Чондэ в молчании закончил расставлять всё на столе, а после пожал плечами со слегка мечтательным видом.
— Потому что это неважно? Я люблю петь. И мне для этого сцена не нужна. А ещё мне нравится учить. Я не вижу разницы, если угодно. К тому же, мой голос позволяет мне петь всё, что душа пожелает, а сцена ограничивает в стилях. Скажем, не могу же я выйти на сцену и спеть какую-нибудь арию — публика не на это будет рассчитывать. А так… так я могу каждый день петь всё, что захочу. А ты что из музыки любишь? Назовёшь пару песен? Ну или хоть одну, которая тебе действительно нравится.
Чонин на миг задумался.
— “Любовь ещё желаннее, когда она недостижима”. Тони Ан.
Чондэ смотрел на него с откровенным удивлением целую минуту, после встряхнулся и пожал плечами.
— Умеешь удивлять. Хотя у тебя с рэпом проблем нет, а там как раз рэп-куплеты. Погоди-ка…
Чондэ выбрался из-за стола, уселся на табурет у рояля и принялся рыться в нотных тетрадях.
— Не то чтобы я увлекался таким, но там очень красивая музыка… Сейчас-сейчас… Ага!
С ликующим видом Чондэ развернул одну из тетрадей и пристроил на подставке. Потом он сосредоточенно водил пальцем по линейкам и нотам. Довольно кивнув, тронул кончиками пальцев клавиши.
— Поможешь спеть?
— Что?!
Чондэ ничего не стал объяснять, просто заиграл. Чонин без труда узнал хорошо знакомую мелодию. Вступительная часть в исполнении Чондэ прозвучала необычно. На первом куплете Чондэ застрял. Точнее, он поиграл немного, а после остановился.
— Ну и? Это же твоя любимая песня, ты сам сказал. Я могу попытаться читать рэп, но у тебя получится лучше. Так как?
Чонин честно собирался послать Чондэ к чёрту на рога, но почти сразу передумал. Только рэп-партии, а он сам зато сможет послушать пение Чондэ. Стоило ли упускать такой шанс? Вряд ли.
Чондэ заиграл опять, негромко напевая вступление. Чонин привычно подхватил на последних словах и начал с первого куплета. Судя по всему, Чондэ неплохо знал эту песню, потому что без труда произносил в нужных местах слова в унисон с Чонином. Зато на припевах отдуваться приходилось только Чондэ. Чонин мог бы, наверное, спеть с ним, но опасался, что не вытянет так высоко. Для него — высоко.
— Не так уж высоко. Вытянешь без труда. “Прощай” вот рискованно, — между делом пробормотал Чондэ перед вторым куплетом. И пробормотал он это с такой обыденностью, что Чонин не сразу сообразил, что начал припев во второй раз уже вместе с Чондэ, но на несколько тонов ниже. Как только сообразил — голос пропал.
Чондэ тут же перестал играть и вопросительно взглянул на него.
— Не понимаю. Всё же было чудесно. Почему ты вдруг остановился?
Если бы Чонин знал ответ сам, то… Нет, не сказал бы всё равно.
— Ты чай предлагал, а не урок вокала.
Чонин отвернулся от рояля и перебрался к столу. Опустился в ближайшее кресло, вновь стараясь не смотреть на Чондэ. Было занятие полюбопытней — почему он в самом деле начал петь припев? Чонин прекрасно знал без всяких экспериментов и подкатов Чондэ, что может спеть эту песню один от первой до последней строчки. Раза с третьего — даже в нужной тональности от и до. И знал, что получится хорошо, но только дома и без слушателей и свидетелей. Здесь же, с Чондэ, он намеревался исполнять только рэп-партии. Но… Ему всё-таки хотелось произвести впечатление. Скорее всего, поэтому. Не удержался, попытался и провалился снова.
— Ты давно танцами увлекаешься? — между делом спросил Чондэ, придвинув к нему ближе чашку. Чонин невольно проследил за пальцами, украшенными перстнями. Неужели они Чондэ не мешали? Чонин иногда носил перстни и другие побрякушки, но только на сцене. И они мешали. Он ненавидел все эти мелочи, которыми во время танца можно было даже всерьёз себя травмировать. Но на Чондэ эти побрякушки смотрелись здорово. В принципе, Чондэ и без них был хорош, но и с ними — хорош тоже. Украшения и гвоздики в ушах сглаживали угловатость Чондэ и акцентировали внимание на его утончённости. Хотя иногда тянуло на улыбку, конечно, потому что все эти блестящие мелочи порой забавно и несуразно сочетались со свободной одеждой спортивного кроя, которую Чондэ любил носить.
