— Кира получала пятьдесят тысяч за предсказание. Я видел распечатку с карточки.
Повисшая тишина подсказывала, что теперь ошеломлён Михаил Петрович.
Кира, которой пришлось здесь снять перчатки — слишком жарко для них, напряжённо вслушивалась, изумлённая и даже испуганная. Пятьсот тысяч за предсказание! Вспомнить только, что она четыре раза входила в комнату с зеркалом с вопросами от банкира… Она нервно сжала руки: да с такими деньгами она давно бы сбежала от всех, кто в последнее время заставлял её смотреть в зеркало!
— Ничего себе… — прошептал рядом не менее изумлённый Дмитрий. И тихо рассмеялся: — Кира, да ты у нас богатая невеста…
Далее Тим и Михаил Петрович начали негромко и активно обговаривать, на чью именно карточку пересылал эту сумму банкир, полагая, что пересылает предсказательнице. А Дмитрий, так и сидевший рядом, тихонько сказал, что зря они не спросили у директора холдинга, сколько пересылал он. Кира же молчала, ошеломлённая, и пока думала лишь об одном: неужели те двое, а затем трое грели руки на этих деньгах? Но как? Каким образом они это сделали?
Немного придя в себя, она снова прислушалась к разговору Тима и Михаила Петровича. Беседа, как обнаружилась, шла уже довольно миролюбивая — по интонациях разговаривающих. Но вникнуть в смысл этой беседы для Киры оказалось тяжело. Она хмурила брови, вслушивалась изо всех сил, но ничего не понимала в тех терминах, которые то и дело мелькали в речи оживлённых собеседников. Хуже того: чуть позже (Кира даже не поняла, кто именно начал) оба перешли на английский язык!
Не выдержав, Кира прошептала:
— Дмитрий, ты понимаешь, о чём они говорят?
— Кира, спасибо, — прошептал тот в ответ. — Я думал, что один здесь такой бестолковый. — И спохватился. — Извини, не хотел обидеть. Английский я знаю, но не в терминах экономики.
Она в ответ пожала его руку, с локтя которой из какого-то страха и нежелания чувствовать себя беспомощной до сих пор не убрала ладони. Но конец беседы, когда двое перешли снова на русский язык, и Дмитрий, И Кира всё же поняли. Тим и Михаил Петрович договорились о какой-то банковской операции, в которую Тим решил вложить некую сумму. Напряжённо вслушиваясь, Кира, которую Дмитрий вывел в секретарский «предбанник», поняла, что банкир самолично провожает Тима до двери, причём, судя по прорвавшимся эмоциям, он уговаривает его приезжать почаще — пообщаться по-дружески.
Когда девушку доставили в машину, где Тим снова оказался рядом, она молчала, очень озадаченная. Впрочем, вместо неё заговорил Дмитрий.
— Тим, ты так глубоко разбираешься в финансовых… — Дмитрий озадаченно замолчал, видимо, не зная, какое слово лучше использовать. — Ну, в финансовых операциях? Или как там это называется?
— Так и называется, — неохотно сказал Тим. — Разбираюсь не очень глубоко, если честно. Чаще импровизирую.
— Впечатление от вашего с этим человеком разговора было однозначным, — удивлённо сказал врач. — У меня во всяком случае. Да и у этого Михаила Петровича тоже. Мне показалось, он считает тебя финансовым гением.
Тим чуть фыркнул и ладонью на плечо слегка прислонил к себе Киру.
— Как насчёт пообедать где-нибудь?
— Не отказался бы, — признался Дмитрий. — Чувствую себя так, будто провёл операцию, которая потом будет сниться в страшном сне.
— Тогда сворачивай — за углом неплохой ресторанчик.
— Но как в ресторане буду я? — медленно спросила Кира, пальцем в перчатке проводя по верхнему краю своих очков.
— Не бойся. Здесь хорошая система кабинетов, — отозвался Тим. — Попросим убрать зеркала в одном из них.
— Ты здесь уже бывал?
— Угу.
Их и в самом деле после небольшой заминки проводили в закрытый кабинет, где Дмитрий помог Кире освободиться от повязки на глазах. Растирая кожу вокруг глаз, девушка с внезапной грустью подумала, что выглядит наверняка не самым лучшим образом: кожа, кажется, здорово сморщилась за часы, пока её стягивала повязка. А потом мрачно решила: возможно, и Тиму всё равно, как она выглядит. Так что кукситься зря?
