Леонид Каганов
Звёзды с неба падают бисером
Я сижу на окне под звёздами
Жду удачу, удача близится,
Нависает удача гроздьями…
группа «Смысловые галлюцинации»
Желание определять болезни путём исследования мочи — смешное шарлатанство, позор для медицины и разума.
Вольтер
Виктор Кольцов по кличке Гек проснулся с предчувствием беды за несколько минут до сигнала будильника. Предчувствие никогда не обманывало его — ни в детстве, ни в учебном спецкорпусе внутренней разведки, ни в годы оперативной работы, ни в последние два года, когда Гек ушёл с оперативки и подался в службу охраны крупного банка.
Но день прошёл спокойно — Гек принял смену, съездил с боссом на собрание акционеров, поиграл в домино с другими телохранителями, вечером свозил босса в сауну и спокойно сдал смену. Ничего не произошло.
Гек лёг спать и снова проснулся до будильника с предчувствием беды. День у него был выходной, и Гек собирался позвонить какой-нибудь из знакомых женщин и весело провести вечер. Но предчувствие беды томило, поэтому Гек наскоро поколотил грушу в прихожей, принял ледяной душ, сходил к метро за газетами, а, вернувшись, включил одновременно радио и телевизор. Гек анализировал политическую ситуацию. В мире всё было тихо. Российскую экономику лихорадило, но не больше чем обычно. Политические судебные процессы шли своим чередом и ничего нового не происходило. Олигархи и лидеры партий провели неделю тихо. Президент ничего не отчудил. Военные действия в бывших республиках и напряжённые обстановки на границах оставались ровно такими напряжёнными, как и в последние годы, без изменений. И даже убийств за минувшую неделю почти не было. Лишь в одной сводке был упомянут пожилой алкоголик, неведомо зачем застреленный почти в самом центре Москвы. Гек до позднего вечера анализировал информацию и лишь под утро лёг спать. Лёг с предчувствием беды, которое уже немного притупилось. И в этот миг в прихожей раздался телефонный звонок.
Сначала Гек решил что это какая-нибудь знакомая, но тут же вспомнил что они звонили ему на мобильный — по старой и давно уже не нужной привычке Гек старался без необходимости никому не давать своего городского номера. Телефон звонил не умолкая, это был старый аппарат с богатым колокольным звоном вперемежку с глухими ударами — иногда колотушка в аппарате промахивалась мимо звонков. Гек откинул одеяло, одним прыжком достиг прихожей и поднял трубку.
— Кольцов у аппарата. — сказал он.
— Ну, здравствуй. — раздался в ответ знакомый голос.
— Леонид Юрьевич! Здравия желаю товарищ генерал! — выпалил Гек.
Леонид Юрьевич Гриценко много лет был его начальником в школе внутренней разведки.
— Отставить кричать. — сказал Гриценко. — Как жизнь, боец?
— Жизнь идёт, товарищ генерал. — ответил Гек, — Работаем.
— Где работаешь, боец? — поинтересовался Гриценко.
— На гражданке. В сфере охраны, товарищ генерал. Платят хорошо. Работа спокойная… — Гек виновато смолк.
Гриценко тоже помолчал.
— Боец, ты ж вроде бизнесом собирался заняться когда увольнялся?
— Не сложилось, товарищ генерал… Стрелять умею. Задержание производить голыми руками умею. Анализировать информацию умею. А вот бизнесом — не умею. И в бандиты не хочу.
— Ты вот что, боец. Во-первых прекрати это — «товарищ генерал».
— Так точно! — ответил Гек и добавил, — Леонид Юрьевич.
— А, во-вторых, скажи-ка мне, как ты относишься к евреям?
«А батя наш всё такой же — умеет вопросом в тупик поставить!» — оторопело подумал Гек.
— Ну как сказать… — начал он, — Ну сам-то я ничего против евреев не имею. Евреи… Ну и евреи. Тоже люди. У меня друг когда-то был еврей. Глеб Альтшифтер. И ничего, хороший человек.
— А вот я так считаю. — перебил Гриценко, — Пусть евреи живут у себя в Израиле, а нам тут не мешают. Как думаешь, боец?
— Так точно, пусть живут… — растерянно ответил Гек.
— Старший лейтенант Кольцов, — начал Гриценко так торжественно, что Гек невольно выпрямился по стойке «смирно», — Как у нас с загрузкой?
— Какой загрузкой?