— Лет с восьми. Хотя не думаю, что время имеет значение. — Чонин сделал несколько глотков из чашки и поднялся. — Мне нужно идти.
— Я отвезу тебя.
— Незачем. Мне отсюда всего два квартала пройти. Выйдет даже быстрее, чем на машине.
Чондэ покачал головой и указал на повязку на колене поверх брюк.
— С такой ногой я тебя не отпущу. А у тебя ещё и сумка большая и наверняка тяжёлая.
Чонин не стал спорить, потому что колено по-прежнему ныло. Он мог бы идти достаточно быстро, но колено ему бы за это спасибо не сказало. На машине и впрямь удобнее, хотя дело не в удобстве. Чонин просто не хотел оставаться дольше в доме Чондэ и рядом с Чондэ. Стоило посмотреть на Чондэ и после наткнуться взглядом на белый рояль, как у Чонина в голове такое начиналось, что лучше уж уйти.
Не то чтобы Чонина пугали собственные фантазии, но вот некоторое неудобство они уж точно доставляли. К тому же, Чондэ одновременно жутко раздражал бесконечными мелкими придирками и навязчивой заботой. Что бы он там себе ни думал о талантах Чонина, всё равно его внимание выглядело… странным и несколько нелогичным. В конце концов, Чонин не погрешил против истины — он был не единственным отстающим учеником Чондэ. Были и такие, кто даже до уровня Чонина не дотягивал. На фоне этого внимание Чондэ именно к Чонину вызывало закономерное недоумение.
Кроме этого, Чонин никогда не умел принимать придирки от людей вокруг. Он сам был достаточно безжалостен к себе. И если он подмечал за собой что-то, что не нравилось, он сам это искоренял — указывать ему на подобные вещи со стороны просто не имело смысла. Его жутко бесила вот эта манера придираться именно к нему. Особенно на занятиях, когда другие могли сделать то же самое, но им ничего за это не было. А стоило проколоться Чонину — и пожалуйста — Чондэ щедро брызгал замечаниями с ударной дозой сарказма.
А ещё Чондэ напоминал собой частенько электровеник, раздражавший Чонина излишней суетливостью. Чонин не претендовал на лавры флегматика, но часто подвисал, прокручивая в голове тот или иной танец или фрагменты. Он был в танце и не желал, чтобы его отвлекали, да где уж там… Та бесцеремонность, с которой Чондэ напоминал о своём существовании, тоже Чонина выбешивала до известной степени, потому что он намеренно пытался забыть о Чондэ. Чондэ ведь не однокурсник, возможно, с нормальной ориентацией в пространстве и не только, старше на несколько лет и наделён некоторыми привилегиями в силу его статуса преподавателя. И с этим ничего нельзя поделать, пусть Чонину и хотелось. Даже пусть бы это был просто секс. На одну ночь. На белом рояле, на котором он уже мысленно разложил Чондэ в соблазнительных позах несколько раз, хотя изо всех сил старался не думать об этом.
Не думать не получалось. Когда Чонин видел одновременно Чондэ и белый рояль, картинки в голове появлялись непроизвольно и бесконтрольно. Наверное, просто гормоны, только Чонину от осознания этого легче не становилось. Ему просто следовало уйти. И поскорее. Потому что оставаться наедине с Чондэ было опасно. Либо гормоны окончательно взбунтуются, либо накроет бешенством из-за раздражающих придирок и вопросов. И первое, и второе одинаково паршиво.
“Надо найти девушку. Завтра же. И сразу отпустит”.
========== - 4 - ==========
Бета тащит котикам продолжение )
- 4 -
Не отпустило. А потом на занятии по вокалу Чонин едва со стула не навернулся, услышав внезапно шёпот возле уха:
— Дело есть. Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.
Чуть со стула Чонин не навернулся, потому что шёпот принадлежал Чанёлю, который учился на медиа-направлении и занятия у Ким Чондэ не посещал — крутился в другой группе и у другого преподавателя.
Удержав равновесие не без труда, Чонин сердито зашипел:
— Откуда ты тут взялся?
