— Да лучше сдохнуть десять раз подряд, чем так позориться перед смертью! — презрительно сплюнул Грешник Марк, стоявший рядом с Рене.
— Это точно, — согласился с ним юный капитан.
Смерть Ансервилля, однако, произвела на Рене тяжелое впечатление. Впервые он поставил себя на место умирающего и до дрожи в коленях ощутил, как это страшно — умирать. Когда тело вдруг перестает повиноваться, ты силишься вдохнуть, но не можешь, и понимаешь, что все, это конец, темнота… Все в Рене воспротивилось мысли о возможной кончине. Нет, с ним такого не произойдет. С беспечностью молодости он отодвинул это событие на восемьдесят лет вперед. Мелькнула было мысль о том мальчишке-офицерике, которого он убил во время своего первого абордажа, — тот тоже был молод, однако все равно умер, и о Лулу — та была еще моложе, но тоже отправилась на небеса, но Рене мгновенно отбросил их подальше. С ним ничего подобного не случится, потому что просто не может случиться, и все.
И чтобы окончательно отвлечься от мрачных мыслей, Рене предложил Грешнику пойти к нему в каюту и обсудить, как поступить с новоприбывшими, чтобы не допустить нового бунта.
К Омори они подошли к вечеру следующего дня. Мановар Белтропа так и остался маячить на горизонте, не решившись подойти поближе. Однако гарантии, что он там и останется, никто дать не мог, и поэтому Рене решил не терять времени. Одновременно с разгрузкой какао он отдал приказ начать готовить к плаванию «Касатку». Она была не настолько гнилой, как он опасался вначале, но укрепить кое-где ее все-таки не мешало. Их корабельный плотник, немец по имени Якоб, правда, громко ругался, когда увидел ее трюм, но Рене не обратил на это внимания. В конце концов, ему же не в кругосветку на ней идти. А до Чактча она дотянет.
Ровно двое суток на «Касатке» шла не слишком заметная, но очень напряженная работа. Совсем по-тихому сделать ее не получалось, стук топоров разносился далеко, да и постоянный подвоз тех или иных припасов тоже мог многое сказать любопытному взгляду, но «Касатка» все еще считалась лоханкой Лесопилки, и поэтому вопросов ни у кого не возникало. Ну разбогател Лесопилка неожиданно, с кем не бывает. А спрашивать лишний раз, что да как, так за длинный язык и повесить могут. В смысле, не за язык, конечно, а за шею, но все равно неприятно.
Когда ремонт был закончен, а припасы погружены, «Касатка» вышла из порта Омори. Вышла крадучись, как кошка, под покровом ночи, чтобы не привлекать к себе внимания более крупного хищника, кружившего неподалеку. На «Афине» осталась половина команды Рене (в основном ребята попроще, серьезных молодой капитан взял с собой) плюс вся бывшая команда Ансервилля. Им предстояло безвылазно проторчать на корабле, изображая из себя лихорадочных, до самого возвращения «Касатки». Старшим над ними Рене поставил Грешника Марка, как самого авторитетного что для одной, что для другой команды. Также пришлось оставить и Жиля, который был единственным, кто смог бы в случае необходимости вести разговор с властями, если те вдруг решат устроить проверку. Хотя у Рене не лежала к этому душа. Он успел привыкнуть, что Жиль все время под боком, и идти без него было как-то… Но другого выхода не было, пришлось запастись кое-какими лекарствами и уповать на то, что во время поисков сокровищ никто, и сам Рене в первую очередь, не пострадает.
До Чактча они добрались незамеченными. По крайней мере мрачный мановар так и не появился на горизонте, что позволяло сделать вывод, что Белтроп купился на нехитрую уловку и остался болтаться возле Омори.
Чактча оказался довольно крупным островом, чего Рене не ожидал. Ему почему-то казалось, что раз он необитаемый, то непременно должен быть маленьким и неудобным. Ничуть не бывало. С виду Чактча был вполне пригодным для проживания, а в одном месте Рене заметил даже следы старого поселения.
— Что это? — спросил он, разглядывая в подзорную трубу торчащие из песка покосившиеся крыши и части изгородей.
— Что — это? — переспросил Хвост, как всегда ненавязчиво отирающийся рядом с капитаном.