— Чего злишься? — бесцеремонно спросил Тим, за небольшим круглым столом севший напротив.
А Дмитрий с любопытством заглянул в её глаза.
— Я не злюсь, — как можно спокойней ответила она. — Мне хочется домой. Здесь надо быть… — она подумала, — в форме, а дом хорош тем, что можно расслабиться.
— Согласен, — ухмыльнулся Тим. И добавил вредным голосом: — Насчёт — домой.
Когда она сообразила, какой смысл он вкладывает в её выраженное вслух желание: «Хочется домой», она не смогла быстро и ярко отреагировать. Слишком устала от напряжения, в котором держалась уже несколько часов. Только мельком глянула в его пронизывающие глаза и снова опустила взгляд на тарелку, заглушив вздох.
Но руки удержать не смогла. Вилка продребезжала по краю тарелки, и Кира просто опустила вилку и схватилась за бокал с соком. Успела увидеть, как Дмитрий отвёл взгляд от судорожно плещущейся в бокале жидкости, как Тим вскинул бровь на её дрожащие руки. Поднятый бокал опустила, но пальцев с его ножки не убрала. Не поднимая глаз, сказала, стараясь быть бесстрастной:
— Мне всё равно, в сущности. Домой — так домой. Но ещё лучше — забиться в какую-нибудь нору, где темно и тихо. Да, я слабая. Да, я устала. Кто попробовал с завязанными глазами пройти хотя бы с час, пусть и с помощью, тот бы меня понял.
— Кира, успокойся.
— Я спокойна, как танк. — Она опустила руки на колени, чтобы мужчины не смотрели, как трясутся пальцы.
— Что тебя тревожит? — бросил Тим.
— Твои слова. Про то, что тот, который директор, сделает попытку снова заставить меня… А этот? Банкир? Ты так здорово говорил с ним! — Кира попыталась произнести это с сарказмом. — Вы, кажется, даже подружились… Смог предложить ему что-то выгодное, не так ли? А что со мной? Уж прости, Тим, вынуждена быть эгоисткой, но мне до ужаса интересно: будет ли меня этот банкир преследовать, или как? Он же пообещал встречный иск подать, не так ли?
— Кира…
— И что мне теперь делать? Всю жизнь прятаться от зеркал, а теперь ещё и от этого… Михаила Петровича, с которым ты так любезно общался? От тех прихлебателей, как ты их назвал, которых натравит на меня…
— Кира!..
— Знаешь, чего мне хочется больше всего на свете? — Вздрагивая от бушующего внутри азарта, странного, подталкивающего её делать невероятные поступки, мало того — делать назло всему, девушка уставилась в суженные глаза Тима. — Знаешь? Нет? Мне хочется выйти в общий зал и… И посмотреть, долго ли я продержусь. А что? Любопытная идея… Пусти меня!!
Тим внезапно оказался рядом, резко взял её за плечи, подняв с места, и жёстко встряхнул — так, что она чуть язык не прикусила. А он всё смотрел ей в глаза, и Кира даже в поднимающейся истерике почуяла, что происходит нечто странное: она смотрит на него и не может отвести взгляда, погружаясь в податливую и пронзительную глубину голубых глаз, которая всё расширяется и расширяется, будто впитывая её в себя… Время мягко перелистнуло страницы, и девушка пришла в себя. И не поняла. Ногами до пола она не доставала, висела на обнявшем её Тиме, как маленький ребёнок, сама обхватив его за шею, подбородком на его плече. Дмитрия рядом не было.
— А где он? — прошептала Кира.
— Я попросил его выйти, — тоже шёпотом отозвался Тим.
— Стыдно-то как… Прости, Тим.
— Прощаю. Я не сообразил, что лучше не оставаться в городе.
— Обед вам испортила…
— Кира, заткнись. Проревёшься дома, ясно?
— Ясно…
Вернулся невозмутимый Дмитрий, помог ей снова надеть повязку на глаза. Киру вывели из кабинета, а потом из ресторана. На обратном пути, выдохшаяся, она спала на плече Тима, а тот не то чтобы не возражал, но ещё и поддерживал её голову на своём плече. Когда Леонтий открыл ворота во двор дома, Кира даже не стала дожидаться, когда машина встанет на месте: открыла дверцу, вывалилась ногами в снег, благо скорости-то уже пшик, и помчалась со всех ног к двери в дом, сдирая на бегу повязку, запутавшуюся в волосах.
Слава Богу, в холле тёти Сони не было!
