— Помогите!
Оскар стоит по пояс в полу. Подтягивает одно колено, чтобы опереться на него. И снова проваливается сквозь гнилое дерево. Приземляясь прямо на опорную стену. Собравшиеся стоят, примолкнув, с нависшим над ними пузырьком. Лица так и светятся страхом. Г-жа У Д С и Роза меняют позиции ног. Побелевший кулачок У Д С вращается вокруг его головы. А сейчас вибрирует перед его лицом.
— Прелюбодеи.
Эрконвальд поднимает свою тонкую руку. Спокойный последователь. Склоняет свою голову. Заключенный громко прочищает горло. Все глаза на пузырьке. Юбка У Д С, когда он кружится, раздувается в стороны. Оскар стоит на коленях, умоляюще сложив руки, его круглое белое лицо обращено к потолку.
— О, Указующий и Добрый, умоляю, выслушайте меня. У меня есть решение нашему безумному положению. Можно попросить вас отложить пузырек?
У Д С поднимает ампулу со взрывчаткой высоко в воздух. Эрконвальд втягивает голову в плечи в преддверии детонации. Другие зрители поднимают руки, закрываясь от взрыва. У Д С визжит.
— Я не позволю, чтобы интеллект будущего поколения был испорчен развратниками, не постигшими благоговейных мистических откровений при созерцании пупка.
— Уважаемый Указующий Добрый Свет, мы, ваши смиренные слуги, абсолютно покорно чтим ваши чувства.
— Разве я вам не говорил, что мои няньки прогуливались со мной в парках и среди лугов, чтобы я мог впитать благородство ушедшей архитектуры.
— Умоляю вас, наш глубокоуважаемый Указующий Добрый Свет. И мы скоро станем прогуливаться в парках и на лугах, чтобы вкусить их печальную элегантность. А пока, позвольте мне сказать лишь пару личных слов нашему хозяину, который так и стоит в полнейшем беспокойстве и печали. Лишь объяснить разумность ваших замечаний и ваш понятный ужас. Надеюсь вы согласитесь избавить его от дальнейших страданий и волнений.
— Вам позволяется пятьдесят секунд.
— О, как я вам благодарен, мой глубокоуважаемый и почитаемый Указующий Добрый Свет.
Эрконвальд обходит стол с утонченной церемониальной деликатностью. Слегка облизывает языком губы. Тонкогубый человек с мягким голосом и трогательной добротой. Закрыв глаза, он приближается к Клементину.
— Уважаемый, я действительно очень огорчен, что так все получилось. У Д С необыкновенный исполнитель тирольских песен. Мы старые друзья. Впервые познакомились в столице еще в детстве, когда имели летом обыкновение купаться в канале. Позже мы организовали ему певческую карьеру. Провел много месяцев за рубежом, совершенствуя свой стиль пения йодлем и теперь нервничает из-за медленного признания после его возвращения. Мы попытались достичь максимально быстрого паблисити, катая его на страусе по улицам, но не приученная птица вломилась в витрину магазина, полную неодетых манекенов. Повреждения там нанесенные надолго огорчили всех нас. Его жена богатая и культурная женщина. Ее фотографии печатались в новостных периодических изданиях. Хотя мелкое недопонимание и донимало каждого из нас по очереди, когда на карту ставился прогресс в области пения или науки, мы работали как одно целое. Прошу вас, не надо волноваться.
— Спасибо, Эрконвальд.
Указующий Добрый Свет, размахнувшись, швыряет пузырек. Над лицами, крестясь, замелькали руки. Тела отшатываются от камина, где в огне исчезает тоненькая трубочка. Оглушительный взрыв. Ярко оранжевый шар пламени. С потолка сыпется штукатурка. Качаются сдвоенные канделябры. В разбитые окна врывается ночной воздух. Снаружи с неба сыпятся искры. Отдаленное звук эха. А внутри, дымятся, разбросанные по комнате красные угольки торфа. Указующий Добрый Свет с задранной по самую голову травяной юбкой лежит, распростертый на столе, и подергивает коленями. У одного из экс-зэков из носа хлещет кровь. Роза и г-жа У Д С лежат на спинах, лица в штукатурной крошке, так и вцепившись друг другу в волосы. Надо мной лицо Шарлен. Моя голова у нее на руках.