— Вон там. — Рене передал ему подзорную трубу и для надежности еще ткнул пальцем в то место, которое его заинтересовало.
— А, это, — всматриваясь в даль, пробормотал Хвост. — Это бывшая Крокодилья пристань. Смотри-ка, дома еще сохранились.
— Крокодилья пристань? Это что, селение какое-то? — не понял Рене.
Хвост снисходительно глянул на него, возвращая трубу.
— Эх, и зеленый же ты еще, капитан! Крокодилья пристань совсем недавно была самым крупным рабским рынком в Карибском море! Здесь такие деньги крутились, что тебе и снилось. Пока ей конец не пришел.
— Что же здесь произошло? — Рене снова посмотрел в трубу, недоумевая, как большое поселение могло за короткое время превратиться в то, что он сейчас видел. Белый песок и торчащие из него жалкие остатки домов. — Торнадо, что ли?
— Нет, не торнадо, — покачал головой Хвост. — Гораздо хуже. — Он наклонился поближе к Рене и заговорил полушепотом: — Говорят, что среди черных рабов попался колдун и проклял это место.
— Шутишь? — Рене подозрительно посмотрел на него, выискивая издевку. Хвост не производил впечатления человека, склонного к мистике и суевериям.
— Какие тут шутки! — совершенно серьезно ответил тот. — Один парень из наших, который был там, рассказывал, что в один прекрасный день песок вдруг стал жидким и начал пожирать все, что находилось на поверхности. Людей, дома, лошадей. Все, понимаешь? Это продолжалось недолго, но за это время большая часть Крокодильей пристани перестала существовать. Многие люди провалились по шею и орали, умоляя их вытащить. Оставшиеся в живых долго не решались сделать это, боялись сами провалиться в преисподнюю. А когда поняли, что песок стал обычным, было уже поздно. Все уже умерли. Задохнулись, наверное. Их потом откапывали, чтобы похоронить, но их было слишком много. У некоторых головы объедали собаки…
— Да, наверное, то еще было зрелище, — поежился Рене.
— Подожди, это еще не все, — «обрадовал» его Хвост. — Выживших было слишком много, и они не собирались отказываться от этого острова. Уж больно место удобное. Они решили построить новую Крокодилью пристань в двух милях от старой, вон там, за мысом, мы сейчас увидим это место. Они даже успели начать строительство…
— А потом? — жадно спросил Рене.
— А потом остров начало трясти, как в лихорадке, и с моря пришел ураган, который смыл все постройки и потопил корабли. Тот парень, который мне это рассказывал, чудом спасся на какой-то дырявой лодке. Он клялся, что никогда в жизни не ступит больше на эту проклятую землю.
— А про колдуна он что говорил? Ну, который наслал проклятие? Он что, действительно был?
— Да кто его знает? — пожал плечами Хвост. — Может, был, может, не был. Но, согласись, с этим песком дело нечисто. Ты хоть раз слышал о таком?
— О зыбучих песках, конечно, слышал. — Рене вспомнил рассказы отца Стефания, одного из семинарских священников, о зыбучих песках вокруг монастыря Мон-Сен-Мишель, куда тот совершал паломничество. Да и вообще на побережье такие пески не были редкостью. — Но о том, чтобы обычный песок вдруг становился зыбучим, — ни разу.
— Вот видишь, — веско сказал Хвост. — Значит, точно колдовство.
Рене вынужден был согласиться, снова удивляясь про себя вдруг обнаружившейся вере Хвоста в колдунов и всякие сверхъестественные вещи. Надо же. Сам Рене придерживался той точки зрения, что все это выдумки неграмотных крестьян, которые поддерживаются и подогреваются попами, чтобы было проще этими крестьянами управлять. А на самом деле все имеет свое разумное объяснение. Только его, как правило, никто не ищет, потому что никому это не выгодно. Проще выдумать колдуна.
Рене снова поднес трубу к глазам, рассматривая побережье. Корабль в это время как раз обогнул мыс, и перед ними возник новый вид.
— Эй, а что это там? — Рене снова уставился в трубу. — Похоже, кто-то строится!
