Лукоеды - Данливи Джеймс Патрик 10 стр.


— А откуда вы знаете о моих яичках?

— О, уважаемый, это всего лишь слухи до нас дошедшие. Мы просто хотим их измерить, взвесить и, если потребуется, провести табулирование.

— Я и шагу не успел здесь ступить, как вы, ребята, уже пытаетесь сосчитать мои яйца.

— С вашего позволения, сэр.

Эрконвальд откладывает в сторону свою пахучую сигару и расстегивает свои штаны. Нахмурившись, недовольно смотрит, как у брюк отрывается пуговица, катится кругами по полу и исчезает в сливном отверстии пола.

— Что вы делаете?

— Уважаемый, я хочу показать вам свои органы регенерации, чтобы вы не думали, что мне в таких случаях безразличны чувства других людей.

— Прошу вас, прекратите.

— Может вам полегчает после моей презентации?

— Нет.

— Жаль, что не сумел убедить вас.

Клементин пятится к двери. Ширинка у Эрконвальда расстегнута настежь. Аппарат у него должно быть не из обычных. Сворачивается и выстреливает, как одна из его змей. Кажется уже много лет тому назад, я сидел один в холодной и влажной библиотеке и просматривал гроссбухи. Мелькали страницы материальных ценностей, фарфоровая комната, насосная, южная крытая аркада, веранда, а по внешнему виду вот этой, пытаюсь выбраться оттуда, это должно быть сочетание помещения для охраны и пожарников. Примыкает к комнате, в которая сейчас вырыт террариум.

— Прошу вас, Эрконвальд, не расстраивайтесь. Я просто не понимаю, чего можно достигнуть, если вы мне покажете ваши интимные места. Я всегда был слишком скромным, чтобы выставлять свои собственные. Всегда думал, что у девушки они могут вызвать смех и все такое. Но ради Бога, если вам так хочется, то пожалуйста.

— Спасибо, уважаемый.

Эрконвальд расстегивает пояс. Спускает штаны и поднимает подол рубашки, обнажая огромный и уже немного взведенный детородный орган и пару яиц. Его хозяйство отличается атлетизмом по сравнению с остальной деликатной частью его персоны. Сколько можно смотреть. Не могу дальше созерцать, меня так и тянет обнажить свое.

Клементин поворачивается на скрип двери сзади. В комнату заглядывает голова. Незнакомое женское лицо. Дама зрелых годов в толстом белом шерстяном свитере и цветастой юбке. Кожа у нее гладкая, губы влажные. На ее лице появляется улыбка, когда она переводит взгляд с хозяйства Эрконвальда на поднятые брови Клементина.

— Ох, очень извиняюсь. Прошу, продолжайте. Я тут ищу, кто бы мне помог. У меня машина заглохла в двух миля отсюда, бензин кончился. Еще раз прошу извинить меня. Я, конечно, помешала. Очевидно, пошла не тем путем. Точно заплутала. Не могли бы вы мне сказать, как отсюда выбраться. И я уйду. Тут же. Я действительно очень сожалею.

Эрконвальд кланяется. В полное смущение приводит то, что во время разговора с незнакомкой интимный протуберанец Эрконвальда вытягивается горизонтально и начинает скакать вверх-вниз между подолами его рубашки в зеленую, голубую и белую полоску.

— Прошу, попросите кого-нибудь. Я понимаю, что это страшно неудобно, но я действительно не знаю, как выбраться отсюда. Пожалуйста, помогите мне. С галлоном бензина я доберусь до ближайшего городка. Я еду к своим друзьям. Поверьте, я не собиралась вторгаться таким образом. Да еще в такой интимный момент.

— Мне просто показывают органы регенерации, чтобы я смог показать свои.

— Извините меня. Я не вполне понимаю вас, но это не имеет значения. Вы не знаете, кто владелец этого замка?

— Я владелец.

— Ага, понятно. Не могла бы ли я купить у вас галлон бензина? Приношу свои самые глубокие извинения вам и вашему другу. Понимаю, что я слишком долго стою тут у двери, но я вся в грязи и поцарапалась, пока пробиралась сюда через заросли шиповника. Чувствую себя превратно.

— Эрконвальд, вы не возражаете, если дама войдет и отдохнет здесь, пока я поищу Персиваля?

— О, конечно, мадам, прошу вас входите.

— Неудобно быть незваным гостем, но я, честно, просто не знаю, что делать. Я торкнулась в одну дверь и покатилась по ступенькам. Услышала, как где-то внизу шумит вода. Меня это напугало.