— О, спаси вас Боже, г-н Клементин. Вы — первый добропорядочный человек, появившийся в нашей округе за все эти проклятые годы. И вот теперь вы нас чуть не покинули.
— Я жив.
— И слава Богу. Спасибо святой Анастасии за это.
— Зажгите свечи.
— Сейчас исполню, сэр, но вы в порядке?
— Да.
— Вы только послушайте, как стонут. Увечья такие, что требуется доктор. Тим быстрее всех доберется до города. Я пошлю его, сэр.
Шарлен вновь зажигает потухшие свечи. С обломков поднимается призрачный дым. Барон сидит, прислонившись к стене, рядом со свалившимися портретами предков, он им кивает в приветствии и предлагает пропустить стаканчик. Персиваль держится за колено.
— Опять его выбило, сэр. Теперь, чтобы поставить его на место, потребуется взрыв посильнее этого.
Экс— зек, хромая, медленно обходит комнату, галстук захлестнут на спину, и поправляет криво висящие портреты. Холокост пробуждает чувства. Среди разбросанной и разорванной одежды. И стонов, с которыми дерущиеся дамы вновь усиливают свои захваты, ослабленные взрывом. Кто-то тихонько поет. А Элмер с огромной косматой серой головой обнюхивает и облизывает лежащие лица. Персиваль заметает дымящиеся кусочки торфа. В поле ревет осел. Через разбитые окна вливается мягкий влажный ночной воздух.
Слышен звук мотора, по небу пробегают лучи автомобильных фар. Эрконвальд в разорванной в клочья рубашке сидит, опершись локтями на стол, обхватив голову руками. Открывается огромная дверь обеденного зала. Позади маленького, кругленького человека в пальто и с черным саквояжем башней возвышается Тим. Замирает в дверях. Доктор. Надевает очки. Осматривает сцену. Медленно поднимает руку к сердцу. Покачивается. Пошатывается. И падает прямо лицом вниз.
Еще один
Печально
Замер
В ночи
Еще одна
Ясность
Звучит
В тиши.
9
Утренние лучи, голубые и солнечные, после взрыва и пламени буйной ночи. Обитатели Кладбищенского замка расползлись по комнатам. Те, кто мог. Доктора спасали на столе в обеденном зале от сердечного приступа. Эрконвальд и Франц с повязками красного креста на руках, пританцовывая, оказывали помощь раненым.
Я совершаю утреннее писанье и с высокой стены вижу в траве паутину. Сплетенную в темноте в волнующее море белизны. Шарлен и Персиваль оттащили меня в постель. От легкого сотрясения мне приснился сон, что я живу в эскимосской игле. Множество народа прибывает в тундру. На плотно слежавшемся снеге северного полюса образовалась огромная куча дерьма. Я потерял рубашку и проснулся весь в поту. Чтобы увидеть, как на полу Элмер, играючи, поедает последние мои драгоценные денежки, полученные от Эрконвальда. Прошептавший, когда меня уводили:
— Уважаемый, хотя оптические усовершенствования обеденного зала вполне хороши, сейчас самое время удалить наиболее мрачные выражения излишнего использования барокко.
Указующий Добрый Свет, всего перекореженного, последний раз видели в кольчуге, одетую на травяную юбку, ползущим на четвереньках через большой зал и вверх по куче булыжников, где он попытался встать и потрясти бронированным кулаком, после чего рухнул спиной в яму. Внизу среди материала, содержащего минералы, раздавался его голос.
— Я — легионер. Сегодня вечером я отправляюсь в поход. Чтобы задать взбучку идолопоклонникам и язычникам. Попадет тем, кто осмелился совершить моральную нечистоплотность, назвав меня Указующим Добрым Светом распахнутого кимоно.
Дерущихся женщин так и оставили, вцепившимися друг другу в волосы. Барона видели уединившимся в библиотеке, читающим при свечах биографию международного мошенника, на коленях у него лежала открытая коробка шоколадных конфет, а рядом стояла бутылка с бокалом. Выстави это место на продажу. С необычным ассортиментом постоянных обитателей. Неповторимая сделка. Включающая верных слуг, посуду из дешевого серебра, хлебницы, полочки для тостеров и совочки для крошек. Подойдет для использования в качестве учреждения. Идеального для тех, кто озабочен постоянными раскопками или выведением змей. Или просто хочет иногда побряцать оружием.
Доктор, накаченный эмульсией ослиной вытяжки Эрконвальда, бренди и медом, мирно отоспавшись утром, поднялся живым и здоровым. Его вместе с черным саквояжем и сломанными золотыми часами усадили в автомобиль. Обернувшись, он быстро окинул взглядом бастионы и рванул на своем синем двух тонов авто вниз по дороге.
Клементин сидит в спальном шезлонге в галстуке в зеленую и синюю полоску. Входит Шарлен, за которой следует блондин. Она несет поднос с завтраком, ломтики бекона, жареные помидоры, яйца, нарезанный хлеб с маслом и горячий чай. Блондин с сияющим розовым лицом довольно улыбается, увидев меня. Лежащего здесь в слабых лучах солнечного света. Владыку, землевладельца и жертву взрыва.
— Рад видеть вас живым после вчерашней ночи. Уголек прожег мне костюм, но сам я в порядке. У вас такие интересные друзья и образ жизни. Ваш голос восстановился?
— Да.
— А я свой почти потерял. Меня обхитрило все человечество. Сойдя с корабля, я добирался на попутках. Багаж мой или терялся, или его у меня крали, или отсылали в другое место. Кончилось тем, что у меня осталась шляпа-котелок, выцветшая до бледно синего цвета, и кривая трость. Промокший и замерзший, я отправился дальше пешком и встретил по дороге небольшую группу людей. Я спросил их главного, что случилось. Они ответили, что ищут истину последнего дня. Я их спросил, где они берут деньги на такие поиски, так как мне самому интересно поискать вместе с ними. Они ответили, что пройдет время, пока меня примут, а пока они сделают меня временным проповедником и вручили мне карту этого района. Вашего замечательного друга Эрконвальда я встретил на перекрестке.
Наливаю чашку чая этому человеку по имени Бладмон. От его лица и улыбки завтрак становится веселее. Я даже жалею, что не дал ему выиграть в шахматы. Он просит меня передать ломтик бекона. Укладывает его на длинный поджаренный кусочек пресного хлеба. Сидит, жует, глаза цвета морской волны. Моряк, как и я.
Входит Персиваль. За распоряжениями на данный день. Думает только о том, как бы и дальше кормить меня здесь, за железной дверью. Ставит Оскара часовым у двери. Там, где он не провалится сквозь пол. И будет обыскивать всех посетителей на предмет взрывчатых веществ.
— Извините, сэр, зайду попозже. Я не знал, что вы заняты.
Бладмон встает. Нервно сметает крошки. Его кожаные туфли все в бурых пятнах и сморщились. Тонкий оранжевый твидовый галстук стягивает ворот рубашки. Под пиджаком толстый коричневый свитер.
— Пожалуйста, я ухожу. Хочется прогуляться по саду.
Бладмон кланяется и выходит. Персиваль поднимает остатки банкноты. Смотрит на Элмера, который уставился на него своими темными глазами. Грозит ему пальцем. Элмер прячет голову под лапы.
— Да, ну и ночка была вчера, не так ли, сэр? А теперь представьте, что бы было, если бы большая часть взрыва не ушла вверх по трубе? Нас бы всех поубивало. Вам нравятся помидоры на завтрак?
— Да.
— Сам я их не ем. В детстве мне дали помидор и сказали, что это яблоко, я его укусил, а из него закапало, я подумал, что это кровь и с тех пор не могу есть ни яблоки, ни помидоры.
— Персиваль, как дела в замке?
— Сэр, потребуется армия математиков, которые будут всеми пальцами рук и ног щелкать на счетах, чтобы все это просчитать. Г-н Эрконвальд, лично, и Барон в данную минуту находятся в обеденном зале и стеклят окна. Этот
У Д С — какой-то опасный придурок. Его следует держать взаперти. Он тут с доспехами целую суматоху навел, хвастаясь своими сексуальными знаниями и обзывая нас прелюбодеями. Тот же Кларенс, который, как утверждают, держит свой петушок, как и брюки на замке, обладает самыми последними знаниями в области секса. Он постоянно таскает в кармане пальто книгу по супружеской технике с целью немедленного пользования. Не посчитайте за нахальство, сэр, но он говорит, что верный успех достигается, если менять позиции. Кларенс, поверьте, выложит все без утайки относительно движений и ласк. За какие-то секунды выложит вам то, что бы вы познавали, безнадежного совокупляясь, всю жизнь. Правда, в этой стране, где постоянно льет дождь, вряд ли достигнешь сексуального экстаза.
