– А ты, Варяг, фантазер.
– Нет, генерал, я реалист и знаю ситуацию в России куда лучше, чем вы. Если угодно, знаю ее изнутри!
– Ладно, хватит нам твоих рассуждений, – резко прервал его Калистратов. – Поедешь за Урал, места эти для тебя знакомые. Природа, создавая Сибирь, позаботилась именно о таких людях, как ты, Варяг.
– Я никогда не навязываю своих взглядов, – спокойно возразил Владислав. – Мое дело предупредить. Смотрите, как бы не вышло хуже.
– Это теперь не твоя забота! – хмыкнул Калистратов. И, обернувшись к Артамонову, коротко добавил: – К подполковнику Беспалому его на зону командируем. Он с этим «философом» живо управится. И не таких обламывал Александр Тимофеевич!
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 27
Подполковник Александр Тимофеевич Беспалый любил свою работу. Жизнь без тюрьмы он просто не представлял, и, где бы сам ни находился, высокие крепкие стены, окутанные колючей проволокой, притягивали его как самый сильный магнит.
Родился он в далеком таежном поселке, где в округе не было ничего, кроме нескольких колоний строгого режима да поселения «химиков». В связи с тем, что до ближайшего райцентра по тайге было не меньше сотни километров, все жители поселка так или иначе оказывались по жизни связаны с зоной: кто работал здесь шофером, кто плотничал. Но преобладающая масса мужиков служила в охране. Работать в колониях нравилось даже бабам, которые вели подсобное хозяйство, а большую часть заготовленных овощей отвозили на зону.
В поселке существовали целые династии охранников: не только отцы, но даже деды служили в этих колониях. Еще при Сталине, при Хрущеве, при Брежневе. Служили охранниками и в пору перемен, продолжая передавать свое место наследникам с тем же чувством, с каким сапожник передает молоток подрастающему сыну. Именно к такой Династии и принадлежал Александр Беспалый и до восемнадцати лет с трудом представлял, что существует иной мир, очень не похожий на огромную территорию, обнесенную высоким каменным забором и колючей проволокой. И если его ровесники из других мест России мечтали стать летчиками и врачами, то Беспалый-младший желал продолжить дело отца и дорасти до начальника колонии.
Когда Саша закончил школу, Тимофей Егорович отдал ему свои полковничьи погоны и сказал:
– Посмотри в окно, сынок... это зона. Тридцать лет я стерег зеков и дослужился до начальника колонии. Мне бы очень хотелось, чтобы ты пошел путем, проторенным твоим отцом. Я надеюсь, что ты когда-нибудь займешь мое место.
К радости Тимофея Егоровича, уже через двенадцать лет после окончания высшего училища Министерства внутренних дел Александр возглавил ту самую зону, где некогда начальствовал отец. Беспалый-младший оказался тоже крепким хозяином и дело поставил так, что в далекий таежный край к нему на «воспитание» отправляли воров всех мастей без разбору – карманников, домушников, громил. Свежий воздух и железная дисциплина должны были подействовать на них так же отрезвляюще, как труд на обезьяну. Но особенно эффективен был метод, который Александр перенял у отца. Беспалый-старший ненавязчиво поучал:
– Всю эту воровскую братию я знаю отменно! Им палец в рот не клади... откусят вместе с рукой! А потому всегда будь с ними настороже и держи предельную дистанцию. Этих людей уже не перевоспитаешь, а потому нужно действовать жестко. Вплоть до крайних мер.
Александр вяло улыбался: с недавних пор он стал относиться к отцу покровительственно, но к его советам прислушивался всегда.
– Отец, это в твое время можно было морить людей пачками, а потом за это еще и орденов нахватать. В наше время это не пройдет.
– Ты меня не так понял, Сашка, нужно делать так, чтобы они сами гноили и уничтожали друг друга. Сталкивай их лбами. Пусть перегрызутся, передерутся между собой. Ты их носом в говно тычь, а покуда они разберутся, кто прав, кто виноват, ты собирай на них компромат, не ленись! Когда до дела дойдет, они тебе сапоги лизать станут! Все у тебя вот здесь будут, – и Беспалый-старший яростно сжимал в кулак свою старческую руку.
