– Нет. Следующий, – говорит он, протягивая мне назад мою двадцатку, и смотрит на позади стоящего клиента.
У меня отвисла челюсть. Я потратила столько времени на колу, которую даже не смогу получить. Невероятно!
Я возвращаюсь обратно к Рону, на место выдачи багажа. Он разговаривает с двумя солдатами и как только он взглянул на меня, моим первым желанием было убежать в противоположном направлении. Я не сделала ничего плохого. Да, он сказал мне оставаться на месте, но, клянусь, я думала, что на это уйдет не больше минуты.
Назовите это подростковой интуицией, но почему–то я не думаю, что Рон будет слушать мои объяснения. Что–то сказав офицерам, он намеренно медленно направился ко мне. Я думаю, он специально так медленно идет, потому что обдумывает все способы моего убийства и расчленения. Интересно, в школе коммандосов учат расчленению?
К тому времени, как Рон подошел ко мне, я была готова. Что–то похоже на "аррр" и "угх" вырывается из его рта, но затем он поворачивается к карусели выдачи багажа. Я замечаю, что наши сумки единственные оставшиеся. Он дергает их и бросает на телегу так, словно они весят два фунта.
Мой чемодан превышает лимит веса. Я знаю это, потому что ему пришлось доплатить более ста долларов, чтобы нас посадили на самолет с таким багажом. На заметку: Рон очень сильный.
Я просто смотрю на него, ожидая его гнева. Поверьте, я знаю, это случится. Жутко, ведь я ожидала, что сейчас он выкажет свою злость. Предсказуемый родитель – хорошо. Непредсказуемый родитель – худший кошмар подростка.
Рон несется к выходу, толкая тележку с сумками, а я продолжаю стоять здесь, мои ноги прилипли к полу аэропорта. Ну вот, теперь это происходит со мной: мой дорогой, старый папочка только что превзошел меня. Черт.
В обычной ситуации я бы заставила ждать его так долго, как могла, чтобы заставить его попотеть. Позволила бы ему думать, что могу не последовать за ним. Но взглянув на двух солдат, которые направились ко мне, я повернулась и со всех ног помчалась к выходу.
Прощай, гордость. Здравствуй, Израиль.
Глава 4
У меня аллергия на перемены
Я замечаю Рона у счетчика проката автомобилей. Он не смотрит на меня и его даже не волнует, пошла я за ним или нет. Я встаю рядом, но он делает вид, будто меня тут нет. Я громко и раздраженно вздыхаю.
Он все еще не смотрит на меня.
Леди в прилавке вручила ему ключ и что–то сказала на иврите. Улыбнувшись, он сказал ей "Todah", – и толкнул нашу тележку с вещами.
– Прости. А сейчас хватит меня игнорировать.
Он остановился.
– Тебе когда–нибудь приходило в голову, что я беспокоюсь о тебе?
Я могла бы солгать, но что толку?
– Честно говоря, нет.
Он пробегается рукой по волосам. Почему парни делают так, когда она расстроены? Они думают, что выглядят как мачо? Знаю, почему девчонки так не делают. Они бы испортили прическу, над которой трудились полчаса, укладывая волосы, вот почему. Тем более девчонкам не нужно изображать из себя мачо.
– Шевелись. К тому времени как мы доедем до Мошава, стемнеет.
– Мошав? Что такое Мошав? На иврите это означает торговый центр? – Джессика рассказала мне, что в израильских магазинах продаются все последние новинки европейской моды. И то черное платье шикарно на ней сидит.
Знаю, ходить по магазинам с Донором Спермы будет ужасно, но меня не отпускает мысль обо всех тех шмотках, которые я смогу привести домой по возвращению.
Это смешно, но когда я думаю о торговом центре, я забываю о бомбежках террористов, которые могут произойти здесь.
Пока мы ехали в нашей красной арендованной Субару, я с легкостью забыла о том, что это зона военных действий. Похоже на шоссе в середине Нью–Михико или что– то вроде этого.