— Со свободным временем у нас как? Послужить Родине готов?
— Но я же уже давно уволился… Да уже и не в той форме… Ну и это…
— Мне больше некого просить. — перебил Гриценко. — Молодые мои бойцы не справятся. Не годятся они, очень сложное дело.
— Да бросьте, Леонид Юрьевич. — сказал Гек, — «Умный-умный, а дурак» — это ж вы про кого всегда говорили? И что сколько меня не обучай, я всё равно для оперативной работы не пригоден, а только для силовых операций… И что…
— Ты и есть умный-умный, а дурак. — сказал Гриценко. — Я всем своим бойцам так говорю, один ты всерьёз воспринимаешь. Так как? Выполнишь?
Гек молчал ровно минуту. Гриценко терпеливо ждал.
— Слушаюсь, Леонид Юрьевич. — наконец ответил Гек.
— Тогда к делу. — нетерпеливо сказал Гриценко, и Гек понял что тот был уверен в ответе заранее. — Вчера убили алкоголика…
— В Гвоздевском переулке. — сказал Гек.
— Молодец, боец! — похвалил Гриценко. — А говорил не в форме! Только не в переулке, во дворе рядом с переулком. Пальнули из пистолета ТТ с глушителем.
— Он был еврей? — спросил Гек и понял что вопрос прозвучал глупо.
— Нет, он был русский. — ответил Гриценко. — На четверть татарин. Не думай об этом. Это всё настолько серьёзно, что я тебе ничего не смогу рассказать. А сам всё равно не догадаешься. А раз даже ты не догадаешься, то у меня есть надежда что и вообще никто не догадается. И это меня радует. Понимаешь?
— Так точно… — растерянно ответил Гек.
— Продолжаю. У тебя есть три дня. За эти три дня тебе надо найти тех, кто убил алкоголика. Отобрать пакет. Доложить мне. Всё.
— Какой пакет? — спросил Гек.
— Не думай об этом. Не нужно тебе это знать, поверь мне. Приступай к выполнению прямо сейчас. Завтра в 9 утра заедешь ко мне в отдел, возьмёшь любые документы, оружие, аппаратуру — всё, что понадобится, без ограничений. Я могу на тебя надеяться?
— Так точно. — сказал Гек и понял что влип в очень серьёзную переделку, — Леонид Юрьевич, а что, действительно дело настолько серьёзно?
— Мирового уровня. — сказал Гриценко и в трубке раздались гудки отбоя.
* * *
Не смотря на приказ приступить к выполнению немедленно, Гек сразу лёг спать. Он пока совершенно не представлял с чего начинать работу и рассудил что утром многое станет понятно.
С утра Гек позвонил начальнику охраны банка и попросил срочный отгул, сославшись на личные обстоятельства. За два года работы в охране Гек ещё ни разу не просил внеочередных отгулов, поэтому начальник удивился, но разрешил. Следующие два дня и так были у Гека выходными, поэтому как раз выходило три свободных дня.
Ровно в девять Гек уже припарковывал свою «Тойоту» на Старой Лубянке, а вскоре шагнул в дверь отдела Гриценко. В приёмной всё было как четыре года назад, ничего не изменилось, только вместо Валечки сидела незнакомая секретарша. Полчаса Геку пришлось ждать в приёмной — у Гриценко был посетитель. Наконец распахнулась дверь и посетитель вышел — им оказался рослый иностранец со смуглым лицом и в восточной чалме.
Гек ожидал что Гриценко всё-таки введёт его в курс дела, но тот не сказал ему ничего нового, лишь подтвердил задание — найти тех, кто застрелил алкоголика. Гек хотел было заявить, что найти непонятно кого и непонятно зачем в огромной столице совершенно невозможно, но промолчал. Гриценко виднее.
После этого Гек спустился в отдел матчасти и выписал себе удостоверение на имя старшего следователя Хачапурова. Фотографию ему сделали тут же.
В оружейный отдел Гек заходить не стал — его любимец, испанский пистолет «LLama» и так всегда висел в кобуре подмышкой. Гек, как работник службы охраны, имел специальное разрешение на его ношение. Гек уже и забыл когда ему последний раз приходилось стрелять, не считая тренировок в тире. Он вообще всегда считал что лучшее оружие в бою — это руки, ноги и голова.