В течение всего остального утра и весь полдень гости только и знали, что шастали на кухню за едой. Запах жареного бекона и яиц, поднявшись вверх по лестничной площадке, проник даже в залы. Бладмон и я совершаем обход территории замка. По влажным и заплесневелым туннелям рододендронов. По заросшим тропкам меж самшитовых изгородей. Видны признаки весны. Желтые примулы выглядывают из-под живых изгородей. Папоротник с вереском покрылись слабой зеленью. Заглядываем вниз с отвесного утеса на серые валуны и неспокойное море внизу. Теплое солнышко, соленый и свежий воздух.
Идем по узкой тропке над полностью заросшей ежевикой дорогой. Идущей от лугов до высокого бурого цвета входа. Клементин бьет по шиповнику тростью. Бладмон помогает сдвинуть ржавые засовы и открыть тяжелые дубовые ворота во внутренний двор замка. У нас под ногами сзади начинает дрожать земля. Сквозь подлесок ломится массивная белая кудрявая голова с парой желтых рогов. И с тяжелым грохотом направляется прямо к нам.
— Я с ним справлюсь, Клементин.
Я со всех ног рву во дворик замка. Бладмон сбрасывает пиджак, стягивает свитер. И как раз во время, чтобы накинуть его на массивную голову Торо, который, наклонив ее как плуг, несется по булыжнику дворика, метясь в тонкую фигуру быстро убегающего вашего покорного слуги. Мышцы так и играют на бедрах этого темпераментного и массивного животного.
— Держитесь подальше, Клементин, я держу его под контролем.
Клементин прыгает, хватаясь обеими руками за водосточную трубу на крыше, ноги болтаются над землей. Торо со свитером накинутым на глаза яростно рвется вперед. И с треском, так что щепки летят, вламывается в закрытые двери конюшни. Бладмон в проеме начинает выделывать па с плащом. Появляется медленно движущаяся парадная карета, которую тянет Торо, уже без свитера на глазах. Простой хук головой и половины спиц на заднем колесе как не бывало. Бладмон хватает Торо за хвост или тот разнесет карету в щепку для женских спичек. И это прекрасное средство передвижения будет разрушено до того, как я узнаю, что был его владельцем.
— Все остаются на своих местах. Я закрываю ворота. Я знаю как с ним справиться.
Торо разминается. Рвет на кусочки все, что вокруг. Кончиком рога удаляет одну за другой две канализационные трубы. Полная бочка дождевой воды описывает в воздухе дугу и разбивается на мелкие водяные кусочки. Торо уже в центре дворика ревет, храпит, бьет копытом по брусчатке. К нему, притоптывая ногами, медленно приближается Бладмон.
— Бладмон, прошу, не надо.
— Нужно показать, что ты их не боишься. Этот рев и битье копытом — просто блеф. Дайте мне зонтик.
Знакомый голос с вала. Макфаггер с зачесанными назад темно-рыжими волосами, улыбаясь, приветственно машет кепкой арене.
— Вот вы где, Клементин, а я просто заглянул. И смотрю у вас тут проблемы.
На башнях появляются еще лица. С бастионов свешиваются головы. Некоторые жуют сэндвичи. Высоко в небе висит ястреб. На землю падает туго свернутый зонтик. Бладмон делает шаг в сторону и наклоняется, чтобы поднять его. Расставив ноги, он освобождает черные складки и, нажав кнопку, открывает сверкающий шелковый купол. Постукивая левой ногой, он начинает продвигаться вперед. С той же неукротимой отвагой, с какой проигрывает в шахматы. Торо отступает назад. Косолапо расставив свои огромные желтые копыта на брусчатке. Бладмон наступает, повесив свой пиджак на кончик зонтика.
— Слегка расслабим метательную мышцу, а потом немного подрежем это животное. Тат, тат, Торо.
Толпа охает. Эрконвальд, Путлог и Франц сидят вместе на парапете, свесив ноги. Позади них Барон с биноклем. Бладмон делает паузу. Наклоняется, чтобы завязать шнурки. Сейчас завяжу свои и спокойно сделаю его на этих плитах. Бладмон выпрямляется, тонкие губы зловеще сжаты, стальной и твердый взгляд. Торо все еще отступает назад, помахивая хвостом над крупной изогнутой спиной. Макфаггер подносит сложенные рупором руки ко рту.