Эрконвальд пытается затолкать свой пенис обратно в серые фланелевые брюки, натягивает их, отворачиваясь от посетительницы. Застегивает ширинку сверху и снизу выпирающего волной органа, отступает назад и спотыкается об огнетушитель. Дама отводит седую прядь светлых волос, постоянно падающую ей на лоб. Мне хочется рвануть отсюда. Чувствую, как на нижней губе выступает кровь, так я ее прикусил.

— Я вернусь. Быстро. Вы себя хорошо чувствуете, мадам?

— Да, можно я присяду?

— Конечно. Вы в порядке, Эрконвальд?

— Да, любезный. И приношу вам, мадам, свои глубочайшие извинения, если я хоть как-то вас оскорбил. Он никак не может обмякнуть и я не могу вернуть его обратно в штаны так быстро, как хотелось бы. Я, конечно, отвернусь от вас, так что извините меня, если я повернусь спиной к вам.

— Откровенно говоря, молодой человек, я ничего не имею против, если он будет использован, ха, ха, на мне. Прошу вас, ради Бога, садитесь, если вам, конечно, удобно. По правде говоря, я довольно взрослая. И, ха, ха навидалась таких.

— О, мадам действительна так любезна, великодушна и абсолютно современна.

— Пожалуйста, не извиняйтесь. В конце концов, я тут абсолютно чужой человек, явившийся без спроса и, как полагаю, без разрешения.

— Так, люди, я пошел. Вернусь быстро.

Клементин уходит по коридору в сторону юга. В темноту и к двери в конце. Открывает ее и попадает в большой зал. Видит веревку, свисающую с язычка пожарного колокола, за которую можно дернуть. И объявить всему замку, что видел, как вставал член. Дать две склянки подряд и продолжать, пока не придет помощь. Может спуститься вся толпа. На торчащий член Эрконвальда. Последнюю эрекцию, измеренную Францем. И разразиться аплодисментами при виде Розы, со стоном приплясывающей в разных позах среди своих мамб. Пока остальные дворовые не соберутся, чтобы станцевать самбу. Переходящую, возможно, позже в драку.

Ведь цирк

Продолжается

Все больше дурея,

Переходя из трагедии

В фарс.

Пока крутиться

Кто-то из нас

Как волчок

На конце своего члена.

7

Клементин торопливо проходит в дверь под большой лестницей. Если спуститься по этим ступенькам, то можно и потеряться. Воздух становиться холоднее. Куда идти? На кухни. Которых согласно гроссбуху шесть. Толкаю белую дверь. По пути надо все осмотреть. И дать Эрконвальду достаточно времени, чтобы убрать его обратно в брюки. С глаз той женщины с довольно музыкальным смехом. От которого у Эрковальда будет стоять до конца дня. Или он взорвется.

Комната со шкафами от пола до потолка вдоль стен. Окна с решетками выходят во двор. Полки заставлены глиняной посудой. Гвоздика, корица, лавровый лист. Кладовая приправ. Мои ученые могли бы и дистиллят приправить. Глоток которого Эрконвальд должен пропустить на завтрак. Тогда у него встанет и он сможет вылечить красный прыщик на носу у этой застрявшей дамы. Прямо между прекрасными голубыми глазками. Которые так и будут сверкать в течение восьми или девяти лет хорошего траханья, от которого она явно отвыкла. Сегодня вечером мой первый выход в свет. А я ищу бензин. Чтобы отправить матрону из этого зверинца.

Клементин толкает другую дверь. Большая комната, горят свечи, круглые каменные колонны поддерживают сводчатый потолок. Вделанный в стену камин с железными причиндалами, цепями и вертелом. Вдоль стены огромная чугунная печь. На колышках батареи сковородок. Охает, внезапно оборачиваясь, девушка. С ее руки капает жир.

— Свят, свят.

— Извините за вторжение. Я ищу Персиваля.

— Я думаю, он в конце туннеля, сэр, рыбу ловит.

— Так, а вас, я, думаю, не знаю.

— Меня наняли на время, сэр, я подруга Имельды. Она попросила меня помочь, и вот сегодня я на ужин готовлю суп. Тут уже приходил джентльмен с луковицами, хотел опустить их в котел. А за час до этого мы в темноте, в туннеле, гонялись за свиньей, чтобы поймать и зажарить ее, Имельда и Мэри так до сих пор за ней и гоняются.