– Я тебя понял, отец, – задумчиво отвечал Александр Тимофеевич.
Первую крупную акцию Александр Беспалый совершил в двадцать пять лет, когда уговорил блатных помочь в строительстве гражданского объекта, пообещав взамен за доблестный труд огромные послабления в режиме. А когда был возведен последний этаж, он объявил, что заключенные собственными руками выстроили тюрьму, и швырнул на нары фотографии, где каждый из них был запечатлен крупным планом.
По воровским понятиям, участие в строительстве зоны для зека считалось делом исключительно недостойным, и если об этом узнавало воровское сообщество, то отступленцев приговаривали немедленно. Даже если им сохраняли жизнь, то она больше походила на запомоенное ведро, куда сморкался каждый желающий. Педагогический опыт Беспалого был мгновенно подхвачен на многих зонах, а блатные, те, что похлипче, из боязни, что их могут поместить в пресс-хаты, безропотно строили вышки, обтягивали заборы колючей проволокой и прокладывали кабели высокого напряжения. Именно в то время многие начали работать на нового хозяина: Беспалый через своих людей внедрялся в уголовный мир – он знал не только о чем говорят блатные, но даже о чем они думают. Его агентурная сеть была многочисленной, практически на каждой зоне в округе он имел агентов, в его картотеке значились представители чуть ли не всех каст уголовного мира, вплоть до самых серьезных авторитетов. Это был его личный золотой запас, четко отлаженный бизнес – он расплачивался агентами и просто продавал их практически во все регионы России, имея от этого солидный прибавок к жалованью.
А окружение Александра Беспалого не без основания считало, что он не только самый влиятельный человек в регионе, но, возможно, и самый богатый. Свою зону подполковник Беспалый не без юмора называл «кузницей кадров». Воры называли ее иначе – «прихожая преисподней». Но даже в его примерном заведении всегда находилось несколько человек, которые готовы были скорее отрубить себе руку, чем исполнить распоряжение «хозяина». Это была группа самых непримиримых. В них он нуждался как в противовесе всему остальному братству, над которым он ставил свои эксперименты. Только горстка воров, собранная со всех регионов России и отфильтрованная в далекую таежную колонию, способна была вынести все испытания, порожденные фантазией Беспалого-младшего: их заставляли жить среди «чертей», принуждали без конца общаться с тюремным начальством, они сполна испытали на себе подозрение в «стукачестве», их обвиняли в отступничестве от воровских идей, сажали в одиночки и, наоборот, прессовали переполненными камерами. Некоторые из воров после таких экспериментов превращались в груду золы, другие – приобретали крепость алмаза. Однако этот редкий человеческий материал на фоне остальной бессловесной массы был настолько невелик, что запросто растворялся в ней, подобно тому как это бывает с каплей дождя, попавшей в океан.
Александру Беспалому работа с такими упрямцами по жизни доставляла особое удовольствие, это напоминает хороший перченый борщ, с которым нужно справиться, не покривившись. Беспалый понимал, что рискует – с такими всегда приходилось держать ухо востро, – но все время шел на риск. Хотя для предосторожности все же сажал крепких воров отдельно от других заключенных, опасаясь, что своим дерзким неповиновением, этой опасной болезнью, они способны заразить, а то и довести до бунта все остальное послушное сообщество.
О том, что в его колонию направят Варяга, Беспалый поверил не сразу. Такую крупную фигуру, как смотрящий России, логичнее было бы держать в столице под усиленной охраной ФСБ за толстыми стенами Лефортово. Однако когда он узнал подробности прибытия Варяга в Москву, то осознал, что решение начальства было далеко не случайным.
