— Это имеет какое-нибудь значение, милый?
— Но если я объясню всю нашу операцию в деталях…
— Без документов? К тому же ты действительно отщипывал кое-что для себя, а? Если нет, то ты идиот, конечно. А мисс Фарнхэм не брала себе какие-нибудь пустячки? Почему ты так уверен? Но не о репортерах тебе надо беспокоиться…
— Что ты имеешь в виду?
— Милый Кирби, мир полон животных, которые с удовольствием поджарят тебя и мисс Фарнхэм на угольях ради одного процента от этой суммы. Так что мы нужны тебе больше прежнего.
— А?
— «Глорианна», милый. Не будь таким тупым. Или мы потихоньку увезем тебя, или мир разорвет несчастного Кирби Уинтера на куски, поверь мне. И вообще я не понимаю, почему мы должны тебе помогать после того трйка, который ты нам устроил. Коньки — ну и ну!
— Я просто проверял.
— Джозеф был вне себя от ярости, но я сказала — так ему и надо, недооценил тебя. Но я думаю, ты бы так не осторожничал, если бы Бетси не наговорила о нас ерунды.
— Но… вам же что-то нужно, я полагаю.
— Конечно, милый! Как это освежает — говорить обо всем открыто. Давай без игр, хорошо?
Думая о Бетси, он осторожно выбирал слова:
— Мне все же придется, наверное, принять какие-то меры предосторожности…
Ее глаза сузились, она сделала глубокий вдох и задержала дыхание.
— Значит, ты и в самом деле завладел…
— Чем завладел?
— Не притворяйтесь, мистер Уинтер. Можете сами себе все испортить.
Он пожал плечами.
— Эта вещь там же, где деньги?
— Какая вещь? Она топнула ногой.
— Не дури! Ты же понимаешь, все могло быть иначе. Я могла тебя усыпить — ты пил все, что я тебе давала. И мы отвезли бы тебя в такое место, где твоих криков никто не услышал бы. Джозеф не выносит таких вещей, а я очень даже выношу! И, пожалуй, получаю удовольствие, мой дорогой.
Она помолчала.
— Торговаться будем в море, Кирби.
— Может, я не захочу.
— Милый мальчик, я ведь не совсем дура. Если б ты не захотел заключить сделку, то не болтался бы сейчас здесь.
Когда Кирби вернулся в свою комнату, в холле было уже тихо.
В семь тридцать он стоял у двери Бетси. Она открыла и быстро впустила его.
— Боже милостивый, — тихо проговорила она. — За тобой никто не следил? Да нет уж, вряд ли за тобой следили…
Он расстегнул куртку и ремень гостиничной униформы и вытащил гостиничную подушку. Из-за щек достал матерчатые валики. Тяжело опустившись в кресло, сказал:
— Ко мне прислали толстого.
— Кто этот толстый?
— Официант. Я звонил из комнаты, где раньше жили молодожены.
— Из чьей комнаты?
— Я никого не бил с тринадцати лет. Он поставил поднос, повернулся — и бах. Я оставил в его руке пятьдесят долларов. Потом прошел сквозь них всех.
— Знаешь, расскажи все по порядку, с самого начала. — Хорошо. Хорошо. — И он рассказал.
— Значит, она показала наконец зубы, а?
— Боже мой, вот уж где я не хочу быть, так это на той яхте. И знаешь, очень трудно говорить с человеком, понятия не имея, о чем говоришь!
— По-моему, ты очень хорошо справился. Но что же получается? Сейчас она думает, что ты знаешь, за чем она гоняется. А ты и представления об этом не имеешь?
— Совершенно никакого.
— Вот какой расклад, я вижу, ей придется или быть чертовски хитрой, чтобы отнять это у тебя, или ужасно грубой, или заплатить тебе полную цену, или стать твоим партнером. Какого рода вещь вырисовывается из такого расклада?
— Ну, это какое-нибудь изобретение, больше мне ничего не приходит в голову.