Как только мы въехали в Тель–Авив, мы сразу попали в пробку. Я посмотрела в окно на высотные здания.
Рон указал направо.
– Это Башня Азриэли. Самое высокое здание на Ближнем Востоке, – с гордость сказал он.
Возможно, на ней, также, висела огромная мишень.
– Какая отличная мишень для террористов, – пробормотала я, но потом я заметила, как Рон косо смотрит на меня, – Ладно.
Я надеюсь, здание хорошо защищено, потому что 9/11 американцев, которых я знаю, обменивают там валюту. Я наблюдаю в окно за тем, как мы проезжаем высокотехнологичные здания с названиями американских брендов.
– Израиль не похож ни на одну страну Третьего мира.
– Она не страна Третьего мира.
Она? Израиль – "она"? Ну, она чертовски современная. В самом деле, пробка выглядит так, словно мы вернулись домой.
Хотя, вскоре, я понимаю, что жителям Израиля необходимо посетить занятия по управлению гневом на дороге.
Когда их подрезали, они высовывались из окна, кричали друг на друга и показывали средний палец. Я завизжала, когда группа людей на этих маленьких моторных скутерах и мотоциклах проехали прямо между машинами. Они даже не лавируют между дорожными линиями, они едут прямо по самой разметке!
Мы в машине уже около часа.
– Когда мы приедем?
– Примерно через час.
– Ты так и не ответил мне. Что такое Мошав? Это торговый центр?
Он засмеялся, и я поняла, что Мошав – это далеко не торговый центр.
– Ты когда–нибудь слышала о кибуце7?
– Ты имеешь в виду, жизнь в обществе, где всем делятся? Слушай, если ты везешь меня в это чертову общину…
– Почему ты всегда так делаешь?
– Что делаю?
– Слишком остро реагируешь.
– К твоему сведению, я не остро реагирую. Вот мама остро реагирует, особенно когда я прихожу после комендантского часа. Ах да, ты же ничего об этом не знаешь, потому что тебе никогда не было рядом,– говорю я саркастически.
Тишина.
– Тогда почему ты ни разу не приезжала пожить ко мне? – он бросил мне вызов.
Мне жить с ним?
– У тебя есть подружка? – Я хочу, чтобы он сказал "нет", потому что у меня есть планы на него и маму. И было бы проще, если бы у него никого не было.
– Нет. У тебя есть парень?
Стоп, подождите секундочку. Когда это он начал задавать встречные вопросы?
– Может быть.
– Эми, когда ты научишься доверять мне? Знай, я не враг тебе.
– Тогда скажи мне, что такое Мошав.
– Мошав – это сплоченная община. Она аналогична кибуцу, но у каждого есть своя собственность с сельскохозяйственным угодьем. Деньги делят или собирают вместе.
По–прежнему, для меня, звучит, как община.
– Я надеюсь, мы ненадолго там задержимся. Мне нужно принять душ в отеле и распаковаться. У меня есть вещи, которые наверняка расплавились из–за этой жары.
– Мы остановимся не в отеле.
Вот сейчас, я буду остро реагировать.
– Что?– громко сказала я.
– Мы остановимся у тети, дяди, двоюродных братьев и Софии, – Он делает паузу. Я знаю, что будет дальше. Знаю. Но я морально не готова к этому. – В Мошаве.
– Рон, давай кое–что проясним. Я – американская девушка с красной, белой и голубой кровью, текущей по венам. Я не останавливаюсь в местах, зовущихся "Мошав". Не считая моей подписки на Скаутов, которой у меня даже нет. Мне нужны удобства. Удобства! Ты знаешь, что это такое?
– Да. Но не ожидай многого от места, в которое мы едем. Когда я был там в последний раз, только у одной семьи было электричество, и это была моя семья.
Я открываю бардачок чемодан.
– Что ты делаешь?– спрашивает Рон.
– Ищу карту, чтобы знать куда идти, когда сбегу из Мошава.
Он тихо посмеивается.
– Ха, ха. Забавно, забавно. Бьюсь об заклад, ты не будешь так смеяться, когда однажды утром проснешься и поймешь, что я ушла обратно к цивилизации.
Рон гладит меня по колену ладонью.
– Эми, я просто пошутил. У них есть электричество.
Пошутил? Рон пошутил надо мной?
– Я знала, что ты шутишь. Ты что на самом деле думаешь, будто бы я поверила в это?
Он не ответил, но я знала, что он знает правду по тому, как причудливо двигался его рот.
– По крайне мере ты дашь мне ключи от своей машины, чтобы я могла ездить в торговый центр?
– Мне жаль, но водить машину здесь разрешается с восемнадцати лет.
– Что?!
– Я отвезу тебя туда, куда пожелаешь. Не волнуйся. Кроме того, если ты потеряешься, ты не будешь знать, как вернуться назад.
«Хорошо, – подумала я про себя, – заблудиться – отличная идея».
Вздохнув, я смотрю в окно. По одну сторону от машины располагается Средиземное море, по другую – горы с домами, построенными прямо на них. Если бы я была в лучшем настроении, я бы даже могла подумать, что этот пейзаж красив, но я слишком раздражена и уставшая, а мой зад онемел.
Я начинаю делать упражнения для ягодиц. Пару лет назад, поздно ночью, я смотрела ток–шоу, где некоторые звезды, возможно Стивен Сигал или Антонио Бандерос, говорили о том, что они делают упражнения для задницы, сидя в машине.
Просто напрягись, затем расслабься. Напрягись. Расслабься. Напрягись. Расслабься. Я почувствовала жжение. А после десяти минут «моей зарядки» я чувствую, как напрягаясь, мои ягодицы дрожат и я остановилась.
Мы проехали море. Нас окружают лишь небольшие деревья.
– Что это такое?
– Оливковые деревья.
– Я ненавижу оливки.
– Я их люблю.
Представляю.
– Надеюсь, ты не один из тех пит–толстячков.
– Кого?
– Ну, знаешь, те люди, которые выплевывают косточки прямо за столом. Это ужасно отвратительно.
Он не ответил. Я готова поспорить на трусы моей бабушки, что Рон один из пит–толстячков.
– Какое блюдо ты любишь больше всего? Уверен, я смогу достать это для тебя.
– Суши.
– Ты имеешь в виду сырую рыбу? – Рон сморщил нос.
– Да.
Раньше я их ненавидела. Когда мама в первый раз угостила меня ими, меня затошнило, и я выплюнула их. (На салфетку, незаметно, в отличие от пит–толстяков, которые плюются оливковыми косточками). Моя мама любит суши. Думаю, это как алкоголь. Когда в первый раз пробуешь его, тебя тошнит, но потом ты его распробуешь, и он тебе нравится. Наверное, именно поэтому и говориться: «Между любовью и ненавистью тонкая грань». Сейчас мне не только нравятся суши, я жажду их. Бесспорно, Рона и суши должен познакомить такой гурман, как я.
Сейчас мы едем через горы по очень извилистой дороге, и меня укачивает. В последний раз я видела цивилизацию пятнадцать минут назад.
Съехав с горы, мы остановились на развилке дорог. На дорожном знаке было написано по–английски Moshav Menora и что–то еще на иврите.
Рон повернул в сторону Moshav Menora. Сейчас окружающая местность напоминает Швейцарию с зелеными горами, окружающими нас со всех сторон.
Он остановился около живописной остановки, расположенной прямо в горе.
– Что это?
Он поворачивается и вынимает ключ из зажигания.
– Это Голанские высоты, особенное и красивое место. Пошли, полюбуемся на вид.
– Мне тоже идти? Я хочу пописать.
– Ты можешь подождать несколько минут? Прежде чем мы встретимся с моей семьей, мне нужно кое–что рассказать тебе.
Интересно, что он хочет мне рассказать? Я должна это услышать. Открыв дверь, я вышла из машины. В тишине мы направились к краю горы. Горный пейзаж напоминает мне вид с открытки.
– Они не знают о тебе, – выпаливает Рон.
Что?
– Кто не знает обо мне?
– Моя мама, мой брат и его жена....
Острая боль пронзила мою грудь, такое чувство, будто что–то острое проткнуло ее. Мое сердцебиение участилось, и я тяжелей задышала.
– Почему?– прошептала я, едва выдавливая из себя слова.
– Это сложно,– он смотрит в сторону.– Видишь ли, когда я приехал в Америку, я хотел всем доказать, что я могу сделать это самостоятельно. Знаешь, Американская Мечта и все такое.
– И ты не ожидал, что появлюсь я и разрушу твою мечту.
– Я встретил твою маму на первых выходных в США. Я был дерзким израильтянином, который просто желал хорошо провести время. Несколько месяцев спустя я узнал, что стану отцом.
Я отхожу от него. Он что, хочет, что бы я извинилась за свое рождение?!
– Я ненавижу тебя, – говорю я, возвращаясь в машину. Я вытираю глупые слезы, но они продолжают скатываться по щекам.
– Эми, пожалуйста, позволь мне хоть раз внести ясность в этот вопрос…
– Просто открой эту чертову дверь.
Услышав щелчок разблокировки дверей, я залезла внутрь машины. Он смотрит на меня так, будто хочет объяснить мне все подробней, но я не хочу ничего слышать.
– Поехали уже!– кричу я.
Он залез обратно в машину, и мы поехала на вершину горы. Я думала, что готова к встрече с семьей Рона, но теперь все, что хочу – это забиться в дыру.
Он не просто собирается познакомить меня со своей семьей. Он впервые расскажет, что у него есть внебрачная дочь.
Глава 5
Как люди терпят эту жару? Я посмотрела на свой ноготь, прежде чем в размышлениях укусить его. Что Рон им скажет? Он также вспотел, как и я? Надеюсь, что да.
Я вышла из машины и прислонилась к ней, прислушиваясь к брани, которой, должно быть, София покрывает Рона. Парень не только ее выслушает, но и получит пинка. Если бы я была Софией, я бы разорвала его за ложь, ну хорошо, за меня. Но я не слышу криков. На самом деле, я почти не слышу, что происходит в доме.
Вдруг что–то ударило меня по руке. Сильно.
– Эй, – испугавшись, закричала я.
Я не глупая, знаю, это не пуля. Я не удивлюсь, если семья Рона решит «покончить» с его внебрачной дочерью, как только узнает всю правду.
Обдумывая эту мысль, я посмотрела вниз и увидела своего обидчика.
Футбольный мячик.
– Tizreki le'kan
8
, – послышался насмешливый голос позади машины. Как будто я что–то понимаю. Но я не понимаю, поэтому игнорирую его. К тому же, чувствую, на моей руке будет синяк.
Обернувшись на звук подбегающих ног, я столкнулась лицом к лицу с израильским мальчиком моего возраста.
– Shalom
9
.
На нем надеты джинсы, рваная грязно–белая футболка и греческие сандалии. Знаешь, раньше такие носили греческие философы. Но не это самое худшее. Парень надел белые носки и сандалии. Носки с сандалиями! Стараясь не засмеяться, я перевела взгляд с его ног к лицу.
– Привет.
Он говорит по–английски? Не знаю, поэтому я просто стою и молчу.
Еще два парня подбежали к нам. Один из них заговорил с парнем на иврите, но увидев меня, замолчал.
– Я американка, – медленно и громко проговорила я, как будто разговариваю с шимпанзе. Надеюсь, свершится чудо, и они поймут меня.
Они смущенно переглянулись, и в этот миг я поняла, что последующие три месяца я буду жить словно в пузыре. В пузыре, в котором ни один человек не поймет, что я говорю, за исключением Донора Спермы. Могут ли мои каникулы стать еще хуже?
Первый парень чуть ближе подошел ко мне. У него светло русые волосы и морщинисто–юношеская улыбка. Знаю, знаю, юношеская и морщинистая не совместимы. Но у этого типа именно так, верьте мне.