— Я вовсе не кричала, — возмущенно возразила Нянюшка. Она заметила Хью и инстинктивно сделала движение, будто собиралась защитить Триону от его взгляда. — Не смотрите на нее, вы, шельмец!
— Ваша подопечная может меня не опасаться.
Хью снял перчатки и отошел как можно дальше от них к камину, от которого исходило приятное тепло. Глядя на Кейтлин и Триону, сидящих рядом, Хью решил, что Кейтлин намного красивее. Черты ее лица были совершенны, а движения исполнены грации.
Но его взгляд приковала к себе именно Триона. Глаза светло-орехового цвета были опушены неправдоподобно длинными ресницами, а губы будто напрашивались на поцелуй. В то время как Кейтлин была настоящим произведением искусства, в Трионе чувствовалась земная притягательность, которая никого не может оставить равнодушным.
Она подняла бровь, будто спрашивая, почему он так пристально нанес смотрит. Он отвесил ей насмешливый поклон, вызвавший у нее румянец смущения. Триона отвела глаза. Теперь наконец он мог хорошенько рассмотреть ее и понял, что не ошибся. У нее была роскошная фигура, полная соблазнительных изгибов, высокая упругая грудь. Что и говорить, Триона Херст обладала женскими прелестями в избытке.
Лорд Галлоуэй вышел вперед и встал между Хью и Трионой.
— Милорд, — рявкнул пожилой джентльмен, и лицо его еще больше побагровело, — нам следует поговорить об этом прискорбном инциденте и о том, что нам сделать, чтобы исправить положение. — Он оглянулся на женщин: — Здесь мы говорить не можем. Подойдем к окну.
И, не позаботившись проверить, следует ли за ним Хью, лорд Галлоуэй направился в дальний конец гостиной.
Хью стиснул зубы. Он не привык, чтобы с ним разговаривали как с мальчишкой, стащившим из кухни пирог.
— Маклейн! — Лорд Галлоуэй повелительно повысил голос.
Хью почувствовал, что гнев его разгорается, и сжал кулаки. Снаружи налетел ветер, и от его внезапного порыва задребезжали двери и ставни на окнах уютной гостиницы. Лошади во дворе ветревоженно заржали.
— Господи! — воскликнула Нянюшка скрипучим голосом, глядя, как ветер швыряет хлопья снега в окна, а над головой трещит крытая сосновой дранкой крыша.
— Господи! — вторила ей испуганная леди Галлоуэй. — Что происходит?
Кейтлин обняла тетку, и глаза ее округлились от страха.
И только Триона оставалась спокойной и смотрела на него укоризненно, отчего мысли его смешались.
«Успокойся, Маклейн! От волнения все неприятности только усугубляются». Если не умерить свой гнев, он будет подпитывать ветер, и тот разбушуется не на шутку. От этого развалится дом, а деревья окажутся выкорчеванными с корнем. Реки и ручьи выйдут из берегов и затопят дороги, поля и деревни. Бурные воды сорвут амбары и дома с каменного фундамента и разбросают их как детские игрушки.
Как только ветер достигнет определенной силы, он обретет собственную волю и окажется способным убивать. Поэтому Маклейн попытался обуздать свой гнев. Легенда гласила, что если хотя бы один член семьи из одного поколения совершит доброе дело, то проклятию придет конец. Но пока что никому из них этого не удалось. И Хью гадал, есть ли в самом деле способ покончить с этим наваждением. Однако попытаться постигнуть суть древнего проклятия, якобы наложенного на семью таинственной белой ведьмой, было непросто: по истечении нескольких столетий трудно было отделить правду от мифа.
Ветер стучал в окна. Лорд Галлоуэй бросил опасливый взгляд на Хью, яростно сжавшего челюсти. За всю свою жизнь только раз тот позволил гневу одержать верх — когда умер его брат Каллум.
Но при виде последовавшего буйства стихий и разрушений он поклялся никогда больше не давать себе воли, особенно когда понял, что его гнев в отличие от гнева братьев таил в себе особую опасность. Но об этом, кроме него, знал только один человек.
Хью закрыл глаза и глубоко вздохнул, мысленно представив при этом небольшой вихрь. Он разжал ладонь, а потом с силой сжал. Его сердцебиение замедлилось, а в глазницах усилилось давление. Он сжал ладонь сильнее. Потом еще сильнее.