— Я тоже так думаю. Много лет назад он действительно пытался изобретать всякие штуки. И вдруг разбогател. У него, наверно, появилось что-то такое, что действовало. Думаю, Шарла и Джозеф сами все это просчитали. Они могут и не знать в точности, что это. Но предполагают, что все записи содержатся в его личных бумагах.
— И они уверены, что уж я-то осведомлен полностью.
— Знаешь, сейчас было бы очень кстати, если бы ты смог прибрать эту штуку к рукам, Кирби.
Он закрыл глаза.
— Я уже на пределе. Все в мире думают, что я припрятал двадцать семь миллионов долларов, и все хотят завладеть этими деньгами. Только шесть человек знают, что я их раздал. Ты, я, Уилма, Уинтермор, Шарла и Джозеф. А Шарле я позволил думать, будто оставил кое-что себе. Но им нужно что-то еще, и я не знаю, что именно, и ты не знаешь — они, вероятно, не знают тоже.
— Остается Уилма, так ведь? Он открыл глаза.
— Она может знать?
— Да, она может располагать этой информацией, сама того не подозревая.
— Нужно к ней поехать.
Подумав, решили, что ехать лучше Бетси, потому что Кирби могли узнать на улице.
Проверив, заперта ли дверь, и выключив весь свет, Кирби Уинтер заполз на середину гигантской кровати. Подушка источала волнительное благоухание Бетси. Долго не мог уснуть, но потом сон ему привиделся дивный.
Из тьмы ночной неслышно появилась девушка, она нежно целовала его в губы, обнимала, он отвечал ей сначала робко, потом осмелел, как никогда не смог бы наяву… они слились в очень тесном объятии… Кирби затопил взрыв восхитительных ощущений… тут он и проснулся.
Рядом на подушке лежала голова.
— Ну-у-у… — прошептала девушка. — Ну, Берни, ты хорош. Обалдеть!
— Гм, — ответил Кирби, у которого сердце еще бешено колотилось.
— Суп-риз, суп-риз, а, милый? Хороший суп-риз?
— Гм.
— Сначала ключ никак не хотел открывать. Я уж думала, ты замок сменил. Да я б тебя убила, если бы ты устроил такой фокус Бонни Ли! Потом дверь открылась, и я потихоньку вошла сюда. Если б я нашла в постели две пары ног, Берни — мой мальчик, я бы тебе такое устроила!..
— Э.
— Ты не очень-то разговорчив с девушкой, по которой так скучал.
— Гм.
Она пробежалась пальцами по его верхней губе.
— Эй! Да ты сбрил усы! Интересно, как ты сейчас выглядишь, любовничек?
Она спрыгнула с кровати, и через несколько мгновений вспыхнул яркий верхний свет. Кирби закрыл глаза, потом чуть приоткрыл и, прищурившись, посмотрел на девушку.
Она стояла на коленях рядом и смотрела на него сверху вниз, загорелая, длинноногая, с огромными карими глазами. Рот сложился в букву О — от удивления. Груди были большие и тоже загорелые, с яркой белой полосой поперек. Белые вьющиеся волосы обрамляли тонкое ангельское лицо.
— Ты кто такой, сукин сын?! — завопил ангел. — Что это за фокусы? Глаза выколю!
— Не нужно!
— Почему? И за кого ты вообще меня принимаешь? Где Берни?
— Не знаю.
— Ты должен быть им, черт возьми!
— Мне об этом ничего не известно.
— Да за то, что ты отколол, мистер, надо взять ржавый нож и…
Он сел, наконец возмутившись.
— Да будь ты проклята, вот что я тебе скажу! Я крепко спал! Я не знал, кто ты, и сейчас не знаю.
У нее дернулся угол рта.
— Ты мог догадаться, что я девушка.
— Это я заметил!
— Не ори на меня, подлый тип! Ты проснулся, ты быстро проснулся, и мог бы сам сообразить, что если ты в кровати Берни, то, возможно, происходит какая-то ошибка. Но сказал ли ты хоть слово?
Он изумленно уставился на нее.