У берега действительно была сооружена небольшая пристань, возле которой стояли три корабля (испанских, как сразу определил уже поднаторевший в этих вопросах Рене), а на самом берегу копошились люди.
— А ну дай сюда! — Хвост грубо вырвал у него трубу. — Черт, неужели испанцы? Разворачивай! — заорал он через весь корабль, обращаясь к рулевому. — Твою мать, Резвый, командуй, чтоб разворачивались! Подойдем с другого бока, нечего тут отсвечивать!
С этим Рене был полностью согласен. На «Афине» еще можно было покуражиться, разгуливая перед тремя кораблями испанцев, но на «Касатке» лучше было этого не делать.
— Разворачивай! — завопил он.
Марсель все-таки был мастером своего дела. «Касатка» развернулась так быстро, что ее не заметили. Или заметили, но оценили разворот и преследовать не стали.
Пришлось подходить к острову с другого бока, с того, где было устье реки. С одной стороны, это было плохо, потому что расстояние до храма от этих мест было больше, а с другой — хорошо, потому что идти можно было вдоль реки, а так с дороги не собьешься, даже если постараешься.
Посоветовавшись с Марселем, Рене решил, что правильным будет войти в устье, пройти по реке, сколько получится, и тогда уже бросить якорь. Так и им топать меньше, и корабль не будет привлекать ненужного внимания.
Так и сделали. С «Афиной» такой номер вряд ли бы прошел, осадка у нее была гораздо больше, чем у «Касатки», а легкий люггер пробежал по реке не меньше мили, прежде чем Марсель решил, что пора пристать к берегу. Да и то только потому, что растительность по берегам становилась все гуще, и он опасался напороться на затонувшее дерево.
Команда в темпе выгрузилась. На корабле остались всего несколько человек — на всякий случай, не бросать же «Касатку» без присмотра. Быстро разобрали поклажу, которая уже была приготовлена и распределена заранее.
Рене еще раз проверил оружие, на месте ли карта, потом осмотрел свое маленькое войско, которое, однако, было серьезной силой, потому что состояло из семидесяти трех самых умелых и опытных пиратов на Карибском море, и скомандовал:
— Все, выходим!
Идти было гораздо труднее, чем предполагал Рене. Чем дальше они продвигались, тем гуще становились заросли. Все чаще приходилось пускать в ход топоры и мачете, предусмотрительно захваченные с собой, чтобы прорубиться сквозь буйную растительность. Было жарко, влажно и душно. О свежем ветре приходилось только мечтать. Уже через полчаса все взмокли, как рабы на плантации, а через несколько часов такой дороги Рене, который шел одним из первых, вымотался так же, как выматывался за день работы на вырубке тростника у покойного месье Тульона. Наверное, стоило бы двигаться помедленнее, но Рене слишком боялся, что его заподозрят в слабости, и потому шел настолько быстро, насколько хватало сил. Только когда ноги начали заплетаться и не смогли перебраться через поваленное дерево, а рука не смогла поднять мачете, Рене не выдержал и хрипло скомандовал:
— Привал!
К счастью, из-за этого приказа никто не посчитал своего капитана слабаком. Напротив, пираты, отдуваясь, опустились на землю. Серж Топор, прикладываясь к фляге с водой, даже буркнул:
— Давно пора!
Они расположились вокруг огромного поваленного дерева, выкладывая на него припасы, как на стол. Костер разводить не стали, посчитали лишним терять время на поиски сухих веток или хвороста. Честно говоря, Рене вообще сомневался, что они здесь есть при такой-то влажности. Вот гнилые — да, этих сколько угодно, но вот сухих… Поэтому пообедали всухомятку, сухарями и солониной, запивая еду водой, после чего улеглись отдыхать. Кто как, кто, как Рене, взобравшись на поваленное дерево, послужившее им столом, кто-то прямо на земле, подстелив плащи и подложив под головы сумки.
В лесу стояла тишина, наполненная, однако, негромкими шорохами, потрескиваниями и пощелкиваниями. Иногда раздавались крики то ли птиц, то ли обезьян, Рене точно не знал, тревожили душу густые отдаленные взрыкивания, похожие на раскаты грома. Однако они не приближались, и Рене решил не обращать на них внимания. Людей с ним было слишком много, чтобы опасаться нападения хищника среди бела дня. Словом, вокруг текла своя лесная жизнь, совсем другая, не похожая на ту, которую Рене знал по лесам родного Гранси.