ГЛАВА 28
Зона для каждого авторитета всегда маленькая родина, его духовные корни, а потому ни один не терял связи с теми местами, с которых когда-то начиналось его уголовное крещение. И если он выбивался в положенцы или в законные, то непременно «грел» колонию из общака, всегда старался поддержать толкового смотрящего и ко всякому произволу относился с такой болью, как будто бы сам стал его жертвой. Да и зона оставалась благодарной и горой стояла за своего выдающегося «выпускника», и при надобности из тюрьмы на «толковище» приходила трогательная «малява», в которой поминались прежние заслуги лидера, разъяснялась позиция зеков, а несколько десятков уважаемых людей ручались за проштрафившегося авторитета.
Такая помощь никогда не забывалась, и в благодарность за поддержку иной вор готов был снять с себя последнюю рубаху и заваливал тюрьму таким гревом, что перепивались не только все зеки на зоне, не только солдаты срочной службы, но и самые последние чушпаны в ее окрестностях.
Каждый из законных понимал, что потерять поддержку зоны равносильно медленному умиранию, а смерть в одиночестве всегда горька. Отчасти именно поэтому, пошлявшись на свободе с год, законники, как правило, возвращались обратно в колонию, чтобы укрепить прежние связи и обзавестись новыми. Вор, лишенный поддержки зоны, все равно что срубленное дерево.
Вот поэтому Варяг и не воспринял свое заключение слишком болезненно: колючая проволока, высокие стены и сторожевые вышки – это всего лишь часть его дела, которому он поклялся посвятить свою жизнь.
Поезд вырвался из тайги и, точно заключенный, совершивший удачный побег, весело помчался вдоль тихой северной речушки. Сопровождавшие Варяга офицеры не пытались скрывать своего восторга и объяснили вору, что через полсотни километров поезд прибудет в небольшой райцентр под названием Северный городок, от которого дальше тянется лишь одна дорога – узкоколейка до печально знаменитой станции Глухая. Возле нее стоит крепкий рабочий поселок Красный лесоруб и, среди нескольких других, известная на всю Россию «сучья» зона, прозванная зеками «Лисьей дырой».
Для офицеров Северный городок был конечным пунктом назначения, и они с радостью думали о том, что обратная дорога всегда короче.
– А знаешь, я по тебе буду скучать, Владислав, – признался капитан Кравцов, красивый пижонистый парень. – Все время вдвоем... как сиамские близнецы.
Нечто подобное чувствовал и Варяг. За время долгого пути, в котором их разделяла лишь решетка, они сделались почти друзьями, а если учесть еще и то, что до ветру по инструкции его выводили в наручниках, прицепив другой браслет на крепкую кисть капитана, то они и впрямь стали не разлей вода.
– Если соскучишься, так милости прошу к нам на зону, – расхохотался Варяг.
Он посмотрел в окно. Эшелон сворачивал в сторону моста. За рекой виднелся городишко, совсем небольшой, скорее, так, деревенька. Варяг любил проезжать реку и никогда не лишал себя удовольствия посмотреть с высоты на извилистые берега, а убегающая вода всегда заставляла призадуматься и напоминала о быстротечности времени. Но сейчас Варяг смотрел прямо перед собой и вместо водной глади видел замысловатые ограждения зон, окружающих городок. На реке так же виднелась вся обнесенная колючей проволокой зона на воде.
– Здесь я не задержусь. Это явно, – не скрывая своего уныния, произнес Владислав.
В этот раз эшелон не загнали на запасной путь. Состав вкатился на станцию, издав победный гудок, а вагон, в котором ехал Варяг, остановился как раз напротив вокзала. Еще через минуту из вагона вышло десять пассажиров, оживленно переговаривающихся между собой. Было заметно, что они устали от долгой дороги и, с удовольствием размяв затекшие ноги, готовились выпить свежего холодного пивка. Никто из встречающих не сумел бы даже предположить, что один из них – заключенный номер один, чье следование на всем протяжении маршрута было засекречено так же строго, как передвижение атомной подводной лодки где-нибудь в Северном Ледовитом океане. А трое смеющихся офицеров внутренних войск своей внешностью больше напоминали не охрану, а свиту при могущественном государе.
Встречать Варяга прибыл сам подполковник Беспалый с тремя офицерами из охраны и взводом молоденьких солдат.
Владислав никак не напоминал арестанта – вместо тюремной робы на нем был по-прежнему костюм, голова тщательно причесана, холеные руки скорее напоминали руки пианиста, а манера держаться вполне бы подошла члену какого-нибудь дворянского собрания. Глядя на законного, создавалось впечатление, что он не в колонию ехал, а решил порадовать своим присутствием какое-нибудь светское заведение или казино. Варяг оглядел лица встречающих.
– Теперь я ваш, господа хорошие. Ну вот вам мои руки, цепляйте наручники.
– Ты весельчак, парень! – бодро отозвался Беспалый. – Вижу, что колония тебе настроение не испортит. Но сдается мне, ты туда и не особенно-то рвешься? Или я ошибаюсь? Может, ты все же хочешь получить в бараке угол, своего пидора, жирную пайку. Да только с этим тебе придется подождать! Вот что, господин хороший, – передразнил он прибывшего, – поживешь пока с бродягами, что к твоему приезду я пособирал со всей Сибири. Для тебя это будет подходящая компания. Возьмите-ка его, братцы, под белы рученьки да суньте в приемник-распределитель.
Варяг посмотрел на сопровождавших его офицеров, которые в ответ только кисло поморщились, в их взглядах он читал: «Это тебе не наше сопровождение, здесь хозяин подполковник Беспалый. Извини, брат, что так получилось».
Молоденький лейтенант негромко попросил замешкавшегося в дверях вокзала Варяга:
– Пошли, заключенный. Подполковник Беспалый ждать не любит, – и уже когда они вышли на воздух, добавил: – Тут неделю назад три вора по этапу прибыли. Один из них что-то неласковое Беспалому сказал, так подполковник велел связать его «ласточкой». Вот и пролежал он в «локалке» сутки на глазах у всех зеков.
На всякое оскорбление законный обязан был отвечать ударом, и совсем неважно, кто стоит перед ним – опер, искушенный во всех воровских тонкостях, или такой же вор в законе, как и он сам. И если ответа не последовало, то подобное расценивалось как слабоволие и вчерашнего авторитета понижали до уровня «мужика». С этого момента вход в воровскую элиту для такого развенчанного был навсегда закрыт, и всю оставшуюся жизнь приходилось видеть снисходительные ухмылочки.
Можно только догадываться об участи посрамленного вора, стянутого в «ласточку». Наверняка такого задолбит подрастающая молодежь, всегда готовая утвердиться за счет слабейшего. Как правило, они сбиваются в кучу и щиплют обесчещенного, подобно тому как это делает стая гусей с «гадким утенком», случайно забредшим на чужой двор.
– Вор вору рознь, – спокойно ответил Варяг, идя к дожидающемуся «воронку».
ГЛАВА 29
Приемник-распределитель представлял собой огромный барак, стоящий на самом берегу спокойной северной речки. Скорее всего, столь замечательное строение здесь было воздвигнуто в воспитательных целях, чтобы бродяги и воры, созерцая неспешное течение вод, смогли оставить мысли о своем дурном промысле и переродиться в примерных, послушных строителей светлого будущего. Этот барак был единственным приемником-распределителем на тысячу километров вокруг. Он, как губка, впитывал в себя сотни и сотни ожидающих приговора; собирал осужденных, уже получивших свой законный срок; еще больше через приемник проходило самых разных бродяг и бездомных, которые вообще никогда не бывали в ладах с законом. Весь этот народ здесь тщательно отфильтровывался, и потом большую их часть распихивали по дальним колониям в глухих таежных тупиках. Среди бродяг это место пользовалось дурной славой и называлось «Большим фильтром»: задерживались в нем чаще крепкие, сильные мужики, способные не только выдержать тяготы таежной жизни, но и готовые с утра до ночи с молодецким уханьем валить и корчевать вековой лес; больные же и старые безжалостно выбрасывались администрацией приемника-распределителя как отработанный шлак в многолетнюю мерзлоту, где они продолжали существовать побирушками на дорогах и с первыми серьезными заморозками гибли во множестве.