— Когда? И что я должен был сказать? Боже мой, девушка, это же примерно как потребовать от человека, падающего с крыши дома, чтобы он по пути завязал шнурки и завел часы.
У нее опять дернулся угол рта, она закрыла лицо руками и разрыдалась.
— Почему ты плачешь?
— Что ты со мной с-сделал. У меня никогда в жизни не было связи с человеком, которого я не з-знаю. А теперь я как ш-шлюха!..
— Тише ты, как бы тебя ни звали.
— Даже не знает моего имени! — завопила она. — Бонни Ли Бомонт, будь ты проклят!
— Меня зовут… — он заколебался, — э… Кирк Уиннер. И, знаешь, успокойся наконец. Ты думала, что я Берни, зачем же винить себя?
Она молчала несколько мгновений.
— Наверное, надо думать об этом так, как ты говоришь. Ладно. Так как тебя зовут, ты сказал?
— Кирк Уиннер.
— Друг Берни? — Друг друга.
— Тоже на телевидении?
— Нет.
— Женатый?
— Нет.
Она склонила голову набок.
— А ты неплохо смотришься вообще-то.
— Сколько тебе лет, Бонни Ли?
— Двадцать — почти.
— Боже милостивый, живешь с родителями?
— Ну, ты скажешь! Они у меня фермерствуют в Южной Каролине, а я сбежала в четырнадцать лет на конкурс красоты, сказала, что мне шестнадцать, места не заняла, конечно, но не пропала, была один раз замужем, быстро его бросила, он играл на кларнете и пил, сейчас я в одном заведении в Северном Майами, пою и немного стриптиза, но не до конца, и еще играю на барабанах бонго, у меня есть машина…
Кирби улыбнулся. У него было легко на душе.
Звонил телефон. Он звонил долго, вырывая Кирби из глубин сна. В комнате было уже довольно светло — солнце пробивалось во все щели. Рядом на подушке лежала изящная головка Бонни Ли. Кирби чуть покраснел, вспомнив, какими жаркими объятиями кончились их ночные разговоры. Засыпая, Бонни Ли пробормотала, что, кажется, начинает в него влюбляться…
А телефон все звонил. Это, конечно, Бетси Олден, подумал Кирби, потому что любой другой давно бы сдался. Вздохнув, он поднял трубку.
— Да?
— Доброе утро, Кирби, — послышался переливчатый баритон Джозефа.
— Э… как?..
— Вы очень плохо себя вели в последнее время, Кирби. Но все будет прощено, если теперь вы станете с нами сотрудничать. У вас масса неприятностей, знаете ли. Зверское нападение на официанта было большой глупостью, конечно. Но это показывает, что у вас есть некоторые способности, так что вы сможете добраться до «Глорианны» без происшествий. Слушайте внимательно, мой мальчик. Она стоит в Бискэйнской гавани, пирс Е. Пожалуйста, будьте на борту не позже десяти.
— А сейчас сколько?
— Двадцать минут восьмого. Времени вам хватит.
— Но я не…
— Бетси, знаете ли, очень глупый, упрямый, эмоциональный ребенок. Она пыталась быть хитрой. Сейчас, должен сказать, она уже неспособна говорить связно — так повлиял на нее наш допрос. Хочу поздравить вас с тем, что вы не доверились ей полностью, ибо она сгорала от желания все нам рассказать. В частности, где мы можем найти вас. И мисс Фарнхэм — она тоже скрывается, как и вы, но Бетси быстро ее выследила. Оказывается, брат спрятал ее в доме отсутствующего коллеги, Сансет Уэй, два — десять. А полиции он солгал. Шарла очень хочет поговорить с мисс Фарнхэм, и скоро ее сюда привезут. Но мы не станем задавать ей утомительных вопросов до, скажем, десяти часов.
— Что вы пытаетесь…
— Я побуждаю вас присоединиться к нам, старина. Я рассчитываю па ваше чувство ответственности по отношению к Бетси. И вашу сентиментальность, наверное. Бетси не приспособлена для такого обращения, знаете ли. Так что мы вас ждем, Кирби.