— Прекрасно.

— Я что-нибудь могу сделать для вас, сэр?

— Нет, спасибо.

— Спасибо вам, сэр.

Клементин останавливается в кладовой для приправ. От такой неожиданной встречи у меня прямо дрожь в ногах. Девушка с пышными темными волосами. Гибкие белые руки с закатанными рукавами синего свитера. Вернись и спроси, как ее зовут. Еще одна смертная в штате. Невероятной красоты, обнаружена внизу, в подвалах. Надо перевести ее в верхние комнаты в замке, поближе к звездам.

— Извините, что снова беспокою вас.

— Пожалуйста, пожалуйста.

— Но я не знаю, как вас зовут.

— Шарлен.

— О, прекрасное имя.

— В честь моей бабушки. Она проработала здесь, в замке, всю свою жизнь, умерла тут же, в прачечной, рядом с конюшней, где она жила последние пятнадцать лет, даже носа не высовывая, пока оттуда ее не вынесли в гробу, она любила тепло от труб. Она с такой любовью складывала простыни и укладывать их в стопками в шкафах для сушки, что можно было порезаться об их кромки.

— Вы здесь постоянно?

— Не знаю, сэр. Полагаю, что все будет зависеть от вас, сэр.

— Надеюсь вы слышали, что я вряд ли буду платить регулярно, но кое-что время от времени, полагаю, выплачивать смогу. Этого пока достаточно?

Клементин вытаскивает из кармана пачку денег, полученную от Эрконвальда. Шарлен вытирает руку о толстую серую юбку и берет большую белую купюру. Держит ее на вытянутой руке двумя пальчиками с грязными обломанными ногтями.

— Сэр, мне этого не нужно. Зачем, если есть, что поесть и где поспать.

— Вы живете в замке?

— Да, сэр. У меня здесь комната.

— Ага.

— Мне она нравится. У меня в семье еще семь младших братьев и сестер. А комната одна с чердаком наверху. Временами и ночью не поспишь со всей их мышиной возней.

На ногах у Шарлен сапоги и толстые коричневые чулки. Разговаривая, она улыбается, показывая белые зубки, которые, кажется, ее собственные. Около носика небольшая родинка. Замок полон сюрпризов. Битком приезжих. Одних вызывают азбукой Морзе, другие продираются сквозь шиповник. Едва оклемался от смертельной болезни на том берегу океана и во всю флиртую со сказочными большегрудыми девчонками на этом. Красивую, великолепных пропорций грудь Шарлен плотно облегает свитер.

— А суп пахнет вкусно.

— Всего лишь несколько старинных ингредиентов, положенных в кастрюлю, точно так мы готовим дома. Завтра, когда мой отец вернется с рыбалки, я принесу вам немного рыбы. Вы любите рыбу, сэр?

— Да.

— Вам ее пожарить?

— Было бы прекрасно.

— Тогда я приготовлю. Мисс Овари говорила, что ей нужно сделать кое-какие покупки в городе, так что я приготовлю рыбу для вас. Я также приберу здесь немного. Будет блестеть, как мостовая после дождя.

— Вам не кажется, что в сумерках здесь немного мрачновато.

— Ни чуть. Мне вообще никогда не нравилось быть на улице, когда вовсю хлещет дождь с ветром. Когда печка горит, здесь так хорошо.

Клементин бросает последний вожделенный взгляд на это деликатное создание. Крошечная фигурка под массивными каменными сводами. Одна одинешенька в этих бесконечных сырых подвалах. Нужно уберечь ее от такой жизни. Надо ей организовать работенку полегче недалеко от моих апартаментов.

— Шарлен, а вы можете провести меня в туннель, где рыбачит Персиваль?

— Конечно, сэр, только нужно взять пару свечей. Теперь, прошу вас сюда. Мимо кладовой для приправ и вниз по лестнице мимо кладовой для провизии.

Шарлен открывает толстую дубовую дверь, ведущую в комнату. На стенах еще больше кандалов. Проходим под арочным сводом и спускаемся вниз по круговой лестнице. Внизу узкий туннель. Каменный альков с двумя чугунными решетками в полу.

— Там внизу, сэр, темницы. Когда-то это было страшно опасное место. Бедных созданий спускали туда по прикладной лестнице и выбраться оттуда вам уже никогда не удавалось. В самые нижние заходит морская вода и там полно костей. Пищу им сбрасывали вот через эти решетки. И там внизу они дрались за нее между собой и крысами.