В висках у него отчаянно застучало, но он не обращал на это внимания.
Его мускулы заболели от напряжения, а на лбу выступила испарина.
И ветер за окном медленно стал стихать. Когда снаружи они услышали только легкое дыхание слабого ветерка, Хью разжал кулак и дал своим мускулам расслабиться. В голове у него шумело, а отчаянное напряжение сменила тошнота; он чувствовал себя полностью разбитым.
— Слава Богу, буря стихает! — выдохнула леди Галлоуэй.
— Конечно, — согласился лорд Галлоуэй. — Это всего лишь обычный порыв ветра, и ничего больше.
Он пристально посмотрел на Хью:
— Идемте, Маклейн, нам надо кое-что обсудить.
Хью проглотил готовую прорваться вспышку и подавил желание ответить резкостью. Он не мог позволить себе снова гневаться, потому что утихомирить ветер во второй раз у него бы не хватило сил. Он бросил на Триону быстрый взгляд, но она не сводила глаз с окна. Там играла поземка, завивая снежные вихри вокруг карет. Триона посмотрела на Хью, и по ее глазам было видно, что девушка убедилась в его тайных способностях.
«Она верит в силу проклятия». Это понимание удивило его и на мгновение почему-то успокоило. «Она верит, но не боится».
Если бы только он не чувствовал себя как выжатый лимон, то мог бы даже улыбнуться. Но колени его дрожали, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы не выказать слабость. Он повернулся, подошел к стоящему у окна стулу, и тут же рухнул на сиденье.
Лорд Галлоуэй смотрел на него хмуро, вне всякого сомнения, считая, что со стороны Хью было бы любезнее предложить сначала сесть человеку пожилому.
Хью указал на стул напротив своего:
— Милорд! Прошу вас.
Он потер виски. Ощущение было такое, что по его голове ритмично стучал дятел.
Лорд Галлоуэй сел и сурово воззрился на Хью.
— Вам придется за все ответить, сэр. Моя племянница оказалась скомпрометированной из-за вас.
— Я думал, что в карете ее сестра, иначе отвез бы леди Катриону обратно.
Хью хотел бы, чтобы его голос звучал спокойнее и увереннее.
— Как видите, этого не случилось. Триона невинна. Готов согласиться, что ее действия могли показаться необдуманными, но они были совершенно безобидными.
Казалось, Галлоуэй предполагал, что Хью станет возражать, и, пока от него ожидали ответа, принял воинственную позу.
Хью пожал плечами:
— Полностью с вами согласен.
Старик прищурился:
— Вы довольно долго пробыли в карете наедине с моей племянницей. И я должен спросить… — Галлоуэй наклонился к нему, понизив голос: — Вы прикасались к ней?
Разумеется, прикасался, но совсем не так, как воображал и опасался Галлоуэй. И все же, если бы Хью посмотрел на случившееся в карете трезво — как посадил Катриону себе на колени, как страстно целовал, — ответ был бы: «Да, черт возьми!»
Было просто позором, что он не позволил себе большего, если уж этой эскападе суждено было обойтись ему дороже, чем любая другая оплошность.
Галлоуэй нахмурился:
— Ваше молчание говорит само за себя.
Хью ответил ему пристальным взглядом, потом полузакрыл глаза, стараясь побороть боль, разрывавшую виски.
— Отлично. Я смею предположить худшее. Хотя ей двадцать три года, я все-таки несу ответственность за благополучие своей племянницы. Она еще девица, вы похитили невинную молодую леди! — Галлоуэй поджал губы.
— У меня не было такого намерения, уверяю вас.
— Но в ваши планы входило похитить ее сестру, а это было бы столь же бесчестно.
— Я хотел лишь напугать Кейтлин Херст, чтобы она оставила в покое моего брата. Она болтала о том, что попытается заманить его в ловушку и женить на себе. — Хью прямо встретил взгляд Галлоуэя: — Она не раз заявляла в присутствии свидетелей, что ни перед чем не остановится, чтобы достичь цели. Когда увидел светловолосую женщину в карете брата, я решил, что Триона — это Кейтлин. Любой на моем месте впал бы в такое заблуждение.