Несколько часов Гек провёл за терминалом информатория Лубянки — наводил справки об убитом алкоголике. Ничего интересного выяснить не удалось — фамилия алкоголика была Калязин, звали его Спартак Иванович. Было ему 57 лет, пил давно, жена ушла ещё до перестройки, жил один, в Мытищах, детей не было. Работал сторожем на складе при заводе спортивного инвентаря в Бутово — на другом конце Москвы. Перед законом был чист и никаких материалов на него не имелось. В данных ГУВД значился лишь один привод в вытрезвитель прошлой осенью. Ни о родственниках, ни о друзьях информации обнаружить не удалось.
Гек выяснил где хранится тело — труп лежал в морге местной больницы. Гек сразу сделал вывод, что сам алкоголик не представляет для следствия ну совершенно никакого интереса, иначе Гриценко упрятал бы его как минимум в морг ведомственного спецгоспиталя. Тем не менее Гек отправился в районную больницу и там, после коротких препирательств с главврачом и возмутительно долгого ожидания старшей сестры, ушедшей на обед с ключами от морозилки, наконец осмотрел труп.
Пуля вошла Калязину слева в самую верхнюю часть лба, где уже кончалась залысина и торчал клок седых волос. На лице остались следы пороховых газов — значит стреляли с расстояния в полметра, не больше. Вышла пуля из шеи, раздробив позвоночник. По крайней мере смерть Калязина была лёгкой и безболезненной. Вторая пуля вошла в левый бок и очевидно застряла где-то в лёгких. Всё было ясно. Гек мысленно восстановил эту сцену. Вот старика подзывают к окошку машины, он наклоняется и получает пулю в лоб. Второй выстрел убийца сделал контрольный. Целился в сердце, но промахнулся. Убийца был полный дилетант — кто же делает контрольный в сердце? Да ещё после того, как пробиты голова и позвоночник?
Гек вышел из морга, сел в машину, полтора часа продирался через столичные пробки и, наконец, добрался до Мытищ. Гек нашёл нужный дом и энергично взбежал на пятый этаж. Как он и думал, квартира Калязина была уже опечатана. Но идти в местное отделение не хотелось. Впрочем сейчас важнее осмотра квартиры мог оказаться разговор с жильцами. Гек позвонил в соседнюю дверь. Никого. Перешёл к дверям слева от лифта, позвонил — нервно загавкала собака. «Болонка. Старая, лет пятнадцать. Две двери. Внутренняя с утеплителем», — машинально отметил Гек и позвонил в последнюю дверь. Никого. Гек требовательно нажал кнопку ещё раз — за потёртым дерматином с торчащими по бокам клочьями пыльной ваты зудело глухо и противно. Казалось будто сама кнопка дробится и осыпается под пальцем. Уже отпуская кнопку, Гек понял что в квартире кто-то есть. Тогда он постучал костяшками пальцев по косяку и произнёс басом: «Из прокуратуры беспокоят по поводу соседа».
Тут же прямо под дверью заелозили тапки, переминаясь на месте. Звякнул замок и дверь приоткрылась на цепочке. За дверью стояла пенсионерка с таким лицом, какое бывает только у тех, кто круглосуточно ожидает подвоха от людей и правительства. Гек представился следователем и раскрыл удостоверение. Пенсионерка выслушала Гека, кивнула и молча закрыла дверь, заперев замок на два оборота. В глубине квартиры зашаркали её тапки. Опять дважды лязгнул замок и дверь открылась снова — теперь старуха держала в руке громадную лупу. В эту лупу она так внимательно начала рассматривать удостоверение старшего следователя Хачапурова, что Геку показалось будто старуха уже догадывается что оно фальшивое.
— Фальшивое. — сказала старуха, вернула корочку Геку и собиралась захлопнуть дверь, но Гек подставил ботинок.
— Значит будем милицию вызывать. — сказал он, вынимая мобильник.
— Это дело ваше. А только зачем милицию? — подозрительно спросила старуха.
— Отказ от помощи следствию. — сказал Гек внушительно. — Выражение недоверия должностному лицу при исполнении.
— Знаем мы вас, ворюг… — сказала старуха неуверенно.
— Личное оскорбление или клевета. Статья 132 пункт «Б» до шести месяцев исправительных работ. — закончил Гек и поднёс мобильник к уху.
— Уже приходил старший следователь. И младший приходил. — сказала старуха, — У них другие книжки. С двухглавым орлом, а не со старым гербом.