Туннель постепенно уходит вниз. Ноги скользят на мокрых камнях. На стенах блестят капельки влаги. Шумит вода, тихо завывает ветер. Колышется пламя свечей. Шарлен рукой прикрывает свечу. Бедный Эрконвальд хотел только исследовать мои яйца, а кончил тем, что выставил на обозрение свой собственный аппарат.

— А теперь, сэр, держитесь крепче вот за этот поручень. Тут еще ступеньки. Ну, вон уже и свет пробивается впереди.

Голубая ширь моря. К северу вздымаются утесы и побережье. К западу простирается океан. Внизу рваный бок мыса, ступеньки, выбитые в скальной породе, искривленный и поржавевший причал. И никаких признаков Персиваля.

— Не хотелось бы, сэр, просто так пугать, но обрыв здесь порядочный и уже не раз монстр, что прячется тут на глубине, утаскивал кого-нибудь к себе.

Ветер развивает волнистые пряди волос Шарлен, открывая ее лицо с мягкой белой кожей. Пара ярко-голубых глаз. Она прикусывает свои влажно-красные губки. Ее руки и запястья порозовели от холода. Она стоит на ступеньке, схватившись за старые ржавый поручень, и нагибается, заглядывая вниз.

— Его там вообще не видно. Вряд ли среди этих беснующихся внизу волн можно выстоять и вернутся обратно живым. Не дай Бог, чтобы он попал в лапы к этому угрю, он же его на куски разорвет.

— А он мог упасть?

— От рывка, запросто.

— Нам лучше пойти за помощью.

— Ну, помощь Персивалю вряд ли уже нужна, сэр, все что ему теперь надо, немного благословения, как любой другой правоверной душе, отошедшей в мир иной. Раньше он был сплошным ужасом для дам, но в эти последние дни заметно исправился. Я часто видела, как он с трудом взбирался на велосипед, чтобы исполнить свой духовный долг. По мере того, как проходят года и все ближе становится Божий аукцион, они все больше бухаются на колени и набиваются в друзья к вышестоящему, предлагая ему сигареты, свою вину, икоту, кашель и замусоленные монеты.

— Понятно.

— Конечно, если бы он был ранен, то мы бы увидели его там внизу пронзенного. А если он пошел на корм угрю, то об его останках можно забыть.

Шарлен ведет Клементина обратно по туннелю. Мимо темниц, вверх по спиральной лестнице, через кладовые и кухни и черным ходом через прихожую для слуг к узкой двери, выходящую в вестибюль Октагональной комнаты. Закрываю глаза руками и ложусь рядом с вечерней одеждой, аккуратно разложенной Персивалем. Уже мертвым где-то там в море. Шарлен сказала, что она поищет его в замке. Вместе с мисс Овари, Оскаром и Имельдой. Будем ждать. Моментально отключаюсь от суеты замка. А где Элмер? Кто-то стучит в дверь.

— Войдите.

— Извините, сэр, но пока никаких признаков Персиваля. Но мы наткнулись на такое, отчего и сам дьявол сгорел бы со стыда. Боже, там в пожарке что-то жгут и явно с какой-то примесью. И джентльмен в неприглядном виде. Приглашал нас войти. Судя по его манерам, он нас чуть ли не на бал звал. Мисс Овари выбежала с криками, что она ничего общего не желает иметь с подобными делами. Сказала, что на нас попадали змеи. Думаю, у нее начались галлюцинации из-за того, что этот человек не уделил должного внимания своей одежде. Вам что-нибудь принести?

— Нет, спасибо.

— Сэр, можно вам кое-что сказать?

— Прошу вас.

— Если мисс Овари не вернется, когда сказала, можно я на кухне все возьму на себя? Ей не надо будет иметь дела с мужчинами, а то там внизу нас осаждают джентльмены, один выскакивает на нас из-за колонн, другой поджидает в посудомоечной. Это ничего, если я им скажу, чтоб они оттуда убрались?

— Да, конечно.

— А теперь, сэр, я скажу вам самое главное. Эта банда выживает вас из дома и ничего не делают, лишь только чай пьют. А тут еще одна из них, эта дьяволица, спустилась в кухню среди ночи, нажарила столько бекона с яйцами, что можно армию накормить, приказав мне убраться, когда я пыталась разжечь утренний огонь. Вы в порядке, сэр? У вас голова болит?

Назад Дальше