Он закрыл глаза и представил свое поместье, его возделанные поля, его луга и рощи. Парк возле дома, тисовую аллею, ведущую к беседке возле пруда, запах вспаханной земли по весне. Господи, как же он скучал по всему этому!
Сладкую дрему юного капитана прервал голос Топора:
— Слушай, Резвый, по-моему, надо выставить часового!
— Зачем? — надеясь, что тот отвяжется, простонал Рене.
— А звери? Мало ли, какая живность тут водится?
Довод был серьезный, хотя и небесспорный. Но спорить было лень.
— Ладно, — нехотя согласился Рене. Поднял голову, окидывая сонным взглядом свою команду. — Кто у нас там все время плелся в хвосте? — Хотя впередиидущие пираты менялись, когда уставали, такая честь, как заметил Рене, выпадала далеко не всем.
— Симон Мокрица! — с готовностью наябедничал Хвост, разлегшийся на стволе по соседству с капитаном.
— Прекрасно. Мокрица! — окликнул Рене.
— Чего, Резвый? — сонно отозвался тот.
— Будешь стоять на часах, пока все дрыхнут! И смотри у меня, заснешь — лишу половины твоей доли золота, понял?
Тот что-то возмущенно забормотал, вставая, но Рене его уже не слушал. Глаза закрывались сами собой.
— Слышь, Резвый, — тихо обратился к нему Хвост. — А как мы сам храм будем искать? В таких зарослях мимо него в шаге пройдешь и не заметишь.
Рене страдальчески сморщился. Он и сам об этом думал.
— Как, как… Дойдем до поворота реки и начнем прочесывать лес. — Времени и сил на это уйдет немерено, но другого выхода он не видел. — У тебя есть другие предложения?
— Нет.
— Тогда заткнись и спи!
Хвост заткнулся, и Рене наконец-то погрузился в объятия Морфея.
Проснулся он от того, что кто-то осторожно тряс его за плечо.
— Резвый, ты это… Просыпайся, слышь, Резвый!
Рене вскочил, чуть не сбив с ног будившего его Мокрицу.
— Ты чего? Случилось что-нибудь?
— Там это… Вроде как голоса!
— Где? — Рене уже соскочил с дерева, проверяя, на месте ли сабля.
— Там! — махнул рукой Мокрица куда-то вбок.
— Какого х… не спите? — недовольно поднял голову Хвост.
Не отвечая ему, Рене наклонился над Топором.
— Серж! Вставай! Мокрица говорит, что слышал голоса недалеко отсюда. Собери человек десять и идите за мной, надо посмотреть, что там.
— Эй, Резвый, подожди! — шепотом рявкнул тот, вскакивая. — Не суйся один! Я сейчас!
Пираты вокруг зашевелились, просыпаясь.
— Я с Мокрицей, — уходя, бросил Рене. Эта родительская забота со стороны подчиненных уже достала. — Я только посмотрю.
Стоило Рене немного отойти от лагеря, как он действительно услышал голоса. Они с Мокрицей сбавили шаг и стали осторожно пробираться сквозь заросли. Постепенно голоса приближались, и Рене смог разобрать, что голоса были мужские и говорили по-испански. Он прислушался, но, кроме нескольких отдельных слов, ничего не понял.
— Испанцы? — прошелестел у него над ухом голос Хвоста.
Рене вздрогнул, выругался, но совершенно не удивился, увидев его позади себя. Значит, остальные тоже на подходе.
— Вроде испанцы, — все-таки ответил он. — И какого черта им здесь надо?
— Может, того же, что и нам? — высказал предположение Хвост.
А вот этого Рене совсем не хотелось. Он молча двинулся вперед, надеясь, что там окажутся какие-нибудь безобидные крестьяне, а не полторы сотни конкурентов, тоже алчущих храмового золота.
Голоса раздались уже совсем близко, и Рене, осторожно выглянув из-за огромного зеленого листа какого-то неизвестного растения, с облегчением убедился, что его страхи относительно полутора сотен испанцев оказались напрасными. Хотя насчет конкурентов…