Гек внутренне похолодел, но взял себя в руки и укоризненно посмотрел на старуху.
— Я из центральной прокуратуры. — сказал он веско. — А не из районной.
Старуха немного помялась, побормотала неразборчиво, но цепочку отстегнула, распахнула дверь и пустила Гека на кухню.
Про соседа рассказать она ничего толком не могла — особо не шумел, компаний не водил, пару раз стучался в дверь и просил одолжить двадцать рублей, но не дала. Зато на Гека свалилось огромное количество информации про дворовых подростков-мотоциклистов, которые вечерами орут под окнами и «врубают свой мотоцикл». Гек понял что теряет время.
— Спасибо за информацию, мы вас вызовем. — сказал он и захлопнул записную книжку в которой не появилось ни одной новой строчки.
Под бдительным взглядом старухи Гек вызвал лифт — старый, с ручными дверьми. Пока лифт ворочался на нижних этажах, старуха всё стояла на пороге и сверлила Гека взглядом. Гек спустился вниз и вышел во двор, энергично хлопнув дверью подъезда — и сразу повернул за угол под раскидистыми кустами сирени. Быстро обошёл вокруг дома — глиняной тропинкой в кустах под нависающими балконами, где запах сирени мешался с запахом кошек — и снова вышел к подъезду. Бесшумно поднялся на пятый этаж и прислушался. Старухина дверь была закрыта, и, что было очень кстати, в глубине работал телевизор.
Гек глянул в верхний лестничный пролёт, затем в нижний — никого. Тогда он шагнул к опечатанной квартире. Бумажку с невнятной печатью, напоминавшей старый синяк, уже кто-то сорвал — она держалась лишь одним краем, сквозняк трепал её как белое знамя. Гек достал из кармана диверсионный нож и открыл в третьем ряду лезвий отмычку-пластинку. Замок был старый, советский — разболтанная личинка «копейка» с зигзагообразной щелью для ключа. Гек вдруг вспомнил что когда-то в детстве такой же замок был в его квартире. Когда он забывал ключи дома, то, возвращаясь из школы, каждый раз открывал его разогнутой скрепкой — без всякого диверсионного ножа. А вот вскрывать сейф в кабинете загородной резиденции премьер-министра Таджикистана было уже намного сложнее, пришлось возиться всю ночь… Когда же это было? Ну да, семь лет назад…
Край титановой пластинки на микрошарнирах коснулся щели замочной скважины и послушно принял все её зигзаги. Пластинка легко скользнула внутрь. Гек слегка надавил против часовой стрелки и потянул за поводок — внутри замка вдоль пластинки заскользила бородка, подбирая рельеф ключа. Пальцами Гек чувствовал щелчки — один за другим открывались штифты замка. Четвёртый, пятый… Где же последний? Гек ещё раз двинул поводком взад-вперёд. Есть! Замок легко повернулся. Гек выждал секунду и приоткрыл дверь. Оттуда, из темноты, со свистом потянуло табаком и сырой картошкой. «Ишь как сквозит. Небось эти идиоты-опера оставили окно раскрытым.» — подумал Гек. Он спрятал диверсионный нож, боком протиснулся в тёмную прихожую и прикрыл за собой дверь.
* * *
Сначала он не успел ничего увидеть, почувствовать или осознать. Но рефлексы включились сами — тело пружинисто бросилось вниз, а левая ладонь, вспарывая воздух, полетела вверх наискосок. Всё заняло сотую долю секунды, и только после этого Гек понял, что его пытались ударить в шею — вырубить — а он этот удар отвёл.
Рефлексы заработали снова: левое колено рывком подтянулось к животу, а правый кулак, который оказался ближе всего к цели, рванулся без замаха туда, где мелькнул квадратный контур чужого подбородка. И немного вбок — куда этот контур должен был вот-вот сместиться. Гека качнуло и левая голень онемела, будто её вмиг туго обмотали полотенцем. Правый кулак почти коснулся чужого подбородка и пулей летел дальше, сворачивая всё на пути. Миг — и голова противника уже развёрнута в профиль, словно из её бытия вырезали все промежуточные кадры.
По коже левой голени покатился сноп мурашек — предвестник боли, плывущей издалека, но, как и положено боли, надолго опаздывающей. «Скорость прохождения болевых импульсов по нервным волокнам — метр в секунду, двигательных импульсов — в сто раз больше» — мигнула в голове фраза.