Лицо лорда Галлоуэя стало почти пурпурным:
— Кейтлин, возможно, имела подобное намерение, но ее сестра не должна за это расплачиваться. Триона была воспитана в любви и строгости. Осмелюсь сообщить, что за свою жизнь она не удалялась более чем на двадцать миль от усадьбы викария.
Хью поймал себя на том, что снова смотрит на нее. Она отвернулась, потому что с ней как раз заговорила сестра и лица их сразу стали серьезными.
— Девушки очень похожи одна на другую.
Галлоуэй проследил взглядом за Хью, и выражение лица пожилого джентльмена смягчилось.
— Они близнецы, но отличить их довольно легко, особенно когда находятся рядом.
— Но этого же не было.
— Это не важно. Вы не имели права пугать девушку всего лишь из-за нескольких ее дерзких слов.
— Кейтлин Херст с момента появления в Лондоне вела себя вызывающе. Кто-то должен был приструнить ее.
Галлоуэй поджал губы:
— Мы с ее теткой, так же как и Триона, пытались обуздать Кейтлин. Триона приехала в Лондон как раз для того, чтобы убедить сестру вести себя как подобает леди.
Чудесно! Девушка была невинна и добродетельна и имела благочестивых покровителей. Слово за слово его толкали к самому краю утеса.
Хью потер шею. Глаза его щипало. Они болели. Ничего сейчас он не желал больше, чем обещанной ему бутылки портвейна, а также мира и тишины в карете Александра. И чтобы ни одно обольстительное невинное существо не искушало его.
— Итак, Маклейн? — заговорил лорд Галлоуэй, и от его голоса смолкла беседа в другом конце гостиной. — Что вы намерены сказать по поводу своего поведения с моей племянницей?
Черт побери этого старого сводника! Он явно вел дело к единственно логичному концу — свадьбе. Но у Хью не было желания жениться. Однажды в прошлом он чуть не совершил подобную ошибку, и был готов пойти на любые жертвы, чтобы избежать ее теперь.
— Я извинюсь перед вашей племянницей за то, что причинил ей неудобство, но осмелюсь заметить, что никто не видел, как она вошла в мою карету, кроме ее няни. Если вы и леди Галлоуэй сопроводите ее назад в Лондон, это будет самым мудрым поступком.
Галлоуэй внезапно ощутил смущение и беспокойство:
— Хотел бы, чтобы это было так.
Хью, казалось, обрел надежду, но уже следующая фраза старого лорда дала ему понять, что он загнан в угол.
— Как только няня поняла, что Триона оказалась в вашей карете, она помчалась обратно в Лондон, чтобы сообщить об этом нам, а лорд и леди Колчестер и их дочь Кассандра находились в гостиной вместе с нами. Они проводили Кейтлин к нам по пути с Бонд-стрит.
— Черт возьми! Леди Колчестер — злостная сплетница.
— Согласен. Ко времени, когда мы вернемся в Лондон, всем уже будет известно, что произошло.
Вот, значит, как обстояло дело. Как бы Хью ни желал, чтобы все было иначе, он не мог не считаться с тем бесспорным и прискорбным фактом, что по его вине репутация Трионы Херст оказалась погубленной. Скрежеща зубами, Хью ответил:
— Завтра утром я приду к вам в дом, чтобы все уладить.
— Не смотрите на меня так сердито, милорд. Вы сами заварили эту кашу.
— Я всего лишь пытался защитить брата. За это я не намерен извиняться.
Лорд Галлоуэй сдвинул брови:
— Я много раз встречал Александра, милорд, и не могу представить, чтобы он нуждался в вашей защите.
Когда Хью открыл было рот, чтобы дать резкую отповедь, лорд Галлоуэй поднял руку.
— Сейчас меня ничуть не интересует мнение лорда Маклейна. — Он бросил взгляд на молчаливую группу женщин, потом отвернулся от них и добавил вполголоса, но очень убедительно: — У мисс Херст есть младшая сестра и несколько младших братьев. Вполне возможно, что и ее отец потеряет свое положение, если разразится скандал. Они все пострадают, если ее репутация не будет восстановлена немедленно.
Итак, Хью оказался ответственным за будущее счастье целой семьи. Не так ли?
В эту минуту ему очень захотелось двинуть кулаком в физиономию сэра Галлоуэя. И к черту светские приличия!