— Ким Чонин, как болтать без дела, так ты первый, а песни от тебя в жизни не допросишься. Коль уж ты так словоохотлив, может быть, выйдешь и покажешь всем, как надо петь эти две несчастные строчки, над которыми мы бьёмся уже четверть часа?
Все, как по команде, повернули головы к застывшему Чонину. Чондэ ещё и согнулся в шутливом поклоне, жестом предлагая Чонину встать и выйти к трибуне преподавателя.
— Чанёль, ты труп, — сквозь зубы буркнул Чонин и обречённо выполз из-за стола. Повязка сегодня была спрятана под брюками, но Чонин всё равно заметно прихрамывал, вызывая у прочих смешки. Ещё бы. У Чонина всегда всё было прекрасно на занятиях по вождению, но теперь из-за Чондэ он превратился на время в мишень для насмешек со стороны однокурсников. А Чонин ненавидел быть смешным в обычной жизни. Если уж быть смешным, то только на сцене.
Но увы. Чондэ обладал несомненным талантом выставлять его перед всеми в худшем свете.
С горем пополам Чонин едва слышно пропел несчастные две строчки, удостоился града замечаний со стороны Чондэ и немедленно воспользовался разрешением вернуться на место. Чанёль, разумеется, испарился к этому времени, зато Кёнсу всем телом пытался изобразить знак вопроса. Толку-то? Чонин понятия не имел, чего от него хотел Чанёль и зачем.
Занятие по вокалу вновь было последним, но удрать Чонин не успел. Не с его ногой. Чондэ захлопнул дверь у него перед носом и жестом попросил вернуться на место.
— Знаешь, у меня дома ты пел куда лучше, пусть и не идеально. Ты боишься быть услышанным, что ли? Мне пришло в голову, что у тебя боязнь сцены, только, как мне кажется, это не соответствует истине. В прошлом году ты ведь выступал на сцене, как остальные, и всё было нормально. То есть, ты нормально себя чувствуешь на сцене с танцем. Тогда почему не поёшь?
— Я не знаю, — глухо рыкнул Чонин, опасно близкий к состоянию “меня всё достало”. Безропотно сносить упрёки и унижения от человека, которого он хотел, было невыносимо. — Я же говорил — просто не могу.
— Но ты можешь.
Чонин молча поднялся, прихватив сумку, и опять двинулся к двери. Чондэ негромко позвал его по имени, но Чонин всё равно ушёл. Попытки Чондэ разобраться в нём подобными методами окончательно вывели его из себя.
Дома он наскоро перекусил и послонялся без дела немного. Поскольку никого не было, Чонин включил музыку и попробовал спеть что-нибудь. В первый раз вышло как обычно, но потом голос зазвучал увереннее. Немного поколебавшись, Чонин начал петь ту самую песню, которую они пели с Чондэ. Как он и думал, с третьей попытки справился на все сто. Поразмыслив немного, Чонин запустил музыку заново, прихватил микрофон и включил программу звукозаписи. И вот тут ничего не вышло. Стоило ему только подумать, что его голос записывается… всё. Он не мог петь. То есть, мог, конечно, но совсем не так, как следовало. Даже если получалось довольно сносно, всё равно по звучанию чувствовалось, насколько неуверенно он управляет голосом.
***
В пятницу распределяли задания для итоговых триместровых выступлений, а Чонин страдал на занятии по вокалу. Чондэ снова придирался, но Чонин почти не обращал на это внимания, потому что терялся в предположениях.
Конверт с его заданием оставался у господина Ча, курировавшего группу Чонина, а Чонин господина Ча не видел всю неделю из-за изменений в расписании. Ча Хагён вёл занятия по классическим танцам и дополнительные часы по танцевальным тренировкам, и уж господин Ча к Чонину не придирался. Чонин едва досидел до конца занятия по вокалу, намереваясь после сразу рвануть в танцзал и успеть перехватить господина Ча до его ухода.
— Ким Чонин, тебя учили задвигать стулья?
Чонин удивлённо вскинул голову. Он стоял не у своего стола и не трогал чужой стул, но Чондэ вменил ему в вину чужую небрежность и ждал, что он задвинет стул на место.
Плотно сжав губы, Чонин задвинул проклятый стул и вымелся из музыкального класса, чтобы поскорее распрощаться с Чондэ и добежать до танцзала на первом этаже, но его перехватил господин Ха.