Кира пробежала весь холл и кинулась к лестнице.
— Кира!
От Тимова оклика она вздрогнула так, что чуть не подвернула ногу, оступившись на лестнице, но не остановилась — побежала по ступенькам в комнату. Быстро хлопнула дверью, сбросила сапоги, содрала с себя шубку и одежду, быстро накинула домашние штаны и куртку и с ногами забралась на кровать. Посидев, вспомнила и накинула на себя одеяло. Стало не теплей, но уютней. Нора… С испугом Кира подумала, что превращается в истеричку… Может, начать пить успокаивающие лекарства? Попросить Дмитрия выписать что-нибудь? Посильней?
Стук в дверь. Девушку передёрнуло. Объясняться с Тимом… Держаться в напряжении и не допускать прорваться слезам… Да что ж такое…
— Кирочка! — с огромным изумлением услышала она голос тёти Сони. — Зайду?
— Да! — крикнула она.
Дверь открылась. Кира во все глаза пригляделась к пространству за спиной старушки. Нет. Никого. Только одна тётя Соня. Старушка торжествующе приподняла магазинный пакет, толстый от набитых в него мотков пряжи (высовывались поверх — разглядела девушка), и весело сказала:
— А я как услышала, что приехали, так и думаю: надо бы подняться и Кирочке отдать наши тайные покупки-то. Леонтий-то видел, как я покупала, да не думаю, что он понял, что к чему. Ну, как? Посмотришь? Или сначала отдохнёшь?
— Отдохну сначала, тётя Соня, — с облегчением сказала Кира. — Потом посмотрю, что вы там накупили.
— Ну, отдыхай. В одеяло закуталась… Я тебе сейчас тёплого молочка ещё принесу — оно, говорят, успокаивает. Да мёду туда положу ложечку — а то слышала, что в городе сейчас простуд полно. Ну, сиди давай. Сейчас принесу. А сумку-то вот сюда поставлю. — И тётя Соня нагнулась рядом со шкафом, после чего вышла, что-то хлопотливо бормоча.
Дверь она за собой закрыла, за что Кира была ей очень благодарна.
До появления старушки Кира чувствовала себя пыльной слежавшейся травой, а сейчас на неё словно пролился благодатный дождь в лице тёти Сони. Старушечья воркотня и радость при виде вернувшихся оказали на девушку странное действие. Тяжёлые, с трудом открываемые веки теперь стали лёгкими. Кире захотелось немедленно посмотреть, что же там, в сумке. Она откинула одеяло и слетела с кровати к шкафу. Поставила сумку на постель, снова залезла прислониться спиной к стене и заглянула в сумку. Вывалила покупки на покрывало и замерла. Губы постепенно раздвигались в дурацкой усмешке… Когда вернулась тётя Соня с чашкой молока, Кира уже задумчиво перебирала пряжу. Подняла голову и сказала:
— Тётя Соня, а вы знаете, что в Америке все поголовно вяжут? Ну, чтобы успокоиться… Даже мужики…
— И что — мужики? — скептически переспросила старушка. — У моей сестры в деревне чтобы мужик не вязал — такого нет. Все умеют, да не то что на двух спицах… Носки или варежки — на пяти спицах только так вяжут. А ты — успокаиваться. Ну, ладно. Мешать не буду, отдыхай, только молока попей — остынет.
Когда тётя Соня ушла, Кира повесила одежду на «плечики», запихала пряжу и спицы в шкаф, на нижнюю полку, и снова замерла на кровати. «Надо взяться за себя и прекратить психовать. Иначе…» Сердце вздрогнуло — и она машинально уставилась на дверь. Послышались шаги или нет?
Двойной стук. Пауза. Дверь открылась.
— Чё не спишь? — сказал Тим. — Пришёл проведать. Ты как?
— Нормально, — насторожённо отозвалась Кира. Помолчала и спросила в лоб: — Боишься, что ненормальная?
— Неа, — сказал он и привычно прислонился к дверному косяку. — Боялся бы нормальной. Это хорошо, что ненормальная. Мне такая нужна.
Посмотрел на неё, усмехнувшись, и вышел. Дверь закрыл плотно.
