именно он здесь и сейчас собрался заняться, потому что Коля-таки выполнил задуманное. Он резко вскочил и левым кулаком, как это не раз бывало у них в деревне, въехал разъяренному летчику в ухо.
Тот рухнул как подкошенный. И не никнул.
Тут же у столика возникли двое вышибал, которых привел кельнер, трусливо прятавшийся за их спинами.
— Ничего страшного, — спокойно объяснил ситуацию Коля. — Наш друг выпил лишнего, вот и поскользнулся. Помогите мне, пожалуйста, господин подполковник.
Услышав магическое «господин подполковник», вышибалы переглянулись между собой, посмотрели на кельнера и молча ушли. А Коля с помощью фон Гетца усадил поверженного буяна на четвертый, незанятый стул, положив его руки и голову на стол. Со стороны вполне могло показаться, что гуляет компания четырех старых друзей. Один из них устал, чуток превысив свою норму.
VI
Мы как-то выпустили из поля зрения четырех весьма серьезных, влиятельных и уважаемых людей, которые не играют в нашем рассказе первых ролей, но оказывают на судьбы наших героев — Коли, фон Гетца, Штейна — такое же влияние, какое оказывают магнитные бури на стрелку компаса. Интересно посмотреть, чем занимались Гиммлер, Шелленберг, Канарис и Головин в эти первые дни лета 1942 года.
Пожалуй, наименьшее влияние на Колю и фон Гетца сейчас мог оказывать Гиммлер, рейхсфюрер СС и министр внутренних дел. В начале лета сорок второго года у него хватало других забот, потока которых можно разделить на три главных направления.
Во-первых, СС оставались ответственными за «окончательное решение еврейского вопроса». Пять месяцев назад в Ванзее высшее гитлеровское руководство приняло решение очистить для немцев ряд областей внутри Германии и на захваченных территориях Восточной Европы от «расово неполноценных» — евреев, цыган, славян, литовцев. Работа предстояла титаническая: выявить, задержать, переместить на сотни километров и изолировать для дальнейшего планомерного уничтожения миллионы человек. При всей немецкой педантичности, аккуратности и исполнительности, при всей широте полномочий рейхсфюрера задача эта была не так проста, как это могло показаться человеку, далекому от системы исполнения наказаний.
Вторым направлением деятельности рейхсфюрера было постоянное и неуклонное усиление роли СС в государстве и обществе. В частности, он много внимания уделял созданию новых и укреплению старых частей ваффен-СС.
Наконец, третье, самое неприятное, что занимало мысли Гиммлера в начале лета 1942 года. В конце мая был подписан пакт Черчилля — Сталина. Две взаимоисключающие системы — капиталистическая и коммунистическая — нашли точки соприкосновения. Страх перед фашизмом и желание уничтожить его во что бы то ни стало оказались настолько велики, что легко перевесили все противоречия между двумя полярными мировоззрениями. Оба государства взяли на себя обязательства не прекращать войну до окончательной победы над Германией, а это ничего хорошего Третьему рейху не сулило. Это было похоже на клятву на крови. Не было сомнений, что в скором времени к этому парадоксальному союзу в скором времени присоединятся Северо-Американские Соединенные Штаты, и тогда развитие событий станет совсем уже предсказуемым.
Третьей и главной задачей СС рейхсфюрера Гиммлера стал развал антифашистского союза трех великих, но очень разных держав. Необходимо было точно и тонко сыграть на внутренних противоречиях, которых было предостаточно, расширяя трещины между платформами, как вода, замерзая, исподволь разрушает скалы.
У начальника политической разведки Рейха бригадефюрера СС Шелленберга, подчиненного Гиммлеру по службе, тоже хватало забот в эти летние дни. Вальтер Шелленберг не мог бы назвать сорок второй год самым удачным в своей карьере.
Провалов в его работе было больше, чем успехов. Шелленберг не только не смог сорвать заключение союзного договора между СССР и Великобританией, но даже не предупредил свое руководство о самой возможности его заключения. Этот договор Шелленберг попросту прохлопал. Проспал. Проморгал. Оправданий его головотяпству не могло быть никаких.
Были и неприятности помельче. Вот только совсем недавно совместно с Гейдрихом и шефом гестапо Мюллером они разгромили «Красную капеллу» — важнейший источник сведений для русской разведки, вот только что был разоблачен как русский агент Шульце-Бойзен… Так нет! Тут же заработали еще два стратегических радиопередатчика. И где? В Швейцарии! Под самым носом! Охота за этими двумя передатчиками осложнялась тем, что Швейцария была нейтральной страной, и президент Швейцарской Конфедерации не состоял на службе у бригадефюрера.
Мало того, служба пеленгации и перехвата доложила о том, что в Швеции, в районе Стокгольма регулярно выходит в эфир мощная радиостанция, которая работает уже несколько месяцев и, судя по прочности кодов, не поддающихся дешифровке, является еще одним источником стратегической информации английской или русской разведки.
Швеция! Ничего хорошего от этой страны Шелленберг не ждал. Во-первых, Швеция в его сознании связывалась с отказом графа Бернадотта стать посредником в германо-британских переговорах о заключении сепаратного мира. Во-вторых, в самом начале июня его сотрудники не смогли арестовать и доставить в Рейх изменника родины фон Гетца. Как они смогли его упустить — уму непостижимо! В-третьих, этот передатчик, который, оказывается, работает уже почти десять месяцев. Одному Богу ведомо, какую именно информацию он передает противнику.
В середине июня сорок второго года Марта Фишер получила депешу Шелленберга.
«Шведская резидентура СС штурмбаннфюреру Фишер
Строго секретно. Срочно.
Геноссе штурмбаннфюрер!
Приказываю вам в возможно короткий срок подготовить справку о Королевстве Швеция по форме, прилагаемой отдельно.
Одновременно выражаю вам свое недовольство результатами вашей работы за последнее время. Вы не оправдываете того отличия, которым отмстил вас СС рейхсфюрер, присвоив очередной чин досрочно, и совершенно не заслуживаете той награды, которой наградил вас фюрер.
Ставлю вас в известность, что в районе Стокгольма отмечается регулярный выход в эфир передатчика с позывными «МТК» и «CLO». Судя по мощности сигнала, передатчик является стационарным и запитан от сети. Имеются основания полагать, что передатчик является источником стратегической информации противника. Приказываю, не дожидаясь данных дешифровки, установить местонахождение передатчика и личности людей, причастных к его работе. Для выполнения задания разрешаю оставить при себе сотрудников VI Управления Кользига и Бехера. Кроме того, начальник Департамента Королевской тайной полиции Швеции бригадный генерал Сандстрем ориентирован на оказание вам возможной помощи при выполнении этого задания. Жду результатов.