— Твоя нога в порядке?
— Как видите.
— Ты уже получил задание?
— Ещё нет, как раз собираюсь за ним.
— Поспеши тогда, а то твой руководитель планировал уйти сегодня пораньше. — И господин Ха великодушно вручил Чонину новое расписание, где красовались родные и любимые часы занятий по танцам, а количество занятий по вокалу вернулось в норму.
Чонин поставил сумку на подоконник, запихнул туда расписание, сменил ботинки на кроссовки, набросил на плечи лёгкую куртку и галопом помчался в танцзал.
Дверь в раздевалку была распахнута, а вот дверь, ведущая из раздевалки в зал, оказалась прикрыта, хоть и неплотно. Чонин взялся за ручку, но распахнуть дверь не успел — замер, различив знакомый звучный голос, который уж точно не рассчитывал услышать в таком месте.
— …начинать с чего-то нужно. Я рассчитывал на твою помощь, ведь ты знаешь его дольше.
— Но я занимаюсь с ним только танцами. Чондэ, чего от меня-то ты хочешь? — Ча Хагён, судя по голосу, искренне недоумевал.
— Расскажи мне что-нибудь. Не думаю, что он боится сцены.
— Он, определённо, не боится сцены — он её обожает. — Хагён тихо засмеялся. — Пока он вообще единственный из моих студентов, кого сцена совершенно не смущает. Более того, он чувствует себя настолько свободно на сцене, что совершенно не задумывается о каких-либо рамках, как прочие. На сцене он очень смело выражает эмоции и чувствует себя как рыба в воде.
— Тогда я тем более не понимаю, почему он не может с той же лёгкостью петь.
— Потому что боится собственного голоса? — после долгой паузы предположил Хагён, и Чонин невольно сжал дверную ручку пальцами сильнее.
— В каком смысле? Как можно бояться своего голоса?
— Да как угодно. Чондэ, если тебе кажется странным и неестественным его нежелание петь, то, вполне возможно, это какой-то внутренний блок. Причины большинства таких блоков кроются в детстве. Ну вот до банального… может, кто-то когда-то ему что-то сказал по этому поводу. Сами слова и ситуация благополучно забылись, но некая внутренняя установка или разочарование остались, и они работают до сих пор на подсознательном уровне. Сейчас нет смысла искать эту причину и копаться в прошлом — это ничего не даст. Но можно опираться на саму суть произошедшего когда-то: в его способности петь усомнились или её осмеяли, вот травма и осталась. Это в том случае, если ты уверен, что он в самом деле может петь.
— Может. У него настолько красивый голос, что я буквально в него влюблён, а этот мелкий упрямый баран делает всё, чтобы не позволить никому насладиться его пением. Несправедливо. Я тут целую неделю бился, чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки. Но не сдвигается. Он даже разговаривать со мной не хочет. Мне кажется, он меня и на дух не выносит.
Хагён чем-то зашуршал так близко от входа, что Чонин едва не отшатнулся, но всё же остался на месте, сообразив, что Хагён не собирается выходить в раздевалку, а, скорее всего, надевает обычную обувь.
— Если ты постоянно делаешь ему замечания… чего ж ты хочешь?
— Но я же хочу помочь. Раз делаю замечания, значит, мне не всё равно.
— Чондэ, замечания разные бывают. Или ты думаешь, если он любит сцену, то любит внимание всегда, везде и во всём? И ты же преподавать не вчера начал. К любому человеку нужен свой подход. Сам видишь, что из-за замечаний он тебя сторонится. Значит, другой способ нужен.
— Тогда просто расскажи мне о нём — ты же руководишь его группой, знаешь его лучше.
Чонин напряжённо закусил губу в ожидании слов Ча Хагёна. Не то чтобы ему было так уж интересно, что там о нём думает руководитель, но немного любопытно… Точнее, любопытно было, каким он может предстать в глазах Чондэ со слов Хагёна.
— Я его не всю жизнь знаю. Ладно… Чонин очень спокойный, молчаливый. Часто кажется погружённым в себя. Надёжный. Если я что-то ему поручил, то всегда могу рассчитывать на то, что всё будет выполнено на все сто. Не знаю… вроде бы друзей у него не так много, но это логично — он много занимается. Ну и он из тех, кто вечно гонится за совершенством.