Кира успокоила зачастившее дыхание и сердито решила: «Значит, вот как? Ненормальная ему нужна? Ну, погоди, я тебе устрою тут игрушку в жениха и невесту…»
Решение было таким последовательным, что к вечеру Кира довязала шарф — первую из задуманных вещей. Торжествуя и сама ухмыляясь, заинтересованно размышляя, какой будет реакция Тима на слова: «Я невеста. Что мне полагается за подарок жениху?», она спустилась в холл перед ужином и прошла по коридору к комнате Тима. Та располагалась рядом с кабинетом. Дверь оказалась слегка приоткрыта, и Кира, смеясь про себя (у-у, ещё одна жена Синей Бороды), решилась потихоньку заглянуть в неё.
Тим, стоя спиной к входной двери, переодевался. Он стоял в джинсах и спокойно распрямлял рукава рубахи, прежде чем её надеть. Но Кира, с лица которой медленно исчезала улыбка, прикипела глазами не к рубахе. Странная толстая линия на его плече внезапно преобразилась в тягучее тело огромной змеи, которая скалилась на Киру громадной пастью, еле уместившейся между лопатками Тима.
Только добежав до лестницы и переведя дух, Кира поняла, что видела тату.
13
Какое сладкое мгновение — в объятиях мужчины утешение…
…и вкус этих губ, чуть пряный, пьянящий, нежность слов, приглушённо-шелестящих, прикосновений, властно-утешающих, и поцелуев, страхи забирающих…
Иля
Шарф…
Уже медленно поднимаясь по лестнице — прятать в своей комнате связанный для Тима шарф (что-то его тату перебило всё желание дарить ему вещичку), Кира видела перед глазами рисунок змеиной головы. Сначала она поняла, почему змея напугала её. Тим, одеваясь, двигал лопатками, и Кире показалось, что змея настоящая. А ближе к двери в комнату девушка поняла, что уже слегка улыбается. Неизвестно, что за рисунок заказывал наколоть себе Тим, но глаза змеище он явно велел сделать, как у себя. Сощуренные и пронзительно-голубые — на фоне тусклого зеленовато-золотистого цвета чешуи. «Простреливающие» того, кто смотрит на змею в упор. Кира далее вспомнила, что змея не просто спустила голову с плеча Тима, но и дважды обвила его худощавое, жилистое тело.
Шарф.
Сев в кресло, однажды принесённое Тимом, да так и оставленное в её комнате, Кира вертела шарфик в руках и размышляла уже о другом. Шарф она вязала так лихорадочно, что у самой сказалось впечатление: она выпускает скопившийся адреналин. Хм… А может, она и не нервничала бы, живя у Тима? Если бы постоянно чем-то занималась, а не маялась дурью, как пару раз говаривала тётя Соня — правда, не про Киру, а про кого-то другого… Кстати, о старушке. Она ведь скоро придёт звать тех, кто опаздывает к ужину.
Девушка сунула шарф под подушку и встала.
Существуют две опасности. Зеркала и те прихлебатели, про которых Тим сказал, что они снова попробуют заставить её посмотреть в зеркала. Но из дома-то её не похитят? И посёлок защищён. Значит, пора прекратить сидеть сложа руки и ныть по поводу и без. Несколько дней назад Кира с удовольствием поработала в библиотеке, расставляя книги по-своему и отмывая полки. Теперь пора осмотреть дом заново и приглядеться, что в нём требует её внимания.
Шарф…
Она сердито взглянула на подушку. С чего мысль о нём так и лезет в её голову?! Ну связала! И что?.. Она сунула руку под подушку — и застыла, цапнув шерстяное, но так и не вытащив. До крови прикусила губу… Зеленоватая змея на теле Тима… Чтобы связать шарф потолще, Кира взяла нитку тёмно-зелёного, болотного цвета, соединила её с жёлтой. Смешала цвета, потому что думалось о тёплом цвете лета. А в середину для контраста и рисунка пустила в те же два сложения голубую нить.
Она медленно разогнулась, вытаскивая смятый шарф. Шарф цвета змеи.
Голова пустая. То есть абсолютно. Как она, Кира, догадалась… И догадалась ли… Почему она решила, что ему понравится именно этот цвет?
Вздрогнула, когда показалось — за дверью кто-то поднимается к ней. Наверное, идут звать на ужин… Кира быстро встала, сложила шарф и подошла к шкафу. Осторожно отодвинула дверцу, на которой всё ещё висело покрывало, прячущее зеркало, и положила вещь на полку. Нет, лучше в следующий раз не совать нос куда не надо. Меньше знаешь — лучше спишь. А шарф она Тиму отдаст после ужина и без всяких вопросов. Может, он и не заметит, что он того же цвета, что его татушка.