Галлоуэй выпрямился:
— Вам придется обратиться незамедлительно за особой лицензией на брак, а свадьба должна состояться не позже чем через три дня, начиная с сегодняшнего. Вы понимаете?
Хью скрестил руки на груди.
Старик сквозь зубы медленно произнес:
— Договорились. Жду вас завтра утром в девять.
Он поднялся со стула. Хью встал вслед за ним. Что ему оставалось делать? Вступить с ним в спор, препираться и отказаться действовать по его указке? Но в другом конце комнаты сидела печальная Триона, и ее сумрачный взгляд был обращен к нему.
— Итак, дело улажено. Желаю вам спокойной ночи.
Отдав неловкий поклон, лорд Галлоуэй направился к женщинам.
К облегчению Хью, хозяин гостиницы появился с долгожданными бутылками портвейна. Хью не хотел смотреть на Триону, пока хозяин наливал вино в его стакан.
Когда Хью потянулся за стаканом, хозяин заметил, что его остальные гости надевают дорожные плащи. Он повернулся, все еще держа в руке стакан со своим драгоценным портвейном:
— Уже собираетесь отбыть? Так скоро? Я собирался подать леди говядины и паштета…
— Упакуйте все это в корзинку, — поспешил распорядиться Галлоуэй. — Мы съедим по дороге.
Хью выхватил стакан с портвейном из рук хозяина и выпил, надеясь, что тепло вина поможет растопить холод в его груди.
Леди Галлоуэй окинула Хью ледяным взглядом, означавшим крайнюю степень возмущения, в то время как муж провожал к выходу ее и остальных.
У двери Триона остановилась:
— Лорд Хью, я хотела сказать…
— Триона! — окликнула ее леди Галлоуэй. — Я запрещаю тебе разговаривать с этим человеком!
— И я тоже, — согласилась с ней Кейтлин, окидывая Хью презрительным взглядом.
Во взгляде Трионы засверкал гнев, но заговорила она спокойно:
— А если я хочу с ним поговорить?
— Но он же сам дьявол, — попыталась ее урезонить Нянюшка.
— Триона, — строго обратился к ней дядя. — Мы сейчас же уезжаем.
Он попытался заставить ее выйти из комнаты, но она вырвалась. Лицо ее пылало негодованием.
Хью тотчас же распознал в ее поведении признак бунта, потому что и сам ощущал нечто подобное — отчаяние, смешанное с неистовым желанием сохранить свободу. Ему было жаль, что Триона Херст оказалась, по-видимому, в той же самой западне, что и он. Однако, как бы она ни бунтовала, спасения не было. Ее семья собиралась позаботиться об этом.
Внезапно Триона обратила к нему взгляд своих ореховых глаз:
— Маклейн, мой дядя не несет ответственности за мои действия. За них отвечаю я сама.
Лорд Галлоуэй легонько похлопал ее по плечу:
— Триона, Маклейн и я все уладим. Тебе не стоит ломать голову над процедурными мелочами.
Хью заметил на ее лице явное раздражение и что-то еще, чего пока не мог разгадать: не было ли это страхом?
В груди Хью возникла слабая надежда. Она, так же как и он, не хотела этого союза. Если она воспротивится…
Но нет. Возможно, он и сохранит свободу, но ее репутация все-таки будет загублена и пострадает вся ее семья. Хью не мог избавиться от чувства ответственности за все произошедшее. Он знал за собой много недостатков, но всегда считал себя порядочным человеком.
Теперь Триона стояла перед ним, и в ее темных глазах за стеклами очков можно было прочесть миллион чувств. Она сказала, понизив голос:
— Маклейн, я не позволю своему дяде втянуть вас в эту авантюру.
В ответ он лишь улыбнулся:
— Похоже, мне не требуется поддержка для того, чтобы совершить глупость. Я ухитрился сделать это без посторонней помощи.
— Триона! — окликнул девушку дядя.
Она скорчила гримаску, но не оглянулась:
— Мы оба виноваты. Вы были так же обеспокоены судьбой брата, как я — судьбой сестры. И ни один из нас не должен расплачиваться за совершенно очевидное недоразумение. Мы можем найти какой-нибудь иной способ выпутаться из этой истории, не жертвуя своей свободой.
Хью был тронут и одновременно раздражен, но теперь следовало высказаться прямо: